Анэс Зарифьян - "Пока душа не отлетела.. (200 лирических стихотворений)"

Пока душа не отлетела.. (200 лирических стихотворений)

В представленный сборник включено всего лишь 200 лирических стихотворений известного поэта, барда Анэса Зарифьяна. Тех, что сам автор, подходя к своему 60-летию, счёл возможным отобрать из немалого творческого архива. Тех, где нашёл наиболее концентрированное выражение его собственный незаёмный опыт, которым он готов поделиться с Вами.

ББК

ISBN

Зарифьян А.Г., 2006

. Анэс Зарифьян ПОКА ДУША НЕ ОТЛЕТЕЛА... Бишкек — 2006 ББК Художественное оформление Марины Табулло Зарифьян Анэс Гургенович. Пока душа не отлетела.– Б.: Типография "Алтын Тамга", 2006. – ____ с., илл. Поверьте, эта книга – славная. Не всё вошло в неё, но – Главное, То, что когда-нибудь, быть может, Не только мне – и Вам поможет... Если не я, то кто же?! Весь открыт для мира * * * Это я, весёлый! Это я, беспечный! Паренёк не квёлый, Весельчак не вечный. Это я, тоскливый... Это я, печальный... Не спортсмен красивый, Не пижон нахальный. Это я, романтик! Это я, влюблённый! Слабый математик, К рифмованью склонный. Это я, сатирик. Это я, задира, Что мишенью в тире Весь открыт для мира – Доброго и злого! Грязного! святого! А вокруг, похоже, Не найти другого... 1962 г. * * * Евгению Бебинову, самому близкому и верному другу Мы – спина к спине у мачты, Против тысячи – вдвоём.. Старинная пиратская песня Караваны-караваны, Караваны каравелл... В чёрных брызгах океана Смуглый воин побелел. Рвётся паруса рубаха, Смерти близится причал! Не стыдись слепого страха: Он – начало всех начал. Пусть, дрожа, зрачки повисли, Но, по-прежнему жива, Выпускает стрелы мыслей Мозга злая тетива! И упрямо сердце бьётся, Думы мрачные гоня. Каравелла не сдаётся, Всеми реями звеня. Так что не робей, дружище! Против тысячи вдвоём, Даже с трещиною в днище Мы до берега дойдём. Ничего, что парус – в клочья, Что слепи́т морская соль. Где-то ждёт нас – это точно! – Синеглазая Ассоль... 1966 г. * * * Эркину Исмаилову, другу-однокурснику и отважному боксёру Так – умрём, ничего не успев, Так – уйдём, ничего не докончив, Если станем удушливой ночью Покаянья читать нараспев, Если с мудростью старой совы Променяем крутые ступени На округлую нежность коленей, Чтобы рухнуться лицом – и завыть! Нам нельзя! Задуши этот стон! Не спасёт нас слезливая исповедь, Ибо рог завывает неистово И охотничий вызрел сезон, Ибо в схватке горячечных рук, В суете сумасшедшего скерцо Наш клинок обнажённого сердца Описал уже свой полукруг! И теперь – только ринг, только – в бой! Бить с размаху, спокойно и молча, Не позволив, чтоб всякая сволочь, Как могла, помыкала тобой. 1966 г. * * * Воздух грозой наполнен, Гром разрывает тишь, Алые плети молний Хлещут по шкурам крыш, И, как глоток в пустыне, Как возмужанья знак, Нужен не собутыльник, А настоящий враг. Чтобы не знал пощады – Зол, мускулист, умён. Пусть не отводит взгляда И не боится он: Мы не ударим в спину, А перед схваткой с ним Выдержим поединок, Данный себе самим. И в молчаливой драке Будем всегда честны. ...Плачут во тьме собаки: Снятся им наши сны. Стелется вой тяжёлый, Но, предвестив восход, Звёзд золотые пчёлы Дарят надежды мёд... 1967 г. * * * Гере Правоторову, неисправимому альтруисту Разум зоркости лишая, Прокурив седьмую ночь, На рассвете мы решаем Чем-то ближнему помочь. Но вокруг – кипит работа, Шум знамён да гром побед! Есть счастливцы, идиоты – Только мучеников нет. И тогда в наплыве нежном Добротворческих идей Мы выискиваем спешно Неприкаянных людей, Привечаем их и лечим, Бережём – в обмен на лесть, От которой наши плечи Шире кажутся, чем есть. И, уверовав на время В романтический почин, К своему – чужое бремя Добавляем и влачим По чернеющим ухабам, По извилинам дорог... Помогают только слабым. Кто бы сильному помог?! 1967 г. * * * Виктору Фроленко, непутёвому и славному спутнику юности моей С чего в глазах твоих тревога? А ну, вруби весенний свист! Уж если мы – творенья Бога, То Бог – редчайший юморист! Он тонкий розыгрыш придумал, Трудясь в надзвёздной вышине, И воплотил свой светлый юмор В тебе, приятель, и во мне. Гуляй же вольно по планете! Поверь, что век не так уж плох! – В любой из тысячи трагедий Найдёшь комический подвох. Ценой потерь и развенчаний Когда-нибудь познаешь ты, Что в мире нет людей печальней, Чем остроумные шуты. Им подыхать на тюфяке, Когда скрипит пустая рама... Какая липовая драма Сосредоточена в смешке! И сгустком крови хриплый стон В аорте бьётся и клокочет... Пусть Хомо Сапиенс хохочет. Да полно! – сапиенс ли он, Сменивший грубую дубину На мощь чудовищных ракет? Влача к ночному магазину Свой жизнерадостный скелет, Возьмёшь бутылку "Саперави", Закусишь плавленым сырком И, как бы ум твой ни лукавил, Особый юмор видишь в том, Что ты всего лишь Был – и не был... А звёзды, вечно далеки, Ползут по бархатному небу, Косматые, как пауки... 1968 г. &#61684;&#61684;&#61684; Благо – жить подходящим моментом, И подруг заводить, и друзей... Слава Богу, не вождь я, не ментор, Претендующий на Мавзолей! Догорю – так никто не заметит. А исчезну – не станут искать. Будет месяц, мучительно светел, Слушать сонную песню песка... Будут звёзды, надежды, удачи, Будут судьбы, сложней виража, Будут люди отстраивать дачи, Умирать, торговаться, рожать... Принимая судьбы неизбежность, Уходя навсегда – не в бега, Что оставлю я им? – только нежность, Ту, что сам среди них постигал. 1968 г. &#61587; &#61587; &#61587; Не дайте сердцу умереть! * * * Гроза! Гроза! Глаза – в глаза! Срывайте, люди, тормоза! Крушите рёберную клеть! Не дайте сердцу умереть! Глоток любви... глоток вина... А жизнь проходит, старина! Как в астме, корчится душа! Живём – почти что не дыша; Язвим, выдавливая смех. Желанья, скрытые от всех, Прорыва так и не найдут! Осточертели сотни пут И обветшалые слова – Призывы, лозунги, "ать-два!", И ощущенье шутовства В парадном марше большинства. ...А где-то там растёт трава – Зелёная, она жива... А где-то там – стремглав ручьи! Прохладные, они ничьи... А где-то там... а где-то там... Ах, бедный праведник Адам, Не лезет яблоко в твой рот – Оставь другим запретный плод. 1970-71 гг. * * * "Жизнелюбы-жизнелюбы", "Душегубы-душегубы" – Что ни слово – молоток. Лучше так: "любитель жизни". Хоть беспечней и капризней, Но правдивее зато! Да, согласен: я – любитель. В этом мире, в этом быте Разбираюсь кое-как. Лесть и подлость не усвоил. И на всё смотрю порою Как на шуточный пустяк. То, что числится важнейшим, Полагаю я скучнейшим. Вы – при жёнах, я – ничей. И, любителем гуляя, Каждый день благословляю Мир прекрасных мелочей. Стороной обходит слава? – Что ж, она имеет право. Гнев на сердце не держу. Я на славу не в обиде. Кто такой? – поэт-любитель: От влюблённости пишу. Пусть спешат войти в анналы Барды-профессионалы. А любитель проживёт, По-любительски вздыхая, Возмущаясь и порхая, Бог пока не призовёт. По-любительски мы пляшем, Кулачками грозно машем, Равнодушных теребя. По-любительски ликуем, Горожанку дорогую По-любительски любя. Так и будем жить скандально, Антипрофессионально, Бестолково и не впрок. Но зато – без редактуры И прозекторской цензуры Жизни, мыслей, чувств и строк. 1979 г. * * * Не дай мне, Бог, покоя И сытости души! Взыскующей рукою Соблазны сокруши. Не дай мне, Бог, желанья, Коль в чём-то преуспел, Заняться любованьем Своих удачных дел. Не дай мне, Бог, привычки Пред сильным спину гнуть, Брать истину в кавычки, К надменной власти льнуть. Не дай мне восхожденья По лесенке земной Ценою униженья, Предательства ценой! Не дай мне, Бог, фальшиво Прожить свои года, Вовек не знать ошибок И правым быть всегда. Не дай аплодисментам Уныло грохотать. Холодным монументом Не дай мне, Боже, стать! Не дай мне обучиться Придворной клевете И подленько глумиться Над тонущим в беде. И, что б там ни грозило В безвестности слепой, Не дай утратить силы Смеяться над собой! Не дай мне в одиночку Сражаться против Зла. Не дай, чтоб эта строчка Последнею была. Не дай мне оправдаться, Коль разменяю честь. И дай мне, Бог, остаться Таким, какой уж есть! 1979 г. * * * Мама, мама, это я дежурю. Я дежурный по апрелю. Булат Окуджава Не огорчайся, друг! Давай закурим. Хоть прошлых лет счастливых не вернём, Клянусь, что мы ещё набедокурим И за столом студенческим гульнём! По-молодецки прозвенят бокалы! И нежность душ прольётся через край. А та, что всех девчонок затмевала, Попросит: "Окуджавскую сыграй". Она подаст мне грустную гитару, В которой дремлют семь озябших струн, И зазвучит во тьме мотивчик старый, Что тоже был, как мы, беспечно юн. И мотылёк забьётся в абажуре, И лист зелёный выпорхнет в метель... Ах, "мама, мама, это я дежурю..." А на дворе &#61485; семнадцатый апрель. И мы поймём, что мало постарели, Что нам грешно друг друга забывать, Что и сейчас дежурим по апрелю И можем мамам руки целовать. 1979 г. * * * Жить хочу! Но если грянет срок, Об одном взмолюсь перед Всевышним: Ниспослать мне смерть не в тягость ближним, Всех вокруг избавив от морок: За моим прокуренным столом, Чтобы сердце – разом на осколки! Чтоб уход был лёгким и недолгим, Без врачей с их древним ремеслом; На ходу, а лучше – на бегу; На заре, а можно – под луною; От любви с её тоской земною, Ненависти – к лютому врагу; От шальной, нелепой и обидной Пули, заблудившейся с войны... Лишь бы не на койке инвалидной, Не в тисках больничной тишины. 1980 г. * * * Не спеши прибегать к укоризне, Что люблю, как романтик слепой. Я хочу, чтобы подлинность жизни Мы всегда ощущали с тобой. Я хочу только искренних писем, Только истинных бед и побед; Чтоб глаза не юлили по-лисьи И куплет был без фальши пропет; Чтобы гордыми были парады, Чтобы хлеб оставался ржаным; А служить &#61485; только верой и правдой. Грош цена побужденьям иным! Чтоб на стуле чужом не рассесться, Не менять золотой на гроши; Чтобы каждое слово &#61485; от сердца, Каждый промах &#61485; от грешной души; Чтоб не строить свой мир на обмане: Никого ещё ложь не спасла. Чтоб от славы до дырки в кармане Наша жизнь неподдельной была. 1980 г. ПРЕД ЯСНОЮ СВЕЧОЙ А мы с тобой найдём отраду в грусти На старой кухне, где томится плов... Коль Бог далёк, тогда грехи отпустим Самим себе, под пение стихов. Пусть в полутьме, воистину целебной, Щадя соседский сон и острый слух, Взамен пустых стенаний и молебнов Спасает нас крамолы дерзкий дух. Не пир мечты, но разве это мало, Чтоб на устах – ни грамма сургуча И чтоб в ночи отчаянно пылала, Как еретичка, чистая свеча; Иметь друзей, не чуждых вольнодумства, О вечном петь и спорить горячо И отвечать за все свои безумства, За все грехи – пред ясною свечой! 1980 г. * * * Давайте о главном, о сущем С собою вести разговор. "Дорогу осилит идущий!" – Звучит с незапамятных пор. Не мчащийся в автомобиле И даже не тот, кто в седле, – Идущий дорогу осилит, Идущий по голой земле. Помолимся ж мысленно Богу, Покинув отеческий кров, Чтоб Он даровал нам дорогу, Достойную трудных шагов, Чтоб волей своей всемогущей Поддерживал слабых в пути. Дорогу осилит идущий. А стало быть, надо идти. 1980 г. Может, не так уж я стар? МОЛЬБА Грохнуть об пол телеящик! Заглушить радиоточку! Оголтелые газеты, Не читая, изорвать! Скройся с глаз моих, курящий Гражданин! Хотя бы ночку Зачарованным поэтом Дай мне снова побывать! 1991 г. * * * Радуйся отпущенному дню! Хорошо, что всё-таки настал он! Говоришь, душа твоя устала? Так взгляни на добрую возню Меньших братьев – пташек ли, собак... Подивись их жизнеощущенью, Их, от Бога данному, уменью Петь, дышать и радоваться так! Сколько помню, с первого "агу" Нас учили жить одним грядущим И нестись к хвалёным райским кущам, Развернув знамёна на бегу. Затянув потуже пояса И себе отказывая в малом, Вся страна чего-то ожидала, По старинке веря в чудеса. Но, увы, надежда не сбылась, И теперь-то, братцы, слава Богу, Прозревать мы стали понемногу, Перестав надеяться на Власть. Верь в себя – и ты не пропадёшь! Каждый день Природе благодарствуй! Не клади поклоны Государству – Только горб пораньше наживёшь. Радуйся счастливым мелочам: Жив, здоров и дети не хворают... Пусть в своё политики играют – Веры нет паническим речам. "Кризис... мрак... голодная зима..." – Нарастают волны истерии. День и ночь стараются витии Поскорей народ свести с ума. Чему быть – того не миновать... Кто рожден сгореть – тот не утонет. Проку что в непреходящем стоне? Двум смертям уж точно не бывать! Наплевать на скудное меню, На психоз, свирепствующий ныне! Худший грех, по Библии, – унынье. Радуйся отпущенному дню! 1991 г. * * * Чего прикажешь опасаться? Безжалостной стихии рынка? Собою только бы остаться – Хоть в самых стоптанных ботинках! Пусть горечь нищенства позна́ю, Пусть впереди одна чернуха, Я всё равно не променяю Свет Духа на услады брюха. 1991 г. * * * Всё к тому – чтоб обозлиться, Всё к тому – чтоб озвереть. Вот и надо – веселиться, И шутить, и песни петь; Не впадать в экстаз наживы, Примеряясь к временам, А любить, покуда живы Мы и те, кто дорог нам! 1991 г. НАШЕ ВРЕМЯ Всё неопределённо... Всё, в сущности, неясно... Мозги гудят бессонно, Но это и прекрасно, И, в принципе, полезно: Душа не увядает, – Поскольку интересно: А чтó нас ожидает?.. Останемся ли с носом, Заложники азарта, Измаявшись прогнозом: А чтó случится завтра? Ах, братья-менестрели, В башку такóе лезет! ...