(Текст предоставил: Андрей Ширяев) |
Ширяев Андрей |
Андрей Ширяев I Ни слова, ни боли, ни искры, ни искренней лжи для странного этого черного на развороте страниц, где одно только слово "пустыня" лежит, стократно, барханно умножено. Тянущей ноте не столько дано выковыривать душу из-под обглоданных ребер, обтянутых фирменным хлопком, но, паче сомнений, глотком контрабандного мокко тянуть, стимулировать, близить грядущий исход. II Какое-то небо нездешнее с тощей звездой меж парой сферических лун, отражЈнных в канале; канал, словно червь, передавленный чьей-то пятой, спешащей добраться до храма чужих вакханалий; вакханка, чье тело - живая слепящая ртуть, тревожит и травит дурманной тоской испарений сладчайших и страшных. И не удержавшийся в крене не сможет поверхности сна от себя оттолкнуть. III Но сон, как и явь - состояние жизни; вполне возможно, что смерти из них максимально подвластна вторая, а именно - явь. Разрушенье во сне всегда предпочтительно, так как всегда безопасно. И только во сне эту чашу прекрасного рта, до края налитую терпким бальзамом иль ядом, к губам подношу, как известный герой "Илиады", а, может, и автор, ослепший, не помню - когда. IV Остатками зренья уродец, подобье совы, являя собой наихудший пример благородства, уверит вас в мысли, что правы, конечно же, вы, и сгинет в пространстве на грани распада и скотства. И что там ему в изолгавшейся вязкой ночи приснится, привидится, встретится, станет расплатой за хриплые звуки иссохших мелодий разлада, за внутренний холод, который - лечи не лечи - V не вытравишь ни алкоголем, ни теплой рукой, свершающей пассы вблизи спазматической мышцы. Игрушечный заяц, набитый сопревшей трухой, напротив пластмассовой куклы, забывшей умыться, не менее страшен, напыщен и попросту глуп, чем этот сентябрь в обрамлении Черного моря, платанов и дам, увлеченных подсчетом калорий в моркови на ужин, во мне и в луне на углу. 15.09-5.10. 1990, Одесса