(Текст предоставил: Ирина Шахрай)

Шахрай Ирина

К портрету

               Стихи Владимира Гутковского

Ни взгляда оторвать, ни выпустить на волю. 
Затейливый пейзаж, сгодившийся на фон. 
Но ты уже к нему прикован, им присвоен, 
до капли растворен, навечно пригвожден. 
Как отзвук давних слов, плывут другие лица. 
Иные имена вплетаются в сюжет. 
И странный этот свет струится и двоится 
в ночи – как явь и сон. Как образ и портрет. 
Там полная луна парит на пьедестале, 
и символов ночных неразличима нить. 
И медлишь потому, уставившись в детали, 
что страшно сделать шаг – к загадке подступить. 
Цветного витража, растрескавшейся фрески 
осколок, лепесток, чешуйка и пыльца. 
И полуоборот решительный и веский 
над призраками снов царящего лица. 
Которое к себе влечет неотвратимо – 
пленительный изгиб, таинственный обет. 
С рождения души наложенная схима, 
Впитавшая в себя небесный этот свет. 
А ты опять ему внимаешь богомольно, 
глядишь во все глаза, следишь издалека 
как тонкая рука роняется безвольно – 
трагический излом поникшего цветка. 
Продолжить этот жест могли б клинок и гарда, 
опущенные вниз, – окончена дуэль. 
Улыбкою б черты чуть тронул Леонардо, 
но так – трезвей – ее увидел Рафаэль. 
Обычный человек, нерасторопный гений. 
Всего вначале он и сам не знал, но вот – 
свободный результат медлительных прозрений, 
мерцая и маня, пред нами предстает. 
И дальше – суть видна как прорастанье зерен, 
как отповедь тоске, как парафраз обид. 
И дальше – каждый штрих случаен, но бесспорен. 
Он все соединит. И снова раздробит. 
Глаз этих глубина как ангельское пенье. 
И как благая весть из неизвестных стран. 
Как под рукой – волос спокойное кипенье. 
И кожи белизна. И горделивый стан. 
Что самоценно и что параллельно славе – 
неизъяснимость слов, объятий нежный хруст. 
О чем не рассказать, когда раздует пламя 
неистовой свечи дыханье этих уст. 
Порхают мотыльки в трепещущем полете, 
настойчивая кисть вскрывает новый пласт – 
простой и внятный смысл – что и по части плоти 
высокий этот дух любому фору даст. 
И все же стоит быть поэтом и изгоем, 
и смутно ощущать как с плоскости холста 
нисходит в бренный мир провидческая горечь – 
бессмыслена любовь, бесцельна красота. 
И сколько надо слов отбросить и растратить, 
пускать Пегаса вскачь, переводить в полет, 
чтоб истину постичь или себе потрафить, – 
а там – кому дано, возможно, и поймет. 
Оставить легкий след, едва заметный слепок 
своей души и знать – хоть вечен бег времен, 
но их могучий рев, неуловимый лепет, 
по сути, для тебя – не более чем фон.

июнь 2007г.