Когó из нас пристрелят? ...Когó из нас повесят? Когó, совсем напротив, "Калач ржаной поманит" ? Ктó в поредевшей роте Петь вовсе перестанет И гордо выйдет в люди С тугими кошельками? Ва-ще, чтó с нами будет И с нашими стишками? Гдé встретимся мы снова? И встретимся ли, впрочем?.. Плыть в сумерках – хреново, Но и не так, чтоб очень, Но и не так, чтоб сдаться, Но и не так, чтоб смыться... О чём вы это, братцы?! Какáя заграница?! В какúх краях тáк сложно, Тáк всё не по Природе?! В какúх краях возможно Жить начеку, на взводе, Быть яростной пружиной (Расслабиться – ох, трудно!) И умереть мужчиной, Пускай и безрассудно?! Нет слов – опасна воля, Когда дичает племя. Но это – нáша Доля! Но это – нáше Время! Ни компасов, ни ГОСТов, Ни шансов, если честно. Короче, жить непросто, Но – жутко интересно! Июль 1992 г. (После поездки на XIX Грушинский фестиваль) МОЙ ГОРОСКОП Я – жертва раздвоенья, Возникшего не зря. Увы, мой день рожденья – Две двойки ноября. Измучен вечным гоном, Кручусь, востёр лицом, Меж чёрным Скорпионом И яростным Стрельцом. Два знака дали в сумме Негатопозитив: Тщеславен, остроумен, Придирчив и строптив; Характерец суровый, Но бабами любим. Счастливый цвет – вишнёвый, А амулет – рубин. Мне с амулетом этим – Завидная стезя! Его быкам и детям Показывать нельзя: Пугаются детишки, Шалеет бык дурной. Зато тычки и шишки Обходят стороной. Сей камень улучшает Обмен и кровоток, Печали осушает, Отваживает рок, Излечивает разом Не сердце, так живот; И от дурного сглаза Всегда убережёт. ...Всё это мне поведал Газетный гороскоп. Теперь, встречая беды, Не стану морщить лоб. Понятна их причина: Семь бед – один ответ! Какой же я дубина, Что так вот, без рубина, Прошляпил столько лет, Не знав про амулет! 1992 г. * * * Может, не так уж я стар, Да и надежда жива, Раз ещё держит удар Горестная голова?! Может, не так уж я плох (Пусть и не агнец ничуть), Если даруется вдох И продолжается путь? Может, не так уж я глуп (Хоть романтизмом грешу), Если на зов медных труб Больше уже не спешу? Может, не так уж я слаб (Зря себе ставлю в укор), Если, срываясь в ухаб, Снова ползу на бугор? Может, не так уж я нищ И не напрасен мой труд, Коль из былых пепелищ Новые песни растут?.. 22 ноября 1992 г. * * * "Если не я, то кто же?!" – В дни, когда был моложе И относился строже К миру, к себе, к другим, Эти слова запали В сердце, девизом стали, Спину прямой держали, Стеблем взойдя тугим. "Если не я, то кто же?!" Нравилось лезть из кожи Ради того, чтоб всё же Цели святой достичь; Ради друзей, любимых, Истинных или мнимых, Каменных иль ранимых... Часто звенел сей клич! "Если не я, то кто же?!" В мире гусиной кожи, В мире крысиной дрожи Славно героем слыть. Правда – острей, чем шпага. Искренность – ярче флага. Жертвенность – как присяга. Да молодая прыть! "Если не я, то кто же?!" Век сумасшедший прожит, Новый – уже не сможет Чем-нибудь обмануть. Но и сегодня гложет: Если не ты, то кто же?! И не могу, о Боже, С прежней тропы свернуть. 2002 г. * * * Пока душа не отлетела, Служи ей, дряхнущее тело! Покуда в теле кровь – не ржа, Не покидай его, душа! 2002 г. Искусство удивляться рисунок НА САМОМ КРАЕШКЕ ДУШИ * * * Стремительно меняются зрачки. Их беглый пульс не подлежит подсчёту, Он лихорадит часто... И порой Они, мгновенно сжавшись от обиды, Уходят в глубь, на дно озёрных глаз. Но через миг пружина любопытства Заставит их раскрыться беззащитно – Так широко, что чернота глубин Вдруг станет голубой и удивлений Круги пройдут по ней, как по воде... Искусство удивляться! &#61485; в нём одном Весь человек, доверчивый и нежный. 1975 г. * * * Сквозь окно автобуса – город фиолетовый... Звёзды тянут щупальца к пыльному стеклу. Фонари проносятся жёлтыми кометами, И Земля вращается в ожерелье лун... Скáжете – фантазия на башку нетрезвую? Бред? Галлюцинации? Безыдейный вздор? ...Над уснувшей Азией я бегу по лезвию, Ледяному лезвию серебристых гор, Под дождем сияющим запрокинув голову, Благосклонен к вымыслу и к иным грехам... Жаль, что у меня ещё арфы нет Эоловой, – Подобрал бы светлую музыку к стихам. 1967 г. * * * Той ночью вылунило кроны, Прожилки улиц и дорог. Мёл снег, породистый, ядрёный, Что году прошлому итог Подвёл, навеки погребая. Лучам небесным уступая, Не затевая мельтешни, Померкли прочие огни. Привычное вдруг стало странным. И стен слепящие экраны До предрассветного тумана Сводили зрителей с ума! В театре грёз, в театре теней Шло лучшее из представлений, Редчайшее из представлений, Что дарит городу Зима! 1968 г. НАШ ТОПОЛЬ Сестре Наире Наш тополь стал ещё добрей... Он слишком часто удивлялся И, как мальчишка, растерялся В горящей чаще фонарей. Его околдовала Осень, Его постигло безголосье В тот самый час, В тот самый вечер, Когда (тоски не утаить!) Он был почти очеловечен И порывался говорить! Да не с кем было говорить... Весь город спал. В плену покоя, Не чуя за собой вины, Припал асфальтовой щекою К сырой подушке тишины И видел сны, Благие сны... У ног его молчали горы, Не в силах тополю помочь. Они близки, когда на город, Как занавес, сползает ночь. Их лик отшельнически строг В морщинах каменно-суровых. Уста – не выдадут ни слова, Держа молчания зарок. И вековая седина С бессонницей обручена. А дальше – высь, черным черна! Прощальной птицей тишина Вершит тугие полукрýги, Крылом прохладным и упругим Касаясь снежного плеча... Там забывается печаль, Там ночью звёзды цепенеют, Высокий воздух пламенеет Над дымной юртой кочевой... И старый пёс сторожевой, Заметив пьяную луну, Тревожно шевелит бровями... Наш тополь строгими ветвями Стремглав уходит в вышину... 1968 г. * * * Надоело робко прятаться в тени. Вспыхни, небо! Молодецки подмигни Яркой молнией, праматерью огня, Спесь сбивая с разленившегося дня! В духоте картавым громом огрызнись! Над Землёй остолбенелой наклонись, А мгновение-другое погодя, Дай нам щедрого державного дождя! 1975 г. * * * У порога спящего вокзала, После бега жаркого устав, Улица, как гончая, лежала, Свой язык бессильно распластав. Светофор нахохлившейся птицей Исподлобья брызгал желтизной. На домов причудливые лица Падал снег... И в пустоши ночной, Вдоль притихших выснеженных линий Прогуляться вздумав до зари, В этот миг хвосты свои павлиньи Распустили дружно фонари! Всё вокруг казалось незнакомым, Словно здесь я прежде не бывал. Зимней ночью в двух шагах от дома Город мой меня околдовал... 1975 г. * * * Есть в раздумье одиноком Неподвластность суете... Ночь пасьянс горящих окон Разложила в темноте... 1976 г. ТУМАН Туман – и ослепшие фары по городу ползают сонно. Туман – и поблёкли бульвары, и люди бредут отчуждённо. Туман – и тревожными стали доселе привычные звуки. Туман – и размыты детали, и все, как один, близоруки. Туман – и забытые страхи в момент вытесняют всю удаль. Туман – и угрюмые птахи рождаются из ниоткуда. Туман – и язвительный разум стоит над душой конвоиром. Туман – и тоскуем мы сразу по некогда ясному миру. 1976 г. НАТЮРМОРТ Весёлая, смешливая гвоздика. Тяжёлый, недоверчивый тюльпан. Гвоздика с ним заигрывает дико! Тюльпан невозмутим, как истукан. А роза, залетевшая с мороза, Поникла от жары и духоты, Вдруг ощутив, как женщина, угрозу Потери первозданной красоты. 1976 г. * * * Дразнит ноздри запах мая! Воздух светел и высок. Жирный шмель, цветок ломая, Жадно пьёт весенний сок... 1977 г. * * * Какой простор! Какие ливни света! Под их напором сгинул снег-беглец. Земля лучами щедрыми прогрета. Пора и мне оттаять, наконец, Лечь на траву, присесть на тёплый камень И ощутить, как зёрна доброты В душе восходят звонкими ростками, Чтоб к лету дать желанные плоды. 1977 г. СТАРЫЙ ФРУНЗЕ Чем этот город нас прельщает? Он тайнами не обольщает, Не искушает стариной. Нигде не встретишь минаретов, Дворцов иль строгих парапетов, Отполированных волной. Чем этот город нас прельщает? Он шпилями не восхищает, Здесь величавой нет реки. Но приглядитесь: над долиной Клубится воздух тополиный И горы сказочно близки! Чем этот город нас прельщает? Он ничего не обещает, Но всё, что можно, подарил: Поляны детства, зелень сквера, Где ты неловким кавалером Ждал, целовался и курил. Чем этот город нас прельщает? Да тем, что снова возвращает К неповторимым временам, Когда в душе шумели грозы И в каждой девочке раскосой Надежда улыбалась нам. 1980 г. * * * Урожайная нынче зима! Столько выпало спелого снега – Хоть бери и свози в закрома На все зимы грядущего века. 1980 г. * * * Тускнеет природы убранство – И страсть моя терпит урон. Кромсают картину пространства Корявые клювы ворон. Стволы тополей коченеют, Но холод не знает границ. И голые ветки чернеют Под гроздьями пасмурных птиц. Наверное, – сущие враки, Что завтра повеет теплом. Ворон похоронные фраки, Увы, говорят о другом. Под вечер над городом белым Невидимый колокол бьёт. Картавая птичья капелла Свой реквием мрачный поёт. 1980 г. * * * Благодари, благодари Дома, деревья, фонари, Асфальта каждый сантиметр, Неугомонный шум людской – Все эти милые приметы Привычной жизни городской. Благодари афиш фанеру, Скворешник милиционера, Разноголосицу машин, Их перебранку поршневую – Всё то, что рядом существует, На самом краешке души. Благодари почтовый ящик И телефон неговорящий, Остатки звёздной шелухи, Троллейбуса ночную тушу – Всё то, что молча входит в душу И превращается в стихи. 1980 г. Меж землёй и небом * * * Шофёр "баранку" вертит расторопно И болтовнёй уже не донимает. Дорога вверх ползёт змееподобно &#61485; То расправляет кольца, то сжимает... Отроги гор, притихшие, овечьи, Навстречу ей, по древнему закону, В дар посылают трепетные речки, Как самых юных девушек &#61485; Дракону. * * * Бараны жирною походкой Бредут по тракту мимо сёл. Зловещей дьявольской бородкой Трясёт седеющий козёл. Он презирает тупость стада, Он судьбы знает наперёд. Так Сатана к воронке ада Унылых грешников ведёт. * * * С этих круч сорвался б даже ДемонДушегубы-душегубы! Но глухие скалы не мертвы: Дым над юртой – как султан над шлемом, Павшим с чьей-то буйной головы. * * * Померкли гордые вершины. Но – дивный свет в твоих очах! И много ль надо для души нам, Когда вблизи горит очаг? Поленья кроткие редеют, Свою доверчивость кляня, А щёки печки ярко рдеют Под поцелуями огня. * * * Ударило утро в сто тысяч литавр! Чабан на коне – всемогущий кентавр! Он гонит отару к струе родника. В глазах у отары – слепая тоска, Глубокая жажда и трепетный страх... Как жёлтая струйка в песочных часах, Посыпались овцы – дробятся следы... В глотке кислорода, травы и воды Их тихое счастье, их жертвенный труд. Отару свирепые псы стерегут. Надёжною стражей довольна она, И воля невольная ей не нужна. * * * За веком век проходят чередой... Гора сияет юной красотой В холодных вспышках звёздного распада. И лишь одна внезапная черта, Как тайну, выдаёт её года &#61485; Седая прядь речного водопада. * * * В сухой тиши топорщится трава... Настало время эпосов и сказок. Ах эта осень! Сколь она права, Смирив мятеж и жгучесть летних красок. Ущелья гор безмолвны и пусты, Холмы чисты – и никуда не деться. Одни лишь медно-красные кусты На склонах притаились, как индейцы. * * * Кичимся, лжём, транжирим годы, Играем на фальшивых струнах... А тут, гранича с небосводом, Лежат два озера подлунных. Пред чистотою глаз озёрных Вся наша суетность нелепа. И звёзды зреют, словно зёрна, В глубоком чернозёме неба... 1975 г. Поющий парус * * * Поворотов укрощенье! Не ворчи, шофёр, – гони! По Боомскому ущелью Мчатся жёлтые огни... Ржёт "Москвич", как лошадь в мыле, Шпоры дать ему пришлось! Он накручивает мили На разболтанную ось. А дорога от загара Ослепительно черна. Круче, чем рога архара, Извивается она. Но конец её найдётся – Исчерпав свою длину, Ручейком она вольётся В иссык-кульскую волну. 1975 г. КАКОЕ СИНЕЕ! Какое синее! – Как грусть... Хоть целый год вращайте глобус, Такую синь чистейшей пробы Вы не отыщете, Клянусь! Какое синее! – Смеюсь! Ведь эту свежесть, Эту радость Ни в днях, ни в метрах, ни в каратах Вы не оцените. Горжусь! Какое синее! &#61485; До дна аквамарин сплошной пирует. В глазах, в улыбке, в поцелуе Бушует синяя волна! Какое синее оно! Как будто всё в себя впитало: И синь небес, и синь металла, И лёд, и вены заодно. Какое синее! Воспрянь! Да смоет все твои сомненья, Тревоги, страхи, опасенья Волна в предутреннюю рань! Какое синее! – Мечта! Крылом огромной Синей Птицы Оно рискнуло появиться. А вдруг исчезнет? Что тогда?! Какое синее! Смогу ль Забыть святые эти воды? – Во все отпущенные годы Мне будет сниться Иссык-Куль... 1975 г. * * * Душа порой не замечает, Как в ней рождается печаль... Волна-разлучница качает Полузатопленный причал. Своя у каждого планида, Никто пред нами не в долгу. ...Застыл рыбак, как тёмный идол, На опустевшем берегу. Не вышел статью он и ростом, Но величав в ночи сырой. Уди́лище взмывает к звёздам, Встревожив их осиный рой. Ликует идол и смеётся – Нет, от него не жди добра! И на крючке коварном бьётся Тяжёлый сгусток серебра... 1975 г. * * * Всё первородно в тьме ночной: Волна, ревущая с азартом, Причал, угрюмым динозавром Спустившийся на водопой... Всё первородно в тьме ночной: Как чудище морское – лодка, Ущелья каменная глотка, Где свищет ветер ледяной... Всё первородно в тьме ночной: В утробе неба месяц сонный, Повисший жёлтым эмбрионом, Дрожащий, крошечный, смешной... Всё первородно в тьме ночной: Пустые гулкие дороги, Снегов чистейшие пороги Над синей кромкой водяной... Всё первородно в тьме ночной. И лишь одно напоминает О том, что время оставляет Пласты столетий за спиной: Рассудок, гибкий этой ночью, Как ящерицы позвоночник В траве, объятой тишиной... Всё первородно в тьме ночной... 