(Текст предоставил: Вадим Певзнер)
(Текст предоставил: Вадим Певзнер) |
Певзнер Вадим |
Вадим Певзнер ты присядешь в никольском подворье просвистев вдоль по синей аллее но как шапка алеет на воре все внутри у тебя сатанеет сатанеет от беглого солнца от тончайшего белого пуха от того как слепая старуха перекрестит тебя из оконца от того что здесь можно оглохнуть очуметь от скандалов в трамвае опупеть одуреть да издохнуть от хибар хипарей и сараев а ты сядешь в никольском подворье и запишешь на белой полоске номеруя цифирями сноски все в химически чистом миноре мимо четко печатая точки каблучком неночного печальства проскользит миллионная дочка а в глазах у нее генеральство и сухая костлявая дама с попугаем в уродливой клетке проплывет как торец нотердама в наших снах с димедрольной таблетки обретя положение сидя не посмев положение лежа все прощая и всех ненавидя дама вымолвит боже мой боже и покрывшись гусиною кожей приструнив непослушную клетку вышиваньем займется газеткой изподлобья глядя на прохожих надоест и вдова или дева оторвавшись от книги и пяльцев цепко сунет костлявые пальцы белой змейкой к зеленому чреву после скажет ему дай поглажу сунет пальцы и ласково дунет попугай изловчится и клюнет а потом его больно накажут за породу лишенный свободы обреченный на вечное просо попугай иудейской породы с безнадежно неправильным носом зеленея от грусти и злости будет долго раскачивать носом раскидав надоевшие горсти бестолково-унылого проса но за день до апокрифа тверди придет час и минута в минутку попугай превратится в голубку в сизо-грязного голубя смерти и взлетит голубочек никольский оторвав свое тело от тела городских черноземов как скользкий отрываем мы взгляд от дебелой от дебелой чумной поварихи в диетическом сне общепита когда шваркнет она дермовихи мол берите родные и жрите и взлетит голубок и раздавит сизой грудью грунтованный воздух выбивая из набрежной гвозди задевая за выступы зданий и от взмаха седеющих перьев расплескается пух тополиный и лишившись доверья деревьев улетит в голубые долины улетит и уверенный в чуде возвратится грозою весенней а в никольском саду в воскресенье воскресенья майтрейи не будет но захлопнутся пасти мостовы фонари заменяя крестами и нева под крестами лилово белоночье свое наверстает и в уснувшем никольском подворье не вспугнув попугайную стаю заполощется синее взморье и растает растает растает и внезапно над белою тьмою над брелоками белого хлеба над невой над крестовской тюрьмою залоснится кристальное небо в этом небе без облачных бликов ни звезды ни пылинки ни точки только вымя старушечьих ликов попугай с генеральскою дочкой только город замученный астмой проштормленный шипением суши обреченный на старческий насморк на железом зажатые уши а потом в этом некогда небе не найдется и корочки хлеба только небо и серое небо только небо и небо и небо (Лето 1980)
|
|