|
Горяйнов Олег |
Олег Горяйнов Увы, у всех у нас, искони и поныне, оставленных судьбой стеречь родную речь, болтается ядро на тощей пуповине, и никаким мечом его не пересечь... Жил у меня здесь друг. Бывало, после баньки мы мчали в гастроном веселою волной. С гитарой и вином заваливались к Таньке. Я оставался. Он отчаливал домой. О, там его ждала серьезная причина, он к ней спешил затем, чтоб снова доказать, что он, ядрёна мать, ответственный мужчина, увы, не помогло. Увы, ядрёна мать. Она ушла, изъяв ребёнка и квартиру. Он плакал, поливал словами потолок: - Что наша жизнь? - сортир! Мы ходим по сортиру! Я возражал, но быть услышанным не мог. И я не возражал. Я отзывался: - Да уж... конечно, не театр. За что ж тебя - взашей?.. Мы пили у меня. Танюха вышла замуж, устав мою лапшу соскрёбывать с ушей. Ах, не был он бойцом, и не был он отважен. - Я б принял всё как есть,- кричал он, взяв стопарь,- когда бы не был так бессовестно загажен сортир моей любви, когдатошний алтарь! Хоть строй капитализм, хоть спи с Эдитой Пьехой, ты всё одно в дерьме! Я лучше застрелюсь! - Зачем стреляться, друг,- сказал я,- ты уехай. Ну, в смысле, уезжай куда-нибудь, клянусь. Растаяли снега. Зазеленели травы, заблеяли стада, нагуливая жир. Раскрыли все врата великия державы зелёный прокурор и розовый ОВИР. И, карту дальних стран обследовав сквозь пальцы, отправился мой друг в большой и светлый мир, куда-нибудь туда, где умные швейцарцы отмыли для него общественный сортир.
|
|