1975 г. * * * Когда сердцам грозит коррозия И маяться невмоготу, Давай умчим с тобой на Озеро, Подальше, за Чолпон-Ату, Где быстро город забывается, Вся дребедень его и чушь, И мигом ржавчина смывается С разоружённых наших душ. 2002 г. * * * Удача всё-таки бывает! – Преодолён гористый ярус. Вечерний ветер раздувает Моей мечты поющий парус! Зрачок напрягся, карауля Тот миг (секунды не длиннее), Когда улыбка Иссык-Куля За поворотом засинеет. И я ему отвечу жестом, Который всех признаний краше, И сразу вспомнится фиеста Безумной молодости нашей!.. 2002 г. Нужны хорошие слова... рисунок Как это просто!.. * * * Милое, давнее, странное Детство фортепианное... Мальчик восторженный &#61485; я ли? – В зеркале чёрном рояля. Сложно ль быть цельной натурой, Сидя за клавиатурой И различая при этом Только два цвета, два цвета? Медленно, чисто и гордо К небу всплывали аккорды. Как пионерские флаги, Лихо взвивались форшлаги! Бурно-бравурные гаммы В море пространства втекали... И не предвиделись драмы, Что впереди предстояли... 1976 г. * * * Собрав последние гроши́, В такси усевшись триумфально, На карнавал своей Души Я прибыл гордо и нахально. За грубой дверью кабака Наяривали вальс игриво Надежда, Влюбчивость, Тоска – Прекрасно сыгранное трио. У стойки, отыскав объект, Весьма изысканно и едко Вёл искушённый Интеллект Свой тайный флирт с Мечтой-кокеткой. В священном праведном пылу, Припомнив прошлые беспутства, Благоразумие в углу Снимало стружку с Безрассудства. Вспотевший Страх к столу припал, И, наполняя два бокала, Бесстыдство Скромности овал Усами страсти щекотало. Под эту шумную возню, Презрев наскучившие сцены, Ушла Расчётливость в меню, Молчком прикидывая цены. И в туре вальсовом спеша За карнавальной маской белой, Печаль от Счастья – ни на шаг, Как тень, прикованная к телу. 1971 г. * * * Вся наша жизнь – призывный первый крик, Последний вздох и то, что между ними, – Всё пишется как есть, на чистовик, Не Судиёй, а нами же самими. И если от смятения в душе Мы горькие ошибки допустили, Их не изъять, не вычеркнуть уже, Не изменить ни почерка, ни стиля. Смешно тайком страницы вырезать И придавать изысканность былому. Что совершилось – не переписать. Хватило б сил продолжить по-иному! 1976 г. * * * Лишь пригрев на сердце гада, Понимаешь без труда: Жизнь – не лучшая награда, Смерть – не худшая беда. 1975 г. * * * За миг до смерти станет вдруг легко... Откатятся куда-то далеко Слова и лица, что с тобой простились. Вобрать последний воздух глубоко И в небеса взглянуть так широко, Чтобы в зрачке все звёзды уместились! 1975 г. * * * Тишина подтверждается звуками, Темнота подтверждается светом, Наша старость – весёлыми внуками, Заблужденье – разумным советом, Ценность дружбы – внезапным предательством, Ярость страсти – спокойствием скептика... И не будем корить обстоятельства: Такова уж, друзья, диалектика. 1976 г. * * * Судьбу свою не облегчая, Утратив радость и покой, Мы вечно что-то изучаем: Нейтрино, космос, мозг людской... Средь прочей фауны и флоры Себя богами ощутив, Заводим яростные споры, Срываясь в жалкий примитив. И, возвеличивая сдуру Извилин серую кору, Ведём, впадая в авантюру, С Природой дерзкую игру: Самой Земле вскрываем вены, Балу́ем с атомным ядром, Переиначиваем гены, Воспроизводим град и гром, Чудим на суше и на водах... Как вдруг пронзит в один момент: А не проводит ли Природа На нас самих Эксперимент?! 1975 г. * * * Как это просто: не солги Ни самому себе, ни прочим. Так отчего бессонны ночи И под глазницами круги? Как это просто: не смолчи, Коль сердцу истина известна. Так отчего мы бессловесны И перед Совестью ловчим? Как это просто: не суди, Когда других судить не вправе. Так отчего же мы лукавим И среди судей &#61485; впереди? Как это просто: не сверни С пути, что избран был когда-то. Так отчего мы воровато Петляем след в иные дни? Чего уж проще! &#61485; глубоко Усвоить заповеди эти... Но кто, живущий на планете, Солжёт, что это так легко?! 1976 г. * * * Спасибо тебе, сумасшедшая наша работа, За то, что приносишь тревоги, дела и заботы, За то, что нет времени щупать свой пульс поутру, За то, что с тобой не замечу, когда я умру. 1976 г. * * * Довольствуясь житьём-бытьём, Не отщепенцы, не герои, На жалком опыте своём Мы пониманье мира строим И, слыша только свой мотив, Бездарно громкий и условный, Изводим жизнь, не ощутив Необъяснимой связи кровной С высоким небом тишины, Большой водой и ясным светом, Дразнящим запахом весны, Лицом, что разумом согрето, &#61485; Единым миром бытия, Столь маленьким и бесконечным, Безжалостным и человечным, В котором крошечное "Я" Боится затеряться – но К нему стремится всё равно! Наступит ли Тот высший взлёт, То долгожданное слиянье, Что породнит нас с Мирозданьем И этим Личное спасёт?! 1976 г. * * * Из года в год всё пристальней и строже Мы счёт ведём событиям земным. Что вдохновляло &#61485; больше не тревожит, Что ослепляло &#61485; кажется смешным. Не в том ли смысл извечного движенья – Чтоб дошагать до тех завидных лет, Когда нас возвышают пораженья И унижают пиршества побед? 1976 г. * * * Кто о холоде долдонит, О зимы седом гонце? Солнца тёплые ладони Ощущаю на лице. На оранжевом морозе Вновь смешались времена: Умирающая осень, Незаконная весна. Так уж в Азии бывает В декабри и январи, Что Природа забывает Заглянуть в календари. Всё по-прежнему неясно; Хоть столетьями взирай, Сумасшедшим и прекрасным Остаётся этот край. Своенравен и свободен, Он напомнит о себе Перепадами в погоде, Переменами в судьбе. 1976 г. У каждого – ноша своя... * * * Да я и сам порой в смятении: Каких корней? Каких кровей? Наполовину - сын Армении, На долю равную – еврей. Но каждой кровной половиною, Куда б судьба ни занесла, Тянусь я к Азии с повинною, Где вся-то жизнь моя прошла. У сердца нет национальности – И бог с ней, с пятою графой! В тисках удушливой реальности Спасаюсь певчею строфой. Бежит по жилам смесь гремучая, С которой мало кто знаком. А по ночам себя я мучаю Чистейшим русским языком. 1980 г. * * * Наире Всё преходяще: страсть, печаль, Любовь, надежда, радость, слава, Суровый гнев и по ночам На самого себя облава. Всё преходяще: суета, Блаженство светлого покоя, Раскаты яростного боя, Обиды, ложь и клевета. И наши мысли, и мечты, И ритмы музыки сердечной &#61485; Всё мимолётно, всё невечно, Всё преходяще: я и ты, И дни, и годы, и века, И прошлый мир, и настоящий... Непреходяща лишь тоска О главном, о Непреходящем. 1980 г. * * * Время с нами обходится круто, Ошалели часы на стене! Я гоняюсь за каждой минутой, По любой покупаю цене! Маховик неподсудной Природы Не удержишь: сомнёт всё равно. Ну какие там лучшие годы – Даже миг повторить не дано! Это грустно и вовсе не ново. Лишь кукушкам вольно куковать! Может быть, нам осталось полслова, Полдыханья, полжеста – как знать! То ль фортуна окажет услугу, То ль в кромешную тьму занесёт? Вспомним женщину, вырвемся к другу – Завтра, может быть, кончится всё. Поспешим ощутить в этот вечер Долгожданную радость родства, И укрыть чьи-то зябкие плечи, И целебные вспомнить слова, Сокровенным своим поделиться, Все обиды навек позабыть, И простить, и влюблённо проститься – Завтра времени может не быть. 1980 г. * * * Что такое, мой друг, одиночество? Это гордая очень страна. Все зовут вас по имени-отчеству, А без отчества &#61485; мама одна. Философский подход к обстоятельствам, – Дескать, видимо, так суждено... И случайное с кем-то приятельство, И улыбка &#61485; когда не смешно. Что такое, мой друг, одиночество? Это думы, что входят гурьбой. Это мудрые чьи-то пророчества, Что осмеяны были тобой, Это встречи-любови банальные, Эпилог у которых не нов. И за тонкой стеной коммунальною Голоса не твоих пацанов. Что такое, мой друг, одиночество? Это боль, что в себе заглушил, Если рядышком с "Вашим Высочеством" Ни души, ни души, ни души. Это день, исковерканный спешкою. Это стол, где не гаснет ночник. И следящий за вами с усмешкою Зазеркальный нахальный двойник. 1980 г. ТВОЙ ДОНОР Преступно тратить кровь впустую! Но эту истину простую Не сразу вынесла Земля. Извечно люди воевали И кровью щедро поливали Влаголюбивые поля. Теперь же знаем мы отлично: Пока по жилам энергично Несётся красная река, Нас это более сближает, Чем труд, эпоха, урожаи И даже рюмка коньяка! Когда-то делали кустарно (И явно антисанитарно) На коже розовый надрез И ранку к ранке прилагали: Тем самым верность предлагали, Любовь, взаимный интерес. Любовники и побратимы, Поклявшись, были неделимы. Но это – блажь минувших дней. Теперь есть донорская служба, Что наши чувства, нашу дружбу Скрепляет глубже и прочней. Я – злой. А ты – похвально добрый. Ты соловьём свистишь, я – коброй. В тебе – покой, во мне – война. Но, очутившись на каталках, Забудем вмиг о перепалках, А вспомним: кровь у нас одна. Друг другу скажем откровенно: Когда в сиреневую вену Скользнёт холодная игла И капли алые со звоном, Как слёзы, скатятся, – резонно Пересмотреть свои дела. Лежи, веди себя не буйно. За каплей капля или струйно Тебя спасает кровь того, Кого ты, может быть, обидел Иль сгоряча возненавидел В нелепой сваре бытовой. Да, "кровь людская – не водица". Жаль, за порогами больницы Всё забывается опять. Интриги, ссоры, пререканья – История кровопусканья, Конца которой не видать. Мой милый враг, подлец, притворщик! Мой анонимный заговорщик! Ты нож мне в спину не готовь. Смири свой гнев, уйми свой гонор. Быть может, я – твой лучший донор. А вдруг прольёшь свою же кровь?.. 1980 г. * * * А у скамьи глухонемых покойно и просторно. Они – последней тишины живые островки. Так чист и точен их язык, их говор рукотворный, Что шестирукий Шива мог пойти б в ученики К такой компании чудно́й, к подобным виртуозам, Способным выразить без слов движения души: И смех, и радость, и печаль, и ненависть, и слёзы – Всё то, что трудно нам изречь без приворотной лжи. Прекрасны взлёты умных рук и выпады прямые! Людская жалость в этот миг никчёмна и смешна. То не они, а мы с тобой навек глухонемые: За треском наших голосов природа не слышна. Страшнее – сердца немота и глухота болтливых. Сижу напротив той скамьи, завидую в тоске... Прекрасна речь глухонемых! Они – народ счастливый: Им есть о чём поговорить на общем языке. 1980 г. * * * Нужны хорошие слова Нам всем: и робким, и строптивым. Чтоб быть хоть чуточку счастливым, Нужны хорошие слова. Нужны хорошие слова, Чтоб человек в себя поверил, Чтоб не бродил угрюмым зверем По дну запутанного рва. Нужны хорошие слова И в светлый час, и в лихолетье. Их не заменишь сладкой снедью – Бессильны пряник иль халва. Нужны хорошие слова – Для трудных дел и дум крылатых. Награды, почести и злато В сравненье с ними – трын-трава. Нужны хорошие слова. А мы их знали так немного! К обрыву катится дорога, Вступает тьма в свои права... Притихла подлая молва, И хор похвал звучит на тризне. А трудно было ли при жизни Сказать хорошие слова?! 1980 г. * * * Верь, человек, верь! И не впадай в плач. Если беда – в дверь, Время для нас – врач. Вот и опять – смех! Вот и опять – свет! Лечит оно всех И от любых бед. Но почему вдруг, Круто сменив роль, Время вершит круг, А всё острей боль?! Всё тяжелей крест, Душу огонь ест. Время вперёд прёт – Совесть сильней жжёт! Плачь, человек, плачь! Это всегда так: Время – плохой врач, Если болезнь – рак. 1980 г. ЗАТМЕНИЕ &#61485; Затмение! Исчезнет солнце ясное! Затмение! &#61485; кричали мы с азартом. Неведомое, жуткое, прекрасное Затмение! Оно случится завтра... Сказал нам дворник: &#61485; Девочки и мальчики, Чтоб было видно &#61485; стёкла закоптите. Но только не сожгите ваши пальчики, Со спичками в сарае не шутите. И день настал! Вооружась стекляшками, Вся детвора на улицу сбежалась. И страх по коже продирал мурашками, И злая тень на солнце надвигалась... ...Вот и сейчас случаются мгновения, Когда смотрю, загадкой увлечённый, На сердца непонятные затмения Сквозь юмора осколок закопчённый. 1980 г. * * * На жизнь лениво вдохновляясь, По пустякам играя в страсть, Который раз в году стреляясь (Но так, чтоб в сердце не попасть), Проходим мы, уныло вторя Речам страдальцев записных, И мимо истинного горя, И мимо радостей земных. 1980 г. * * * Тех не люблю, кто мёд побед Взахлёб глотает, упиваясь, О них горланит, надрываясь, Как будто дел важнее нет. И уж никак мне не понять Тех пораженцев энергичных, Что воплями о бедах личных Весь мир хотели бы пронять. 1982 г. * * * Страх разливается, знобя... Усталость бродит, как гиена... Чего боишься – то́ тебя И настигает непременно. 1983 г. * * * Когда впереди расстилалась Дорога непрожитых лет, Сколь многое в мире простым представлялось, На каждый вопрос был ответ! ...