Суздаль

                  Всеслав Дьяконов

Жизнь в Суздале, особая на вид -
Всего лишь отраженье наших сует:
Все повторит, но не заговорит,
Лишь имя Господа не вспоминает всуе.
Средь куполов и царственных звонниц

Блуждает водка - стонам по талонам.
И пенье птиц, и выхлоп колесниц,
Скрип поясниц навек стоящих ниц,
И пьянки, и гулянки - все знакомо.

Московский голос тянется за мной
Нерастяжимой судьбоносной нитью -
Ах, отвяжись! За сотою верстой
Откройте дверь, пустите на постой,
Я вам спою. Потом налью - и выпью.

Приятно ощущать себя в пути,
Глядеть на мир глазами гимназиста -
Но снова петля в воздухе свистит,
Пусти меня, кому сказал, пусти!
Мне рано, не твой, уйди, нечистый!

Но нить сплеталась в петли, а потом
Плесть в кружева ее решили парки;
Плесть в плеть или охаживать кнутом?
А я хватаю мир открытым ртом,
Хрипя, как эпилептики в припадке.

Жизнь в Суздале - спокойная на вид,
Ив этом омуте, дыша дешевым пойлом,
Водил меня какой-то странный гид -
Весь серый и учтивый, как с покойным.

И снова, снова - с корабля на бал,
И словно секундант, с смешком отпетым,
Нам старый черт в стаканы подливал,
Как будто заряжал нам пистолеты.

Свой черный плащ оставив на снегу
Я пил, и пел, и задыхался, целясь -
А черт не собирался быть в долгу,
Но рано он решил, что мы отпелись!

Чтобы дуэль не превратилась в треп,
Петь кончил я, и дал гитаре роздых,
И, по примеру гордых недотеп,
Я разрядил свое оружье в воздух.

Черт усмехнулся, кривовато так,
Допил стакан, сказал: "Ну что ж, до встречи!"
И вышел, прихватив с собой коньяк,
Поскольку наш хозяин был беспечен.

За окнами светало вдалеке,
Я спал, на старый стол налегши грудью,
Во сне мечтая о твоем звонке,
Которым, может быть, меня разбудят.

Привет тебе, привет! Как я устал...
Как славно, что ты понимаешь это,
И голос твой не чувствует металл
Всех проводов на этих километрах
И духоты кабин и кабинетов.

Привет тебе, привет! Прорвусь, плевать,
Мне не впервой, и пью я не запоем,
Не унывай! Я позвоню опять,
Пусть даже - из заоблачных покоев!
Жизнь в Суздале, особая на вид,
Кошмаром тает за вагонным краем...
Тончает нить...И целый мир открыт!
Но Бога в нем вообще не поминают.

июнь 1991