(Текст предоставил: Александр Городницкий) |
Городницкий Александр |
Александр Городницкий Я это видел в шестьдесят втором - Горела деревянная Игарка. Пакеты досок вспыхивали жарко - Сухой июль не кончился добром. Дымились порт, и склады, и больница, - Валюта погибала на корню, И было никому не подступиться К ревущему и рыжему огню. И, отданы милиции на откуп, У Интерклуба, около реки, Давили трактора коньяк и водку, И смахивали слёзы мужики. В огне кипело что-то и взрывалось, Как карточные - рушились дома, И лишь одна пожару не сдавалась Большая пересыльная тюрьма. Горели рядом таможня и почта, И только зэки, медленно, с трудом, Передавая вёдра по цепочке, Казённый свой отстаивали дом. Как ни старалась золотая рота, На две минуты пошатнулась власть: Обугленные рухнули ворота, Сторожевая вышка занялась, И с вышки вниз спустившийся охранник, Распространяя перегар и мат, Рукав пожарный поправлял на кране, Беспечно отложивши автомат. За рухнувшей стеною - лес и поле, Шагни туда и растворись в дыму. Но в этот миг решительный на волю Бежать не захотелось никому. Куда бежать? И этот лес зелёный, И Енисей, мерцавший вдалеке, Им виделись одной огромной зоной, Граница у которой - на замке. Ревел огонь, перемещаясь ближе, Пылали балки, яростно треща, Дотла сгорели горсовет и биржа, - Тюрьму же отстояли сообща. Когда я с оппонентами моими Спор завожу о будущих веках, Я вижу небо в сумеречном дыме И заключённых с ведрами в руках. 1988