Уж путь за спиною не розов, И познана жизнь не из книг – С чего же всё больше и больше вопросов, Всё меньше ответов на них?! 1985 г. * * * "Земную жизнь пройдя наполовину, Я очутился в сумрачном лесу..." Данте Алигьери Земную жизнь пройдя до полпути, А может быть, прожив уже две трети, Я ни пред кем из ближних не в ответе – Лишь пред собой: себя не обойти! Ещё вдали конечная черта, Мой шаг ретив и взгляд покуда зорок, Но что с того! – ведь вскоре будет сорок, А не успел я сделать ни черта! Ещё вчера мир полон был утех И искушал волшебными плодами... Я посвящал стихи Прекрасной Даме, В чей дивный образ верил дольше всех! И на пустых прелестниц расточал Огонь, что был одной лишь предназначен. Чуднó теперь! – да можно ли иначе, Когда свою любовь не повстречал? А сам внутри смеялся над собой: Ведь разум тлел, река души мелела. Средь мнимых дел откладывал я Дело, Что стать могло достойною Судьбой. Но дураки завидовали мне, Уязвлены приметами успеха. И я считал, что лавры – не помеха, И, как умел, держался на волне. Всё – пыль и прах: карьера, деньги, власть. Всё – суете притворное служенье. Кто разменял своё предназначенье, Пусть не скулит, что жизнь не удалась. Я не виню за это никого И ни пред кем из ближних не в ответе – Лишь пред собой. Отсчитаны две трети. Осталась треть иль менее того... 1985 г. * * * Как Душу мы изводим, теребя! Затаскана по стоптанным порогам, Отравлена густым словесным смогом, Она бежит, теряя часть себя. Заботят нас и зубры, и ужи, И котики, и древние вараны... А не создать ли Общество охраны Безвинно вымирающей Души?! 1985 г. * * * У каждого – ноша своя: Долги ли, недуги, семья... На скользкой тропе бытия У каждого – ноша своя. У каждого – бремя своё: Крест истины или враньё, Надежд обветшалых старьё... У каждого – бремя своё. У каждого – собственный груз: Груз мыслей, условностей, уз... От тяжких забот и обуз Избавиться – вечный искус! И сам я – не всадник лихой. Влачу, как и всякий другой, Свой узел, набитый тоской, И скорбью, и верой такой, Что горб, обусловленный им, С душою стал целым одним. В него она перетекла – И два распахнулись крыла, Прорвавшись чрез кости и кожу, Чрез горб, подпирающий ношу. ...Такая уж, видно, судьба, Что крылья растут из горба! 1985 г. НИ В СТАДЕ, НИ В СВОРЕ, НИ В СТАЕ ПЕРЕСТРОЕЧНОЕ Не впервые такое случается: На круги своя мир возвращается. Рано, поздно ли, прежде беспечные, Открываем мы истины вечные. Было в прошлом немало хренового... А теперь – столько свежего, нового! Все очухались, как по наитию, Эпохальные сделав открытия: Что грешно день-деньской гонять лодыря, Что срамно напиваться до одури, Пресмыкаться пред злом титулованным, Похваляться и жить наворованным; Что (а ну, гордо голову вскиньте-ка!) Человек – не подобие винтика, И превыше ползучей практичности Вольность, Честь и Достоинство Личности; Что возможна своя точка зрения, А не только единое мнение, Подкреплённое рукоподнятием – Нашим самым любимым занятием... А в душе всё ж неверье суровое И – на донце – сомнение талое, Потому что слепящее новое – Это зря позабытое старое. 1986 г. ИЗДЕРЖКА ГЛАСНОСТИ Считалось в застойные лета: Что толку кричать в пустоту? И правда была под запретом, И страх порождал немоту... Но как рисковалось и пелось, Дерзалось по бритве ходить! А вот разрешённая смелость Ни строчки не в силах родить. 1986 г. * * * Можно клясть и менять вождей, Маркитантствовать с заграницей, Можно новых зачать детей И засеять тайгу пшеницей... Но останется стол наш пуст, И не вызнать дороги к Храму, Если Мастер и Златоуст Так и будут подвластны хаму. 1986 г. * * * Меня трясут: "Ты за кого? За белых иль за красных?!" Увольте! – тягостней всего Психоз вождишек разных. Своим умом живу давно, Не древко чту, а Древо. А дураков везде полно – И справа есть, и слева. 1990 г. РЕЦИДИВ Уже шумят, сбиваясь в кучки: "Союз загнали с молотка! Чтоб не дошла страна до ручки, Нужна железная рука". Опять холопство входит в моду – Привычка рабская жива. А мне-то думалось: народу Всего нужнее Голова... 1990 г. ГЕРАЛЬДИЧЕСКОЕ Вышибали молотом когда-то Лучшее, что пряталось за лбом. Вот и пожинаем результаты Ржавым, окровавленным серпом. 1990 г. КОЕ-ЧТО ПРО НАС Уж такие мы, советские: Люди грубые, не светские, На валюту не богатые, Жизнью мятые и клятые, Бестолковые, никчёмные – Существа, короче, тёмные. По цивильным меркам – нищие, Не закормленные пищею; Сталинизмом заражённые, Поголовно прокажённые (Что тайфуном эмиграции Смоют мир цивилизации). В лютых войнах победившие – Чем себя и загубившие; Знатоки в телах космических – Дураки в делах практических; Стукачи да алкоголики, Сплошь – подопытные кролики. Пьём и бьём – ну просто бешено! А кровей в нас понамешано! Поучая страны, нации, Докатились до инфляции; И теперь, без покаяния, Жалко клянчим подаяния. Наше прошлое – ужасное, А грядущее – неясное. Всё, чем хвастались, – оплёвано, Остальное – разворовано. Так и ползаем в безверии По развалинам Империи. Вот такие мы, советские: Не грызём орешки грецкие, Не хватает даже чая нам, Но смеёмся мы отчаянно! Ибо лишь земля советская Породить могла Жванецкого, Окуджаву и Высоцкого, Солженицына и Бродского, Также Гроссмана Василия... – Пробивавших лед насилия, Неугодных, даже изгнанных, А теперь стыдливо признанных. Жизнь не красят полки голые, Но явились светлы головы – Невеликое, да воинство, Сохранившее достоинство. И над ха́осом зажглась свеча Вечная, Андрея Дмитрича! Стало быть, не все пропащие – Есть алмазы настоящие! Стало быть, – судьбой отмерено – И для нас не всё потеряно! Не напрасны ни страдания, Ни неловкие старания! Ну а язвы – зарубцуются... (Нынче ими зря красуются.) Ну а свет в душе – останется! (Внукам-правнукам достанется.) Потому что мы, советские, Странно верим в сказки детские... 1991 г. ПОНИМАЮ МАНДЕЛЬШТАМА "Власть отвратительна, как руки брадобрея..." – Заметил гениальный Мандельштам. Она людей не делает добрее; Её жрецы, торжественно жирея, Командуют: "Р-равняйсь!" и "По местам!" Любезны ей ползущие с молитвой, А ежели восстанешь – быть беде! Пройдётся, не моргнув, державной бритвой По горлу, а не только бороде. 1991 г. * * * Беда не в том, что мы сгораем в общем тигле, Что впереди ещё такая прорва дел, А горе в том, что все к Жестокости привыкли, Что нас уже не удивляет Беспредел! 1992 г. * * * И солгать, и предать – просто ради удобства! А чего ещё ждать от родного холопства? Быть способным на всё: дрязги, козни, злодейства... Только тем и везёт, в ком избыток лакейства. Где-то наглостью взять, где-то – жлобским упрямством. Здесь тому исполать , кто прославился хамством. Шаг всего лишь один от поклонов до буйства. Кто ж себе господин, если в генах – холуйство? Наша нищая злость, леность, головотяпство – Это всё повелось от позорного рабства. И надежда слаба, будто ноги у цапли. Из себя мы раба выжимаем по капле , Но – дави не дави – до крылатой Свободы И заветной Любви ещё годы и годы... 1992 г. "ДОБРОЖЕЛАТЕЛЯМ" О, доброхоты тайные мои, Слагатели бездарных эпиграммок! Я не гожусь для ваших куцых рамок, И мне давно не страшен яд змеи – Той зависти, чьё жало столько лет В моё нутро безжалостно впивалось. И что с того?! – душа душой осталась, Лишь обрела двойной иммунитет. Не ангел я (и у меня есть тень) И не алмаз чистейшей высшей пробы, Но не могу усвоить по сей день Истоки лжи, и подлости, и злобы. Хотя разгадка, видимо, проста (Тут на открытье я не претендую): Коль жизнь своя ничтожна и пуста, Ох, как изгадить хочется чужую! 1992 г. ВОСЛЕД ДРУЗЬЯМ Журналисту Валерию Сандлеру, поэту Михаилу Михайловичу Ронкину, врачу Татьяне Минеевой и десяткам других бывших кыргызстанцев посвящается Эпоха плитой многотонной На грудь навалилась с утра... Из книжки своей телефонной Вычёркиваю номера. Какие приятели были! – Ещё с институтских времён. И нет уже стольких фамилий! И нет уже стольких имён! Разлукам не свойственна мера, А век наш на горькое лих. Куда ты уехал, Валера?! Куда вы умчались, Мих. Мих.?! По разным рассыпались странам, Кыргызские горы любя. И ты, россиянка Татьяна, Нашла ли на Волге себя? Душа расставаться устала. Такие, ребята, дела... Как время нас всех разметало! Как резко судьба развела! Следя за газетами зорко, Вскрываю заморский пакет: Открытка пришла из Нью-Йорка, Из Хайфы донёсся привет... Слова их просты и нелживы (Что всякую чушь-то молоть!): "Добрались... доехали... живы..." Храни улетевших, Господь! А звёзды за окнами – те же, И ветер, как в детстве, звенит. А вести всё реже и реже, А сердце саднит и саднит... 1993г. * * * Концерты, поклонники, "браво-брависсимо!" – С годами я к ним наконец поостыл. Хочу одного: стать от всех независимым Да в жизни иметь хоть какой-нибудь тыл. 1993 г. * * * Ни в стаде, ни в своре, ни в стае Я не был и быть не желал. Хоть жизнь далеко не святая, Сам собственный путь выбирал. И с горки срывался, и в гору Карабкался, что было сил... Ни стадо, ни стаю, ни свору Вовек ни о чём не просил. И нынче, в период распада, Когда между всеми грызня, Ни в стаю, ни в свору, ни в стадо Никто не затащит меня! 1993 г. * * * На выях – цепи, лбы – дубовые, Гуляют – только на Канарах! Сегодня миром правят "новые", Но я предпочитаю "старых". 1995 г. НАБИРАЯ ОЧКИ На лбу – морщины-полосы, Былая прыть угасла, Расчёска входит в волосы, Как нож столовый в масло. Всё глуше искушения, Всё реже роль играю; Теперь по части зрения Очки я набираю. Они мне стиль философа Придали, вид учёный. И цвет у них – не розовый, Но и отнюдь не чёрный – Обычные, нормальные, Для слабнущего зренья, А главное – реальные, Без преувеличенья. 1996 г. * * * Не всё о’кей – одно лишь хорошо: Что я, прожив полвека не в пустыне, Легко сквозь трубы медные прошёл, Не заразившись вирусом гордыни; Напротив, уяснил с теченьем дней, Что до́лжно избегать пустой рисовки, Что самоуважение – важней, Чем фанатизм восторженной тусовки. 1996 г. * * * Известно изречение, Знаком сей постулат: Благие намерения Всегда приводят в Ад. Чти истины старинные, Однако не считай, Что замыслы змеиные Попасть помогут в Рай. 1996 г. * * * Предательство и преданность – два слова, По тайной сути, однокоренных. В который раз задумываюсь снова О бренности иллюзий вековых... Ошибка в друге – тягостнее бреда! Казалось бы, он так – глаза в глаза – Тебе был предан. А теперь ты – предан, И багровеет шрама полоса. Зато в глазах развеется туманность, А с плеч спадёт романтики балласт, И ты поймешь, что преданность – не данность: Кто рабски предан – первым и предаст. 1996 г. СИЛЬНЫМ МИРА СЕГО Любой правитель (это не секрет), Как прочий смертный, ходит в туалет, И дышит тем же, чем и всяк из нас, И выделяет углекислый газ. Любой правитель, вождь или король, В какой-то миг испытывает боль, Страдает гриппом, кашляет, кряхтит, Теряет сон и даже аппетит. Любой правитель, хоть аятолла́, Раздеться в бане должен догола И, потирая зад или живот, Смывать с себя земную пыль и пот. Любой правитель, шах или эмир, Лишь для одних божественный кумир, А для других – противное мурло, С которым – надо ж! – так не повезло. Любой правитель, даже Князь Князей, Врагов имеет больше, чем друзей, Весьма рискуя от вельможных рож Заполучить внезапно в спину нож. Любой правитель, царь ли, президент, Скрывает страх – в положенный момент Совсем плохим, совсем бессильным стать И Богу душу грешную отдать. Любой правитель (ежли не дурак), Пока ещё он носит власти знак, Пускай про всё про это, господа, Хотя бы вспоминает иногда. 1997 г. * * * Никогда не пускала зависть В моём сердце гнилую завязь. Не завидую никому, В том числе и себе самому. 1997 г. * * * Давно признаться вправе я, Что нет во мне тщеславия. Но продолжаю в кубе я Страдать от честолюбия. 1997 г. * * * Валерию Соложенкину, коллеге и другу, выдающемуся учёному-психиатру, чей учебник "Психологические основы врачебной деятельности" вызвал во мне сей поэтический отклик Мы живём, глазёнками вращая И картину Мира упрощая, Низводя до примитивной схемы Все его извечные проблемы. А когда является нам Тот, Чья душа и разум восстаёт Против упрощения такого, Кто своим Умом, Поступком, Словом Рушит наши жалкие труды, Мы его спешим на все лады Осудить, охаять, уничтожить, Ибо схема жизни нам дороже, Ближе и важней, чем Жизнь сама! Так нередко узнику тюрьма Кажется надёжней и родней Воли, притаившейся за ней. 1997 г. * * * Да, я не менеджер, не дилер, Объятый бизнесом всецело, – Зато в меня не целит киллер Сквозь прорезь цепкого прицела. Да, не пошёл я в депутаты – Зато ни в чью не влился стаю И грязи полные ушаты На голову не принимаю. Да, я не стал звездой экрана Иль политической элиты – Зато завистливости рана Меня не мучит, и обиды Я не испытываю. Видно, Всевышний, старичок солидный, Заботясь об одном поэте, Великодушно постарался, Чтоб он не стал ни тем, ни этим, А лишь самим собой остался. 1997 г. * * * Когда евреев унижают, я – еврей; Когда армян – абрек, взращённый на Кавказе. Тронь азиатов – честь Большой и Малой Азий Во мне взыграет. Презираю дикарей, Народы мерящих пещерным взглядом узким. Лягни Россию кто – немедля стану русским. Иной морали не приму – умру скорей! 1998 г. * * * Жаль, что наше общество не дошлое, Что от слепоты не излечилось, Что, имея горестное прошлое, Ничему всерьёз не научилось! Дурость – лишь слегка осовременена, Будущее – не светлей, чем вакса. Раньше шли вслепую курсом Ленина, Нынче, так же точно, – курсом бакса. 1998 г. * * * Горемычного Гоголя строки Я на все распеваю лады: Дураки и плохие дороги – Две исконные наши беды! Ни черта не исправило время! Вот Истории горький урок: Дураков приумножилось племя, Стало больше негодных дорог. Двадцать первый стоит на пороге, Ну а мы, с сединой на висках, Всё бредём по разбитой дороге, Оставаясь опять в дураках. 