Бычков Александр Владимирович

Родился я за год до начала Отечественной войны, 4 марта 1940 года в городе Алма-Ате в семье русских интеллигентов, недавних москвичей.

Раннее детство – обычное для того времени: война, эвакуация (Сибирь, Дальний Восток), возвращение. Нам повезло, потому что отец остался жив.

Помню первые голодные годы, в очередях за хлебом стояли сутками, падали в обмороку. Удивительно, но вместе с тем была огромная, детская,

заполняющая всё, вера в счастливое будущее...

Учился я примерно, однако, кажется, школа меня сильно не притягивала. Уже к восьмому классу все свободное время я проводил в разнообразных кружках городского Дома пионеров:

двух спортивных, шахматном и, конечно же – русских народных инструментов. Дома на стене висела старая, растрескавшаяся отцовская СЕМИСТРУННАЯ гитара.

Иногда, при гостях, отец брал её руки. В наш оркестр народных инструментов гитара почему-то не входила, но не было секрета в том, что именно она собрала нас в этот кружок.

Премудрости игры осваивали сами, показывая друг другу где-то услышанные или подсмотренные "ходы" на таинственном широком грифе.

И естественно, по вечерам во дворах – напевали. Это были популярные во все времена, полузапретные блатные и цыганские мелодии, несложные романсы, песни эмигрантов

– Петра Лещенко, Вертинского и др. Я уже тайком "пописывал" стишки в альбом, ещё не думал, что понравившееся стихотворение можно попробовать "рассказать под гитару".

Впрочем, взрослел я стремительно, и скоро другие интересы меня закружили на долгие годы.

Осень 59-го. Я – студент Московского архитектурного института, того, который когда-то закончил отец.

Москва того периода – это Окуджава. Казалось, он всюду: в общежитии, в институте, на улицах. Уже появились громоздкие бытовые магнитофоны.

Загадочное "...а шарик летит..." сводило с ума, оставляло в душе что-то щемящее, недосказанное. Хотелось еще. Все это было... как первый глоток СВОБОДЫ.

Вообще, Москва начала шестидесятых – тема особенная. Конечно же, студенты занимались своим основным делом – грызли гранит науки.

Но были ещё и удивительные стихи на импровизированных вечерах у памятника Маяковскому, когда рядом стояли общие кумиры: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина.

Были бесконечные споры и шумные студенческие сходки с гитарой от зари до зари. Недостатка в песнях не было, движение бардов набирало силу.Была любовь...

В 1963 г. я женился и на следующий год у нас родился сын. Эти грандиозные события определили мою дальнейшую судьбу.

Еще через год я навсегда связал свою жизнь с городом на Неве. Начиналась совсем новая – непростая профессиональная и семейная жизнь.

Но работа — работой, семья – семьёй, а молодость брала свое. По-прежнему тянуло "...за туманом..." Появился круг единомышленников, влюбленных в ПЕСНЮ.

Были походы – близкие и далекие, было много других придумок. Звуки гитары не отпускали, сопровождали всюду. Гитара требовала разговаривать с ней, доверять ей свои тайны.

В период 1968 – 1975 гг. я имел счастливую возможность посещать вечера ПЕСНИ в клубе "ВОСТОК", объединяющем все бардовское движение Ленинграда.

Кажется, на двух вечерах я выступал со своими песнями. В 1972 г. у нас родилась дочь. Но это совсем другая история...

Информация взята из книги "Берег надежд" — песни ленинградских авторов 1950-1960-е годы". "Бояныч", СПб, 2002

Редакция: Сергей Матвеенко