1998 г. * * * Ах, как трудно играть на лире, Ощущая свою безместность! Всё меняется в нашем мире: И действительность, и словесность. Детям новый язык ниспослан, А нормальная речь – в могиле. ...Это сладкое слово "спонсор"! ...Это гордое слово "киллер"! 1998 г. * * * Что за эпоха! что за годы! – Не зря осмеянные критикой: Смешение высокой моды С презренно-низкою политикой. 1998 г. К 30-ЛЕТИЮ ВЫПУСКА КУРСА Как наши лица жутко постарели! Отгородились мы, отяжелели. Теперь друг к другу редко ходим в гости, Встречаясь – что ни месяц – на погосте. 2000 г. * * * Не пристало Бога винить, Но порой безжалостен Он! Я устал друзей хоронить, Провожать за чёрный кордон. Вновь с утра коллеги тихи́... – По кому прощальный звонок? И опять пишу не стихи, А один сплошной некролог... 2002 г. * * * Рос я в круге кыргызстанском, А скончаюсь – где лежать? На еврейском? Христианском? Или же на мусульманском? – Вот морока-то опять! Представляю разговоры: "Что с ним делать? Кем он был?.." Представляю эти споры, Их дискуссионный пыл! Всем Богам я не по вкусу: Полумесяц ли, звезда... Может, лучше мне в индусы Записаться, господа? Там могилку не копают, Не окучивают прах – Просто-напросто сжигают На возвышенных кострах; Не содержат в мрачном склепе Ради святости пустой, А развеивают пепел Над землёй и над водой. И никто б тогда не спорил: "Как с ним быть? Куда везти?.." Будь в Бишкеке крематорий, То – Господь меня прости! – Я, на хохмочки не робкий Сочинитель разных книг, Догорел бы в жаркой топке, Как отживший черновик. Ну а прах забрали б други (Откричал своё певец!), Либо – бывшие подруги, Либо – дети, наконец. И рассыпался б я мудро, Не жалея ни о чём, Между Ягве с Брахмапутрой, Меж Аллахом и Христом. 2002 г. * * * Смешны мне звёздность, пафос, имитации Сверхчеловечья (зря ль считаюсь ёрником?). Когда творю – не против изоляции, Однако не способен жить затворником. Отбросив к чёрту спесь и самомнение, Призна́юсь вам без всякого молодчества: Насколько я люблю уединение, Настолько ненавижу одиночество! 2002 г. * * * В мире сущем, столь не идеальном, Всё же Смысл и Радость нахожу. О загробном, то бишь виртуальном, С грустноватым юмором пишу. Всех друзей ушедших вспоминаю, До утра над трудной строчкой бьюсь. Есть ли что-то там? – ещё не знаю И узнать пока не тороплюсь. 2002 г. Нет в моей любви уюта... рисунок Головой в созвездьях тая * * * Не лги – ни мне, ни для меня. Зажав тоску в сухой горсти, Я всё попробую понять, Хотя не всё смогу простить. Я запахнусь в туман ночей, А ты, в объятьях рыжих шуб, Не догадаешься, зачем О горькой ясности прошу, Зачем улыбка на лице, Зачем не злобствую дрожа И не меняю воли цепь На блеск ревнивого ножа. Я мог бы заново разжечь Свиданий яростный костёр, Тебя загадками увлечь, Как удавалось до сих пор. Но заблужденьям вышел срок, А впереди – не утаю – Маячат тысячи дорог, И надо отыскать свою И сделать жизнь наверняка! И нет уж времени совсем Копаться в сложных узелках Твоих эмоций и проблем. 1966 г. * * * О, как вы смотритесь, красотка! Поговорим о платеже... Сей полумрак из страсти соткан, Мы – на интимном кутеже. Поговорим (затем ведь пьёте Небрежно, томно, невзначай?), Почём изгиб горячих бёдер И глаз раскосая печаль? Почём слова, почём улыбки, Призывный смех, дразнящий взор И – поцелуй, такой же липкий, Как недовыпитый ликёр? 1967 г. * * * Едва я поднялся по само-лётному трапу, как пере-данный тобой во Фрунзе пакет с апельсинами лопнул на виду у всех. Самолёт качнулся синий... Может, в чём-то я и сильный, Но держусь порой неловко, А в быту – такой профан! ...Покатился по салону Жёлтый хохот апельсиний: Слишком хрупкой упаковкой Оказался целлофан. Я стоял балбес балбесом. Две смазливых стюардессы Помогли собрать мне эти Драгоценные плоды. Вот и всё! Расстались с блеском! Ты вернёшься в дом на Невском И проснёшься на рассвете С лёгким сердцем молодым. Да и мне грустить недолго... Ослепительной иголкой Самолёт вонзится в лето, Где привычная жара. О минувшем не горюя, Апельсины раздарю я – Мне достанется за это Золотая кожура. Так я думал, улетая, Головой в созвездьях тая, С изумленьем обнаружив, Как наивно и смешно Я, попав в холодный Питер, Размечтался (уж простите!) Не в Европу – В чью-то душу Прорубить себе окно. 1967 г. * * * Молчим. Окончена игра. Не так уж всё непостижимо. Пора отчаливать, пора – Взаимно вежливо и лживо. Пора забыть любовный бред, Измен удары ножевые... Привычно каются живые И тянут дым из сигарет. И он качается, лилов, И пальцы царственные лижет... Не надо клятв, не надо слов – Придвиньте пепельницу ближе. Забудьте пляску лживых тел, Забудьте таинство начала... Зелёный месяц в темноте Сверкнул, как сабля янычара. 1968 г. * * * Сероглазою колдуньей Я спокойствия лишен! В белой пене полнолунья Волны пляшут нагишом... 1968 г. * * * Благословен пансионатский клуб, И лёгкий флирт, и чувственные танцы! Куда исчез рассудочности панцирь? Сегодня я беспомощен и глуп, Сегодня я в запальчивом бреду Под грустный ритм блуждающего блюза Готов достать упавшую звезду, Дрожащую на волнах, как медуза... 1969 г. * * * Все обиды улягутся вскорости... Нас проводят, забудут, простят. Исчезая на бешеной скорости, Увожу твой растерянный взгляд. Пулемётной порывистой лентою Длинный поезд уходит в тоннель. Я от встречи с тобой унаследую Нежность, свежую, словно апрель. Видишь: звёзды по-новому светятся, Ливнем вымыты в ночь неспроста! Из ковша добродушной Медведицы Льётся, будто бальзам, темнота... 1969 г. * * * Довольно слов! К чему трепаться?! Ещё я слышу шёпот пальцев И помню таинство касаний... Мы сами виноваты, сами! И – хватит жалкой болтовни. Какие грустные огни Горят в заупокойных залах! Не ты ли, помнится, сказала, Что здесь обычно отпевают? Зеваки холодно зевают: Им всё равно, кого хоронят. И сквозь толпу, как на перроне, Идя себе напропалую, Я прорываюсь и целую (Ханжам и скептикам назло!) Любви остывшее чело – Спокойный лёд, Надменный мрамор. В финале многолюдной драмы, Кладя к ногам букет глициний, Хохмит и плачет юный циник. 1969 г. * * * И снова я срываюсь с высоты, Не дотянув до неба самой малости! Как горный воздух, помыслы чисты, И в сердце нет ни горечи, ни жалости. Всё приключилось странно, невпопад, Но мне легко и почему-то весело. В последний миг вливаюсь в звездопад, Лечу к земле, насвистывая песенку! А ты сейчас готовишься ко сну Иль собралась к другому на свидание... Когда звездой падучей промелькну, Увидишь ночью – загадай желание... 1969 г. Склоняясь над вашими глазами * * * Удар копья пришёлся в сердце зверя... А страшной ночью, греясь у огня, Охотник прошептал в сырой пещере: "Любовь моя! Не покидай меня!" Воитель Рима, гордый и надменный, По миру шёл, спокойствие храня, Но повторял в поэмах неизменно: "Любовь моя! Не покидай меня!" Судьбы десница рыцаря карала, Он падал ниц, доспехами звеня, – И слабый шёпот бился под забралом: "Любовь моя! Не покидай меня!" Наш жёсткий век не падок на сердечность, Всё холодней иронии броня, Но те же губы шепчут через вечность: "Любовь моя! Не покидай меня!" 1975 г. * * * Над нами чёрная туча в золоте по краям... Губ твоих, жадных, жгучих, давно не пробовал я. К рук твоих припадаю прохладным, тугим ручьям. Над нами туча ночная в золоте по краям... В центре Вселенной – двое... Щёки твои в слезах... Кто мы с тобой? – Изгои с ночью в шальных глазах. О, беспощадный случай! Как он порой упрям! Над нами чёрная туча в золоте по краям... Слыша твоё дыханье, стал я бесстыдно смел. Вот он, восторг слиянья и познаванья тел! Ритмы индейской пляски... Сердца ночной тамтам... Тёмные, злые ласки в золоте по краям... Разве кому-то плохо в переплетенье рук? Тысячи сладких вздохов в горле застряли вдруг. Тропы всё выше, круче... Таинство? Явь ли? Сон? В небо под чёрной тучей выльется знойный стон... Страсть подошла к исходу, разум на речи скуп. Празднуй, душа, свободу перегоревших губ! Сколько нам жизнь отпустит ласк, и любви, и зла? Пахнут тоской и грустью выжатые тела... Нет тяжелей юдоли! После весенних грёз, Словно предвестник боли, мучает нас вопрос: Что же теперь осталось? Что нас с тобой свело? А на душе – усталость... А в голове – светло... Кто из двоих честнее? Кто подберёт ответ? Смуглая ночь бледнеет, уж недалёк рассвет... Чёткого одеванья медленный ритуал... Стало быть, вновь – прощанье... Кто-то из нас устал... Не говори ни слова. Проще теперь – молчать. Проще нам встречи новой больше не назначать. Трудной любви не учат. Значит, пойти дождям... Над нами чёрная туча в золоте по краям... 1975 г. * * * Стою у бездны на краю... Рассудок на куски распался. Мне ад недаром улыбался. Я мрак его ночами пью. Стою у бездны на краю... Душа совсем оцепенела, А пропасть жадно жаждет тела – Его во власть ей отдаю. Стою у бездны на краю... Ликует сердце! Кровь грохочет! Рассудок пляшет и хохочет! Всего лишь шаг, и я – в раю! Стою у бездны на краю... Весь мир внезапно изменился. Мне этот миг недаром снился: Я гимны хриплые пою! Я потрясён! Я смят! Я замер! Я грешной страсти не таю... Стою у бездны на краю, Склонясь над Вашими глазами. 1975 г. * * * &#61485; Хороший мой... хороший мой... хороший мой... (Как будто я и вправду так хорош.) &#61485; Ах, боже мой! Ах, боже мой! Ах, боже мой! Зачем мне эта праведная ложь?! Зачем целуешь горестно, отчаянно, У чувств своих идя на поводу? Зачем ты плачешь? &#61485; Извини... Нечаянно. (Уйду ли я? Наверное, уйду.) Совпали наши судьбы по касательной... Ты думаешь, что я &#61485; твой круг спасательный? А мне всё время чудится одно: Как чёрный камень, падаю на дно. Моя вина &#61485; она ещё оплатится... Скользит луна по призрачному платьицу, По сигаретке, тлеющей в руке, И по твоей заплаканной щеке. Доверчивость! Святая нагота! Как эта цепь надёжна и проста! Сколь велико ночное притяженье! И ты – чиста. Как свет звезды, чиста! Казалось, будет лёгким расставание... Но с губ твоих слетает, как дыхание, Похожее на облачко зимой: &#61485; Хороший мой... хороший мой... хороший мой... 1975 г. ПРИЗНАНИЕ Тело твоё вносит праздник в пространство! Ласки твои, словно ветер, свежи! Здравствуй, прекрасное Непостоянство, Хитросплетение правды и лжи! Славлю меня полонившие руки, Алого рта вожделенный магнит! Сводит нас ночь, растворяет друг в друге, Метит огнём – что ж никак не сроднит?! 1975 г. * * * И снова осень обернулась праздником – Пожаром листьев, золотом плодов! Опять меня влюбиться угораздило На рубеже грядущих холодов. Надежды нет... Но отступать не хочется! Спешу, грешу и маюсь неспроста: Боюсь, что осень незаметно кончится И всё начнётся с белого листа – С того пустого, снежного, холодного, Пред коим может спасовать перо. Да где мне взять терпенья благородного?! Ведь лишь посыплет с неба серебро, Ты запахнёшься в шубку отчуждения, Предутреннего снега холодней, И все мои мечты и вожделения Окажутся бессильны перед ней... Не зря ли осень обернулась праздником?.. 1979 г. * * * Не ангелы, не дьяволы, не боги, Спустившиеся наземь с облаков, Всё ищем мы наивные предлоги Для редких встреч, посланий и звонков. В который раз запутанно и трудно Ведётся наш неловкий диалог – Как будто прямодушие подсудно И за него грозит суровый срок. Неужто так общаться нам и дальше?! Неужто сердце принято дарить, Лишь завернув в обёртку тонкой фальши? Дозволь же без уловок говорить, Ласкать, терзаться, маяться в обидах, Как это и бывает меж людьми! Ведь для того, чтоб сделать вдох и выдох, Не ищем мы предлогов, чёрт возьми! 1979 г. * * * Я &#61485; зверь. Но ты меня погладь, Коснись горячего загривка И ласки нежною прививкой Попробуй зверя обуздать. У ног твоих хочу я лечь, Дыханье хриплое смиряя. Хочу, другим не доверяя, Тебя, любимая, стеречь. Но если вдруг почую ложь, Подобную змеистой твари, – Такая боль в меня ударит, Такая яростная дрожь Пройдёт по непокорной шкуре, Что в этой беспощадной буре Ты, как песчинка, пропадёшь! Прости душе моей безбожной За причинение кручин. Прошу, будь очень осторожной, Но &#61485; попытайся, приручи. 1979 г. ЗИМНЕЕ ПРОЩАНИЕ Он – неприступен. Зла она. Раздора вздыбленные перья... Неодолимая стена бессмысленного недоверья... Ледышки пальцев – хоть кричи! – Уже, наверно, не оттают. Одни лишь губы горячи, С которых колкости слетают. Они ещё сойдут с ума, Когда поймут, что́ натворили! Но – не сейчас. Сейчас – зима. Весь город словно побелили. Луна – угрюмая сова – С небес следит за ними в оба. И раскалённые слова, Шипя, скрываются в сугробах. 1979 г. * * * Милая-милая, Я-то помилую – Ложью и юмором Вмиг ублажу. Милая-милая, Вас, легкокрылую, Я от любви своей Освобожу. Светлая-светлая! Что посоветую? Вновь обрести Тишину и уют. Светлая-светлая, Песня не спетая – Лучше, чем та, Что фальшиво поют. Славная-славная, Силы – не равные. Видно, поэтому Ты и сдалась. Славная-славная, Самое главное – То, что к любви Не примешана грязь. Нежная-нежная, Ты мою грешную Душу не трогай – Быстрей улетай. Нежная-нежная, Думы мятежные Мне одному Не расправу отдай. Грусть беспросветную, Боль безутешную, Глупый твой страх И смешной самосуд – Славную, светлую, Милую, нежную В тайных стихах От забвенья спасу. 1979 г. * * * Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся. Лопе де Вега От тяжких мыслей не уснуть, Перо само к бумаге рвётся: "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся". Ни в чём не смею упрекнуть. И пусть Вам празднично живётся! "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся". Порой тоска охватит грудь, Да не беда &#61485; она уймётся. "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся". С годами (горестная суть!) Вам тоже чьей-то стать придётся... "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся". "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся". И, может быть, когда-нибудь Ещё слеза по мне прольётся. Когда-нибудь... когда-нибудь... (Вдруг повод крошечный найдётся?) "Я уезжаю в дальний путь, Но сердце с Вами остаётся..." 1979 г. ОСЕННИЕ ВИЗИТЫ Что-то больно уж горчит вино, Что-то небо сумраком больно, И в мои стихи закрался вдруг Осенённый осенью недуг. А вчера раздался в двери стук – То забрёл ко мне забытый друг, Просто так, на прежний свет, на чай. А в глазах – осенняя печаль. Он сказал: "Прошу меня простить. Не найдётся ль время погрустить? Если в силах, брат мой, помоги Оплатить осенние долги". – Ну конечно, милый, помогу. Я ведь сам у осени в долгу. На ветру, как жёлтый лист, верчусь. За двоих с лихвою расплачусь. Сядь-ка, выпей старого вина... А сегодня в дом вошла она. "Я тебе, – призналась, – не верна. На разлад с собой обречена. Ты ведь сильный. Сможешь ли помочь? Подари, прошу, мне эту ночь. От тоски осенней излечи. ...Отчего вино твоё горчит?" – Не греши на терпкое вино – Многих вин целебнее оно. Я спиной к тебе не повернусь, До слезы осенней дотянусь, Со щеки твоей её сотру. Будешь ты счастливою к утру. Я себе весёлым стать велю, Я тебя от грусти исцелю, А моя – останется при мне. Осень – в сердце. Истина – в вине. ...В моей вине. 1979 г. Пропойте женщине хвалу! МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ Смахните слёзы, грусть сотрите. Сдаю без боя свой плацдарм. Вы, барышни, всегда хитрите, И в этом есть какой-то шарм. От злости-гордости девичьей, Слегка наивной и смешной, В очаровательном двуличье Вы предстаёте предо мной. Я вас за это не караю – Сейчас включу магнитофон. Хотите, песенку сыграю, Создам великодушный фон? Поверю, ветреный ироник, Что беспричинен ваш визит, И в то, что есть у вас поклонник, И в то, что свадьба предстоит. На этой свадьбе побывать бы! (Луна колышется в окне.) Но для чего про ваши свадьбы Вы исповедуетесь мне? Иль, вслушиваясь, как газели, В прокуренную тишину, Узреть хотите, что задели Сокрытой ревности струну? Ну что ж, приятна хитрость эта. Я вам, пожалуй, уступлю. Глазами грустного поэта Скажу, что всё-таки люблю, Что вы, конечно же, прекрасны, Что наш разрыв трагичным был И я напрасно, ах, напрасно Когда-то вас не оценил! ...Мы очень славно покурили, Допили терпкоё питьё, Друг с другом малость похитрили, А дальше – каждому своё. Мне – жить всё жёстче и грубее, Творить, курить и юморить. А вам, поскольку вы слабее, Всегда хитрить, хитрить, хитрить. 1980 г. * * * Нет в моей любви уюта. Я ль виновен, что она Не квартира, а каюта? – За волной идёт волна. Нет в моей любви везенья – Самолётик без руля. Парашюта для спасенья Не сыскать. Молчит земля. Нет в моей любви резона – Полустанки мельтешат... От плацкартного вагона Не устанет ли душа? Нет в моей любви расчёта. Помолись же, не кляня, Сразу Господу и чёрту – За себя и за меня. 1980 г. СЛЕГКА НЕ ПО ШЕКСПИРУ Мне видится, что Яго был бедняга, А вовсе не коварен, не жесток. Из слабости решил себе во благо Использовать им найденный платок. Мне мыслится, что мавр венецианский Тиранствовал, как всякий бывший раб; Привык себя вести по-хулигански И брать за горло белотелых баб. Мне верится, друзья, что Дездемона Сама мечтала мавра придушить. В эмоциях была неугомонна И подбивала Яго согрешить. Мне кажется, что жалких чувств клубочек Стал поводом к истории такой, А вовсе не батистовый платочек, Оброненный неряшливой рукой. 1980 г. ТВОИ ГЛАЗА В переулках притихли прохожие, Отзвучали машин голоса. Боже мой! До чего же хорошие У тебя глаза! Я ведь знаю, что ты – настоящая: Как земля, как вода, как лоза. Боже мой! До чего же молящие У тебя глаза! Ни к чему оправдания старые, Все пустые мои словеса... Боже мой! До чего же усталые У тебя глаза! Где училась ты быть терпеливою? – Лишь тайком промелькнула слеза... Боже мой! Неужели счастливые У тебя глаза?! Будут беды и думы тревожные, Но рассветлятся вновь небеса. Боже мой! До чего же надёжные У тебя глаза! Ни на что на земле не похожие &#61485; Вот с таких бы писать образа! Боже мой! До чего же хорошие У тебя глаза! 1980 г. * * * Ты спросила: "Мы &#61485; друзья?" – Чёрта с два! Намного хуже! Мы &#61485; потерянные души. Я – твой крест. Ты – кровь моя. Ты спросила: "Вы &#61485; мой друг?" – Твой должник, твой вечный кровник. Твой невстреченный любовник И несбывшийся супруг. Ты спросила: "Друг я Вам?" – Много больше! &#61485; свет мой ясный, Без которого напрасны Все поступки, все слова! Ты спросила: "Мы дружны?" – Да! Дружны, как два несчастья. Как убийцы, соучастьем Навсегда обручены. Ты спросила: "Мы &#61485; друзья?" Для ответа слов не нужно. Ну какая ж это дружба?! Ты – мой крест. Я – кровь твоя. 1980 г. ОТРАЖЕНИЯ К любви своей, наперекор всему, Мы шли по предначертанному кругу – И встретились! Но – странно! – почему Так трудно нам смотреть в глаза друг другу? Не скажешь, что враждуем, не любя. Ещё печальней наше положенье: В твоих глазах я вижу лишь себя, А ты в моих – своё изображенье. В зелёных отшлифованных зрачках, Чуть только подойду к тебе поближе, Кривляются два жалких дурачка, Которых я за сходство ненавижу! Но знаю: и тебе невмоготу (Не оттого ль наигранно хохочешь?) В глазах моих всечасно видеть ту, Двуликую, какою быть не хочешь. Я взгляд холодный прячу, словно вор, Боясь случайной резкостью обидеть. Довольно на меня смотреть в упор! Закрой глаза – позволь тебя увидеть! Назойливую лампу потуши. Быть может, в темноте прозреют двое. Глаза и вправду зеркало души... Чужой души... И зеркало – кривое... 1980–81 гг. В ЭЛЕКТРИЧКЕ Ночь. Электричка. Злые таблички – Перечень санкций. Двери, как плиты, Плотно закрыты. "Не прикасаться!" В тамбуре тёмном, Очень укромном, Можно обняться. Что же такое Нынче с тобою? "Не прикасаться!" Хлёсткие взоры – Как приговоры! Время кассаций. Вот и прошенье: – Дай мне прощенье! "Не прикасаться!" Трудно быть честным В тамбуре тесном. Легче – казаться. Хочешь, не струшу – Вето нарушу? "Не прикасаться!" Я ведь философ. Не под колёса ж С горя бросаться? Впрочем, проверим... Чёртовы двери! "Не прикасаться!" Что ж ты в испуге Вскинула руки? Будешь терзаться? Экая малость! Спрячь свою жалость. "Не прикасаться!" Ночь. Электричка. Злые таблички. ...Страшно расстаться! Души, как плиты, Плотно закрыты. "Не прикасаться!" 1980 г. * * * ...Вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей. Булат Окуджава Пропойте Женщине хвалу! – Не той, весёлой, легкокрылой, Что всем нам головы кружила На жизни ветреном балу. Пропойте Женщине хвалу! – Той, неизбывно одинокой, К чьей ласке, нежной и высокой, Нас тянет властно, как к теплу. Пропойте Женщине хвалу! – Той, по-житейски благородной, Что нас, усталых и голодных, Зовёт к нехитрому столу. Пропойте Женщине хвалу! – Той, на кого так зло и колко Глядят порой глаза-двустволки, А губы сплетни вьют в углу. Пропойте Женщине хвалу! – Той неизменной, изначальной, Что нам вослед глядит печально, Припав к замёрзшему стеклу. Пропойте Женщине хвалу! – За то, что нас не позабыла, Хоть, может, и других любила, Устав глядеть в ночную мглу. Пропойте Женщине хвалу! – Её отринутому чувству, Её небесному искусству, Её земному ремеслу. Пропойте Женщине хвалу! 1980 г. Если должен быть грешник... * * * Навалились холода! Город сгорбился от стужи. Наши плечи стали ýже, Стала твёрдою вода. Улиц белые бинты Отутюжены морозом. Сникли, будто под наркозом, Помертвелые кусты. На деревьях – ни листа, А во взглядах – отчуждённость, Зимняя оцепенённость, Вековая мерзлота. Нам её не расколоть. Подо льдом былых желаний – Мамонты воспоминаний, Замороженная плоть. Пусть лежат себе в глуби До сумятицы весенней – До эпохи потрясений И нашествия Любви. 1980 г. * * * Она была божественно красивой! Красиво встретилась, красиво пригласила, Красиво подавала терпкий чай, Красиво мне поведала печаль. Она была божественно красивой! – Красивой в робости и в дерзости спесивой, Красивым именем красиво называлась, Красиво щурилась, красиво отдавалась, Красиво ластилась, и млела, и курила, Слова красивые красиво говорила, Красиво вкралась, нежностью ожгла, Красиво распрощалась – и ушла. Такая, брат, развязка приключилась. А счастья потому не получилось (Позволь догадку выделить курсивом), Что это было б слишком уж красиво! 1982 г. * * * Ни машин, ни шагов, ни объятий, ни тайных свиданий – Только звёздная дрожь, фонарей нагловатая спесь. Телефонные будки... забытые исповедальни... Никого не найдёшь, кто рискнул бы покаяться здесь. Мостовая блестит, как огромных размеров галоши. Я иду, пересмешник, мятежник, себе господин. Если все норовят записаться в благие святоши, Значит, должен быть грешник – хотя бы, хотя бы один! Как пустынно вокруг! Не сыскать мне друзей своих прежних. Та, что грезилась, – спит, отдыхая от дум и вранья. Чтоб считаться святой, нужен ей хоть какой-нибудь грешник. Если должен быть грешник, пусть буду тем грешником я! 1982 г. * * * Выскользнув из платьица, Словно кошка, ластится. А когда совсем близки, Выпускает коготки И – по сердцу норовит! Каждый раз душа кровит. Потому с опаской Боли жду за лаской. 1982 г. * * * Убегать? – тому не обучен. Уходить? – ещё не пора. Я сомненьями так измучен, Так пригнула меня гора Недомолвок твоих и мифов, Ухищрений и лжи любой, Что готов я с царём Сизифом Поменяться своей судьбой. ...Не гляжу на тебя с укором, Не кляну за твоё враньё, Не прошу поднимать ту гору, Но хотя бы – сойди с неё! 1982 г. * * * Твой бог, он любит троицу. Но я – за два угла! И от меня не скроется Ложь сладкого стола, Улыбчивость волшебная, Бокалов перезвон... Какая ты душевная! Как благороден он! А я принёс несытую, Растравленную страсть! А я пришёл в открытую, Чтоб вновь тебя украсть, Ранимую, желанную, В печалях и в шелку... И, подымая пьяную Чугунную башку, Утратив всю рассудочность (Такого не ждала?!), Я пью за нашу будущность – Без третьего угла! 1982 г. * * * Я сижу во тьме салона, Словно праведник Иона В чреве сонного кита. За окошком – темнота И двенадцать тысяч метров Высота. Крупицы льда. Одинокая звезда Заползла в иллюминатор. И осталась – это ж надо! – Там, внизу, моя беда. Я сижу в тиши салона. Как пустые медальоны, Цепью тянутся окошки. Там, внизу, ночные кошки На душе моей скребут. Я же, плут, Укрылся тут, С видом ангельски-невинным. И спокойные турбины Что-то светлое поют. Вновь надежды гнёзда вьют В голове моей холодной. И смешной конфеткой "Взлётной" Тает сердце. Подают мне стаканчик с минералкой (Коньячку, должно быть, жалко? – Что ж, сойдёт и газвода). Там, внизу, – моя беда. Здесь – двенадцать тысяч метров Высота. Крупицы льда. Одинокая звезда Прицепилась – и ни с места. Может быть, мы под арестом? Не летим, а ждём суда?.. 1982 г. * * * Говоришь, не достало терпенья? Что любовь я загнал, как коня? Но бесплодны твои поученья Пред судьбой, одарившей меня! Да, и верил, и жил торопливо. Да, с плеча, без разбору рубил. Не жалей – всё равно был счастливым! Не кляни – слишком сильно любил! 1982–83 гг. * * * Что за думой изводишь Ты себя? – не пойму. Молча пальцами бродишь По лицу моему, Над висками колдуешь, Гладишь проседи след, Словно втайне рисуешь Незнакомый портрет. Он светлей и моложе – Ни тоски, ни вранья. Чем-то мы и похожи, Только это – не я. Только жаль, что бесплодно Побужденье твоё: То лицо – благородно, Да оно – не моё. Мне назад не вернуться: Перекрыты пути. Я тебе обмануться Не позволю – прости! Закурю по привычке И, неловкий, слепой, В хищном всполохе спички Снова стану собой. 1985 г. * * * Да, у поэтов есть такие склонности, Что схожи с сумасшествием немножко: Когда нам очень хочется влюблённости, Весь мир готовы бросить к милым ножкам. Ан не мешало б помнить непреложное Той женщине, кого избрали Музой: Когда всё принимается как должное, То долг для нас становится обузой, А Муза – ядовитою медузой. 1986 г. Хоть судьба и не щадила... * * * Нелюбовь всегда жестока, Хуже ненависти даже! Что ни сделай – выйдет боком; Выйдет криво что ни скажешь; Сколь ни мудрствуй – не поможет; Как ни ба́луй – только хуже. ...На давно остывшем ложе Леденеют наши души. 1991 г. * * * "Господь терпел – и нам велел", поскольку песен Он не пел. А я вот – пел, да низко сел (хотя и это не предел). Но никогда я не стерплю, чтоб говорили мне "люблю!" и, ускользая босиком, тайком мечтали о другом. И никому не повелю с трудом выдавливать "люблю..." из помертвелых, вялых уст, когда колодец сердца пуст. 1991 г. * * * Не везёт мне в смерти –Повезёт в любви. Булат Окуджава Ну а если в любви не везёт, Значит, смерть будет лёгкой и скорой? Псы её не накинутся сворой – Шелковистой змеёй подползёт И искусно укусит во сне, Впрыснув капельку сладкого яда, И наступят покой и отрада, В жизни сей недоступные мне. 1991 г. * * * "Седина – в бороду, бес – в ребро!" Предпочту золоту серебро. На года плюну я, раб былой! – Предпочту юную пожилой, Предпочту грешную всем святым, Её страсть нежную – снам пустым. Не бывать холоду! Пой перо! "Седина – в бороду, бес – в ребро!" 1991 г. * * * Он готов носить меня на руках! (Из разговора) Пребывая во влюблённых дураках, Я и сам готов носить Вас на руках! Но, любимая, мгновенно поумнею, Если сесть мне попытаетесь на шею. 1991 г. ПЕРЕМИРИЕ Это золото на синем, Этот царственный багрянец... – Словно музыка Россини (Жил когда-то итальянец); Это мягкое сиянье, Нам дарованное свыше... Вот оно – благодеянье, Без которого не выжить! Как одаривает негой Старомодное светило! Перед первым близким снегом Осень нас озолотила Неразменною валютой Милосердия и грусти. ...Будет долгой, будет лютой Власть Зимы. Но в жёлтом хрусте Листьев, пальцев, одеяний, В тёплом шорохе шафранном Боль моих переживаний Затихает как-то странно; Как-то просто и волшебно На глазах своих меняюсь И мелодией душевной До краёв переполняюсь. Кровь, вражда, грозящий кризис – Ну на что мы годы гробим?! Невозможно жить, окрысясь, В страхе, подлости и злобе! Всех люблю! И всем прощаю! И, тобою зацелован, В этот вечер обещаю: О политике – ни слова! 1991 г. ГДЕ ЕЩЁ?.. Где́ ещё так шуруют? Где ещё так воруют? Где ещё так жируют На народном горбу?! Где ещё столько нищих? Где – в погоне за пищей – С утра до ночи рыщут, Проклиная судьбу?! Где́ так много запретов, Министерств, комитетов, Кулуарных секретов И дворцовых интриг? Где чиновная каста Так сильна, самовластна, Так нагла и опасна, А народ – полудик? Где́ темно, как в сосуде? Где абсурд на абсурде? Где до смысла, до сути Всё никак не дойдут? Где рождаются дети Для грядущих трагедий – И никто не в ответе, И беспомощен Суд?! Где́ ещё столько трёпа? Где безверье и злоба С колыбели до гроба Иссушают сердца? Где трава не родится? Где унылые лица? Где возлюбленным снится По ночам... колбаса? Где́, в каких Палестинах, Ты б жила, как на минах, О пустых магазинах Разговоры вела? Где б ещё, моя детка, Мы ругались так метко, Целовались так редко, Не имея угла?! Где́ ещё, дорогая, Страсть пронзает такая, Что вся кровь закипает На греховном огне?! – Только в этой, винимой, В этой, неповторимой, И так страшно любимой Сумасшедшей стране! 1992 г. * * * Не прошу. Не надеюсь. Не жду. Это Промысел, верно, Господень! Одинок и завидно свободен, Набираю опять высоту. В небо звёздное! Гол как сокол! От иллюзий любовных излечен. ...Не взлететь бы мне так высоко, Что дышать станет попросту нечем!.. 1992 г. * * * Эй, Ты, сидящий на небе и показывающий мне нос! Я плюю на нелепый жребий, на жизнь, что пошла вразнос! Я не стану – учти! – не стану плестись на Твоём поводу. Лучше встану, забыв про рану, зажмурю глаза – и пойду... А куда? – не Твоя забота. А зачем? – не Твоя печаль. У Тебя там своя работа – сердобольного палача. Только я – я ещё помедлю (Не усердствуй! Всему свой час...) Добровольно соваться в петлю – ту, что Ты для меня припас. 1992 г. * * * Не обижайся, что молчу, Что на своем сосредоточен, Что, к твоему припав плечу, Курю без продыха полночи. То – память мстит, то – сердца грусть, От коей, может, поумнею. Пока к себе не продерусь, К тебе пробиться – не сумею. 1992 г. * * * Я уже не жду твоих звонков. Боль меня – до вопля позвонков! – Больше не пронзает, как когда-то, И душа на дыбе не распята, Начисто отмыта от плевков. Я уже не жду твоих "прости", Жалобно-певучих интонаций, И могу с собою разобраться, И готов с долгами рассчитаться, И роман красивый завести. Я уже не жду и не хочу Никаких волшебных ренессансов! Над горою стансов и романсов Про себя безмолвно хохочу. Я уже и меньшего не жду: Весточки простой, случайной встречи... Кто из нас страшнее искалечен? – Знать дано лишь Божьему суду. И на что надеяться в душе, На какую искренность и ласку?! Я уже не верю в эту сказку – В лучшее, на новом вираже. Это – эксгумации под стать. Это – как разрытая могила. Это ясно даже для дебила: Нечего и незачем мне ждать! 1992 г. * * * Говорил же: балу́ешь с огнём!.. Видишь, чéм всё теперь обернулось?! ...Ты лгала мне и ночью, и днём Потому, что в себе обманулась. То не год был, а цирк-шапито! (До сих пор усмехаюсь беззлобно.) ...Ты меня разлюбила за то, Что сама на любовь не способна. Никого не кляня, не виня, Жить продолжу с открытым забралом. ...Ты пыталась унизить меня Потому, что себя презирала. Не беда! – я опять на коне. А сводить с тобой счёты – негоже. ...Ты была беспощадна ко мне Потому, что измучилась тоже. Вот и весь он, развязки секрет. И хоть в новые страсти играешь, Я тебе не завидую, нет! – Потому что ты всё это знаешь. 1992 г. * * * И я не жалел, И меня не жалели... От пылких романов Мы слишком шалели! И я не щадил, И меня не щадили... В момент расставанья Ещё и шутили! И я покидал, И меня покидали... Да что там! – всё новые Виделись дали... И я не нашёл, И меня не нашли... А лучшие годы Так быстро прошли! 1992 г. * * * Ещё не раз придёшь к могильным плитам, Свои мечты оплакивая смехом... Ещё не раз пронзит тебя обида И подхлестнёт к сомнительным утехам... Ещё не раз покажется проклятой Былая страсть, её зовущий шёпот... Но – не грусти: за всё тебе наградой Твой горький опыт, незаёмный опыт. 1991 г. А ЗНАЕШЬ... А знаешь, как с тобою хорошо?! А знаешь, как спокойно и надёжно?! Возможно, я чуть-чуть с ума сошёл, А то и вовсе спятил? – всё возможно! А знаешь ли, как голос твой хорош?! А веришь ли, как взор твой исцеляет?! А рассказать – подумаешь: всё ложь, Вот грешник старый дурака валяет. А знаешь, я скучаю по тебе, Я, кажется, действительно скучаю И исподволь, невольно намечаю Рывок, противоречащий судьбе... А знаешь ли, как пусто без тебя?! А веришь ли, как сумрачно и плохо?! Увы, меж нами целая эпоха, Что прожил я, мгновенья торопя! А знаешь ли, как хочется подчас Наедине с тобой одной остаться И – Господи прости! – поцеловаться Хотя бы раз, без любопытных глаз. А знаешь ли?.. – да что там вопрошать! А веришь ли?.. – да просто несерьёзно! Об этом ты, дружок, могла б узнать, Когда бы мы не встретились так поздно... 1992 г. НЕ ЗАДУВАЙ СЧАСТЛИВУЮ СВЕЧУ! Непредсказуемость – вот язва наших дней! Непредугаданность и неопределённость... И лишь одно спасает нас: влюблённость, Хоть мы слегка юродствуем над ней. Кому-то – власть, а мне милее – страсть. Кому-то – чек приватизационный, А я и так богат – ведь я влюблённый! Нам повезло во времени совпасть! Когда вокруг жестокость и нужда, Когда сердца и души одичали, Я разогнать хочу твои печали И снова быть, как в юные года, Певцом надежд, романтиком ночным, Весёлым, злым, неистовым и нежным, Не слишком мудрым и не слишком грешным, Без жёстких лат немножечко смешным. Таким тебе запомниться хочу В сумбуре жизни неопределённой. Ты тоже стань хоть чуточку влюблённой, Не задувай счастливую свечу! 1992 г. * * * Каждая встреча – взаиморазведка: Жизнь вспоминаю, пою и курю... Ты замечательно слушаешь, детка, Как замечательно я говорю. Речь моя сбивчива и тороплива, Всё понамешано: юмор и боль. Как удивительно ты терпелива! Из уважения к возрасту, что ль? Впрочем, какое значенье имеет: То́ ли болтаю, тудá ли бреду? Если простое присутствие греет, Повод подстрою и тему найду – С ходу, любую – от песен до Канта: Книжки, дела, перестройка, застой... А в голове лишь одна доминанта: Где-нибудь взять да обняться с тобой!.. 1992 г. * * * Пойми́ ж ты, пока не поздно: Любовь не должна быть постной! Коль нет в ней ни крошки перца, Застой наступает сердца. 1992 г. * * * В этом хаосе, В этом сумбуре Самое время Думать о шкуре; Самое время Глупости бросить В этом сумбуре, В этом хаосе! В этом сумбуре, В этом бедламе Где уж мечтать О пленительной Даме?! Где уж за Птицей Синей гоняться?! Где уж молиться И преклоняться?! В этом бедламе, В этом раздоре Правят сердцами Злоба и горе; Глухо – как в яме, Зябко и зыбко. Только твоя мне Светит улыбка! В этом раздоре, В этом раздрае Мы с тобой между Адом и Раем, Глядя на вьюги (О безмятежность!), Ищем друг в друге Жаркую нежность. Ищем да ищем (К дьяволу святость!) Жгучую близость, Грешную радость. По телефонным Линиям грубым Тянем друг к другу Пальцы и губы. И каждый вечер, Как наркоманы, Молим о встрече Вечножеланной. Только об этом Бога и просим В мрачном сумбуре, В хищном хао́се! 1993 г. ПУСТЬ ГОВОРЯТ Пусть говорят, что ты не та, Что есть поярче красота, И тоньше ум, и гибче стать... – Я не хочу тебя терять! Пусть голосят, что это – блажь, Так, романтический мираж, Что глупо чувствам доверять... – Я не хочу тебя терять! Пусть обо мне заводят речь, Что не рождён ценить, беречь, Что нам не светит благодать... – Я не хочу тебя терять! Пусть разнесут про нас слушок, Что я – твой временный дружок, Что всё разрушится опять... – Я не хочу тебя терять! Пусть говорят! – мне жалко их. Шалею от зрачков твоих: Как пёс, ловлю губами прядь... – Я не хочу тебя терять! Что завтра ждёт – не знаю сам. Но, обратясь к твоим глазам, В одном сейчас не стану врать: Я не хочу тебя терять! 1993 г. * * * Ты жила в туманном сне И ждала, наверно, Принца С полной сумкою гостинцев, На роскошнейшем коне. А пришёл к тебе Король, Битый, тёртый и усталый, - Тот, кому и не пристала Принца праздничная роль. У него ни царства нет, Ни коня – один лишь посох; Прошлый путь его – не в розах, Впереди не брезжит свет. Да и болен он ещё Той последнею любовью, Что теряют только с кровью, Вены взрезав под плащом. От подобных королей Жди да жди любой напасти: И порывов нежной страсти, И безжалостных плетей. Так что вычисли умом, Белошвейка из провинций, То ли ждать и дальше Принца? То ль связаться с Королём?.. 1993 г. * * * Молчу, щадя твою ранимость. Но ты в свою незаменимость Уверовала слишком резво. А потому я должен трезво Предвидеть, что когда-нибудь Придётся мне тебя встряхнуть И, развернув лицом к стене, Оставить в гулкой тишине С реальностью наедине... 1994 г. ПОЗДНЕЕ ПРОЗРЕНИЕ Философски скребя лысоватое темя, Начинаю, пожалуй, слегка прозревать: Почему я всё время встречался не с теми? Почему приходилось оковы срывать?.. Были разными лица, и очи, и ноги, С кем-то осенью знался, а с кем-то весной, Но со временем понял, что в поисках многих Я всегда возвращался всё к той же, одной – Одинокой, печальной, порой сиротливой, Неприкаянной, слабой, припавшей ко мне. И хотелось ту спутницу сделать счастливой, Чтоб себе показаться героем вдвойне. Только быстро кончалось моё донкихотство, И от собственной блажи бесился я весь, Потому что из слабости, слёз и сиротства Вырастали ревнивость, строптивость и спесь. И опять приходилось срываться, метаться, И опять повторять тот же замкнутый круг. Так что нечего мне на судьбу обижаться, Как и незачем злиться на бывших подруг. 1996 г. * * * С темпераментом сатира, Склонный душу обнажать, Ни одной из женщин мира Я не смог принадлежать. Тяга к новому в поэте – Корень всех семейных драм. Потому, должно быть, дети От меня – у разных дам. 1996 г. * * * Если спросит небесный меня Судия, Отчего изменял стольким женщинам я, То одно лишь отвечу на Страшном суде: Что любовь погибает в застойной воде. 1997 г. ЗА БОЛЬШИНСТВО! Любил блондинок и брюнеток, Шатенок, рыжих – да любых!.. И никогда в кругу кокеток Не понимал я "голубых"! Скупая розы подороже, Гадал: какой преподнести?.. И всё же с "розовыми" тоже Мне было, брат, не по пути. Культ большинства – большое свинство, Тоталитарная фигня! Но сексуальные меньшинства, Наверное, – не для меня. Возможно, стиль оригинальный Не чужд мне в чём-то до седин, А в "ентом смысле" – я банальный, Вполне стандартный гражданин. Хоть слабый пол цепями брака Нас ухищряется пленять, Ориентацию, однако, Не собираюсь я менять. Пока мозги не оскудели, Намерен жить своим умом. И лишь в одном приятном деле Готов быть вместе с большинством! 1998 г. * * * У мужика – вся страсть наружу, Когда он смертно одинок! А в женщинах он ценит душу, Её разглядывая... с ног. 1998 г. * * * Не берите поэтов в мужья. Светлана Суслова Не женитесь, не женитесь, не женитесь, Не женитесь, поэты! Александр Городницкий Хлам романтики сдам-ка в ломбард, Пересилю былую болезнь. "Не женитесь, поэты!" – пел бард, Поэтесса дополнила песнь. Эту тему развил бы и я, Озираясь на выжженный лес: Не берите поэтов в мужья, Как и в жёны – больших поэтесс. 2002 г. * * * Хоть судьба и не щадила И не раз тушила свет, Ни к одной из тех, с кем было, Злобы-ненависти нет. Ни к одной из тех, с кем было, – Было, сплыло да прошло. Пусть – сжигало, пусть – знобило, Но сегодня лишь тепло, Лишь тепло я ощущаю Даже к тем, кто жаждал мстить, И за глупости прощаю И молю меня простить. 2002 г. А перо – не выдаст! рисунок * * * Жизнь течёт в обыденных границах, День за днём бегут вперегонки... Старый стол, научные страницы, Телефона поздние звонки... Сотни дел ближайших намечаешь, Расписав до мелкого штриха... Но внезапно остро ощущаешь В сердце завязь нового стиха. Он влетает дерзкою строкою, Распугав ряды заумных фраз! Что за блажь?! Возможно ли такое: Вознестись мгновенно на Парнас Без игры на златострунной лире, Без крылатых призрачных коней?! Просто вдруг в прокуренной квартире После долгих выстраданных дней, В ночь одну, в какое-то мгновенье Вас освободят от немоты Звёздный жар, Озноб стихосложенья И бумаги белые листы! 1975 г. РЕМАРКА ДИЛЕТАНТА Законченность и пропорциональность В искусстве порождают лишь банальность. Художник! Хочешь быть на высоте? Придай чуть-чуть уродства Красоте. 1975 г. * * * Уже какую осень, Завидуя друзьям, Я в центре цифры восемь – Два круга по краям. В одном – событий проза, Долги и суета, Неискренние позы, Ухмылочка у рта. В другом – как отрицанье Житейской требухи – Из звёздного мерцанья Рождаются стихи. И оттого мне туго (Попробуйте понять!), Что надо оба круга Собой соединять. 1976 г. * * * Где, в извилине какой Спрятано устройство, Что взрывается строкой, Полной беспокойства? Где прикажете искать Грустные нейроны, Что рождают стих под стать Чувствам похоронным? Ну а где лежат в мозгу Крошечные клетки, Выдающие строку Звонче хлёсткой ветки? Не ответит вам никто, Сам Творец не скажет. Даже вскрытие – и то Вряд ли что покажет. 1980 г. * * * Откуда повелась молва такая, Что, мол, нужна поэту мастерская, А также Мэтра твёрдая рука? "Ученье – свет!" – запомнил я мальчишкой, Но иногда мне кажется, что слишком Привычка к ученичеству крепка. Скажите, кто и на каких этапах Давал уроки правнуку Арапа? Старик Державин? То ещё – вопрос. Ведь знаем мы, что озорник курчавый С лицейских лет повенчан был со славой И патриарха быстро перерос. А молодой неистовый поручик – Он разве не из рода самоучек? Ему-то кто привил небесный дар? Забрёл бы он хоть на одну минуту В гудящий коридор Литинститута? Хоть на один явился б семинар? И уж скажу вполне определённо, Что над пером разбойника Вийона Мэтр не стоял и не ворчал: "Слабó..." И никакой отец-наставник слога Не шлялся по ухабистым дорогам В обнимку с безобразником Рембо́. Так не пора ль признаться откровенно: Виной всему – причудливые гены. (Случайный завиток – и ты поэт!) А далее – та страсть самосожженья, Какой в науке нет определенья И в языке иных названий нет. 1980 г. * * * Вам жаль, что современные поэты Не носят парики и эполеты, И не летят на тройках сквозь метели, И не спешат стреляться на дуэли? Но есть у них свои долги, лишенья, О коих на потребу не поётся. И той же соблазнительной мишенью Распахнутое сердце остаётся. И, может быть, домашняя аптечка, Где валерьянка старая горька, В известном смысле схожа с Чёрной речкой И роковой вершиной Машука. 1983 г. * * * Не лукавый манёвр, не искусный приём: Я пишу о себе, я пишу о своём, О воистину мной пережитом. Всё здесь голыми нервами шито. Слишком лично? Не общевелико? Ну что ж... Мной освоенный мир с очень многими схож – У людей он зовётся судьбою. Разреши поделиться с тобою Тем, что выпало мне, что сквозь сердце прошло, Что из собственных недр добывал тяжело – По песчинкам, по редким крупицам. Может быть, и тебе пригодится?! Пусть находками я и не слишком богат, Не хочу брать чужую судьбу напрокат, Ни в удобный кредит, ни в рассрочку. А иссякну – весь выложусь в точку. 1983 г. * * * Который век толкуют нам об этом, Который век одно на языках: Мол, доверять рискованно поэтам, Мол, в жизни всё иначе, чем в стихах. Грешно, когда и впрямь читатель киснет, Запутавшись в сухой игре ума. Но вымысел, настоянный на жизни, Правдивее подчас, чем жизнь сама! Что́ истины мусолить прописные, Без выдумки марать бумаги лист?! Картинки размножать переводные? – На случай сей сгодится копиист. Да изумит нас дерзостью подлиза! А злобный враг – от пуль убережёт! Поэзия – не зеркало, а линза: Луч жизни, сквозь неё пробившись, – жжёт! 1985 г. РЕЦЕНЗИЯ В поэтической новинке Не нашёл я ни кровинки – Только гладь застойной лимфы В берегах пристойной рифмы. 1986 г. * * * Слабо верится в добро – Все мечты прокисли. Защити меня, перо, От недобрых мыслей! От свалившихся невзгод, От дурного шага Огради меня, блокнот! Упаси, бумага! Никого не осужу, Не возненавижу. По привычке ухожу В собственную нишу. Человек на всё горазд, Злобы в нём – на вырост. А бумага – не предаст! А перо – не выдаст! 1991 г. * * * Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда!.. Анна Ахматова Права была Ахматова, права: "Когда б вы знали, из какого сора..." ...Любой разлад, любая наша ссора Невольно превращается в слова, До коих нам с тобой не дорасти, Не дотянуться – даже не пытайся! А что да как?.. – попробуй догадайся. Ключ от всего – у Господа в горсти. 1992 г. * * * Поэзия – конечно, ложь. Но – раны все затянутся, И я уйду, и ты уйдёшь, А вот стихи – останутся... 1992 г. * * * Уж лучше речи, хлёсткие, как плети, Чем пересудов пакостные блохи. Не уберечься от слюнявых сплетен! Да ерунда! – дела не столь уж пло́хи. Дыши, пиши... – и что тебе наветы?! (Не в первый раз перемывают кости.) Защищены иронией поэты От лицемерья, зависти и злости. 1992 г. КРИК ДУШИ Рукописи не горят. Михаил Булгаков Ход Судьбы назад не повернуть – Тяжелы безденежья вериги... Всё длинней и неподъёмней путь От строки до полновесной книги. Чтоб она, читатель дорогой, Заслужить смогла твоё вниманье, Мало оплатить её Судьбой, Надо уплатить и за изданье. Без деньжат хоть сколько лет подряд Можешь нянчить ценную идею! Рукописи нынче не горят – Так себе, необратимо тлеют. 1999 г. * * * Бывает страшно вдруг, не скрою. Усталость душу тяготит, И просыпается порою Во мне услужливый пиит: "Не возникай! Смири свой нрав ты! В угоду Власти стих сложи..." Но знаю: вирус полуправды Смертельней, чем бацилла лжи. 2000 г. * * * Что́, поэт, тебе до Бога? Даровал и так он много: Тропку трудную любви! Так что небо не гневи! Что, поэт, тебе до власти? У тебя – иные страсти, Свой полёт и свой удел. Аль в паяцы захотел? Что, поэт, тебе до славы? Может быть, какие главы И приглянутся кому... – Знать об этом ни к чему! Что, поэт, тебе до злата? Жизнь твоя и так богата Горем, радостью, мечтой... Не завидуй, золотой! Что, поэт, тебе до музы? Коль души откроешь шлюзы И покатится волна – Даже муза не нужна! Что, поэт, тебе до драки? Если волки и собаки В злобной схватятся грызне, Оставайся в стороне. Что, поэт, тебе до Слова? – Всё! Оно – твоя основа. Всё! Оно – твоя опора, А не клацанье затвора. 2002 г. * * * Хоть трудно ждать волшебных перемен, Взмывайте, рифмы, плавайте, кружите! Чего скрывать-то: я – не небожитель, А человек, что занят кладкой стен. Не потому ль так сладок тот момент, Когда пробьются (сбоку ль, в серединке) Поэзии зелёные травинки Сквозь серой повседневности цемент?! 2002 г. СОДЕРЖАНИЕ Если не я, то кто же?! 5 Весь открыт для мира 7 "Это я, весёлый!.." 7 "Караваны-караваны..." 9 "Так – умрём, ничего не успев..." "Воздух грозой наполнен..." "Разум зоркости лишая..." "С чего в глазах твоих тревога?.." "Благо – жить подходящим моментом..." Не дайте сердцу умереть! "Гроза! Гроза!.." ""Жизнелюбы-жизнелюбы"..." "Не дай мне, Бог, покоя..." "Не огорчайся, друг! Давай закурим..." "Жить хочу!.." "Не спеши прибегать к укоризне..." Пред ясною свечой "Давайте о главном, о сущем..." Может, не так уж я стар? Мольба "Радуйся отпущенному дню!.." "Чего прикажешь опасаться?.." "Всё к тому – чтоб обозлиться..." Наше время Мой гороскоп "Может, не так уж я стар..." ""Если не я, то кто же?!"..." "Пока душа не отлетела..." Искусство удивляться На самом краешке души "Стремительно меняются зрачки..." "Сквозь окно автобуса – город фиолетовый..." "Той ночью вылунило кроны..." Наш тополь "Надоело робко прятаться в тени..." "У порога спящего вокзала..." "Есть в раздумье одиноком..." Туман Натюрморт "Дразнит ноздри запах мая!.." "Какой простор! Какие ливни света!.." Старый Фрунзе "Урожайная нынче зима!.." "Тускнеет природы убранство..." "Благодари, благодари..." Меж землёй и небом "Шофёр "баранку" вертит расторопно..." "Бараны жирною походкой..." "С этих круч сорвался б даже Демон!.." "Померкли гордые вершины..." "Ударило утро в сто тысяч литавр!.." "За веком век проходят чередой..." "В сухой тиши топорщится трава..." "Кичимся, лжём, транжирим годы..." Поющий парус "Поворотов укрощенье!.." Какое синее! "Душа порой не замечает..." "Всё первородно в тьме ночной..." "Когда сердцам грозит коррозия..." "Удача всё-таки бывает!.." Нужны хорошие слова... Как это просто!.. "Милое, давнее, странное..." "Собрав последние гроши́..." "Вся наша жизнь – призывный первый крик..." "Лишь пригрев на сердце гада..." "За миг до смерти станет вдруг легко..." "Тишина подтверждается звуками..." "Судьбу свою не облегчая..." "Как это просто: не солги..." "Спасибо тебе, сумасшедшая наша работа..." "Довольствуясь житьём-бытьём..." "Из года в год всё пристальней и строже..." "Кто о холоде долдонит..." У каждого – ноша своя... "Да я и сам порой в смятении..." "Всё преходяще: страсть, печаль..." "Время с нами обходится круто..." "Что такое, мой друг, одиночество?.." Твой донор "А у скамьи глухонемых покойно и просторно..." "Нужны хорошие слова..." "Верь, человек, верь!.." Затмение "На жизнь лениво вдохновляясь..." "Тех не люблю, кто мёд побед..." "Страх разливается, знобя..." "Когда впереди расстилалась..." "Земную жизнь пройдя до полпути..." "Как Душу мы изводим, теребя!.." "У каждого – ноша своя..." Ни в стаде, ни в своре, ни в стае Перестроечное Издержка гласности "Можно клясть и менять вождей..." "Меня трясут: "Ты за кого?".." Рецидив Геральдическое Кое-что про нас Понимаю Мандельштама "Беда не в том, что мы сгораем в общем тигле..." "И солгать, и предать – просто ради удобства!.." "Доброжелателям" Вослед друзьям "Концерты, поклонники, браво-брависсимо!"..." "Ни в стаде, ни в своре, ни в стае..." "На выях – цепи, лбы – дубовые..." Набирая очки "Не всё о’кей – одно лишь хорошо..." "Известно изречение..." "Предательство и преданность – два слова..." Сильным мира сего "Никогда не пускала зависть..." "Давно признаться вправе я..." "Мы живём, глазёнками вращая..." "Да, я не менеджер, не дилер..." "Когда евреев унижают, я – еврей..." "Жаль, что наше общество не дошлое..." "Горемычного Гоголя строки..." "Ах, как трудно играть на лире..." "Что за эпоха! что за годы!.." К 30-летию выпуска курса "Не пристало Бога винить..." "Рос я в круге кыргызстанском..." "Смешны мне звёздность, пафос, имитации..." "В мире сущем, столь не идеальном..." Нет в моей любви уюта... Головой в созвездьях тая "Не лги – ни мне, ни для меня..." "О, как вы смотритесь, красотка!.." "Самолёт качнулся синий..." "Молчим. Окончена игра..." "Сероглазою колдуньей..." "Благословен пансионатский клуб..." "Все обиды улягутся вскорости..." "Довольно слов!.." "И снова я срываюсь с высоты..." Склоняясь над вашими глазами "Удар копья пришёлся в сердце зверя..." "Над нами чёрная туча в золоте по краям..." "Стою у бездны на краю..." "Хороший мой..." Признание "И снова осень обернулась праздником..." "Не ангелы, не дьяволы, не боги..." "Я &#61485; зверь. Но ты меня погладь..." Зимнее прощание "Милая-милая..." "От тяжких мыслей не уснуть..." Осенние визиты Пропойте женщине хвалу! Маленькие хитрости "Нет в моей любви уюта..." Слегка не по Шекспиру Твои глаза "Ты спросила: "Мы &#61485; друзья?"..." Отражение В электричке "Пропойте Женщине хвалу!.." Если должен быть грешник... "Навалились холода!.." "Она была божественно красивой!.." "Ни машин, ни шагов, ни объятий, ни тайных свиданий..." "Выскользнув из платьица..." "Убегать? – тому не обучен..." "Твой бог, он любит троицу..." "Я сижу во тьме салона..." "Говоришь, не достало терпенья?.." "Что за думой изводишь..." "Да, у поэтов есть такие склонности..." Хоть судьба и не щадила... "Нелюбовь всегда жестока..." ""Господь терпел – и нам велел"..." "Ну а если в любви не везёт..." ""Седина – в бороду, бес – в ребро!"..." "Пребывая во влюблённых дураках..." Перемирие Где ещё?.. "Не прошу. Не надеюсь. Не жду..." "Эй, Ты, сидящий на небе и показывающий мне нос!.." "Не обижайся, что молчу..." "Я уже не жду твоих звонков..." "Говорил же: балу́ешь с огнём!.." "И я не жалел..." "Ещё не раз придёшь к могильным плитам..." А знаешь... Не задувай счастливую свечу! "Каждая встреча – взаиморазведка..." "Пойми́ ж ты, пока не поздно..." "В этом хаосе..." Пусть говорят "Ты жила в туманном сне..." "Молчу, щадя твою ранимость..." Позднее прозрение "С темпераментом сатира..." "Если спросит небесный меня Судия..." За большинство! "У мужика – вся страсть наружу..." "Хлам романтики сдам-ка в ломбард..." "Хоть судьба и не щадила..." А перо – не выдаст! "Жизнь течёт в обыденных границах..." Ремарка дилетанта "Уже какую осень..." "Где, в извилине какой..." "Откуда повелась молва такая..." "Вам жаль, что современные поэты..." "Не лукавый манёвр, не искусный приём..." "Который век толкуют нам об этом..." Рецензия "Слабо верится в добро..." "Права была Ахматова, права..." "Поэзия – конечно, ложь..." "Уж лучше речи, хлёсткие, как плети..." Крик души "Бывает страшно вдруг, не скрою..." "Что́, поэт, тебе до Бога?.." "Хоть трудно ждать волшебных перемен..." Зарифьян Анэс Гургенович ПОКА ДУША НЕ ОТЛЕТЕЛА Редактор – Т. Кузьмина Компьютерный набор и вёрстка – Т. Нечаева Художник – М. Табулло Формат . Объём . Тираж . Заказ . Издательство – ОсОО "Алтын-Тамга" Автор Глубоко признателен своему другу и коллеге по Кыргызско-Российскому Славянскому университету, доктору архитектуры Равилю Муксинову – за ценные советы и спонсорский вклад в выпуск этой книги. Не могу не отметить Марину Табулло с её тонким вкусом и богатым художественным воображением. Благодарю также Татьяну Нечаеву, Татьяну Кузьмину, Елену Сенькину и Гульжан Чекелову, внесших свою лепту в техническую сторону работы. Спасибо и вам, мои потенциальные читатели, для которых и было затеяно настоящее издание.