Патологоанатом

                  Игорь Паньков

На расстояньи дрогнувших ресниц, 
с той точностью, что Шлиману не снится, 
он был свидетель, как валились ниц
защитников отважных колесницы.

Как шла болезнь Троянскою войной, 
и как - тому совсем свежо преданье -
сгустилась над ахилловой пятой
вся маета, вся темень мирозданья.

А здесь, за беломраморным столом, 
не жизнь и смерть, а брат с любимым братом
сошлись, и толковали об одном, 
и третьим был патологоанатом.

Вооружен лишь светлой головой
да безупречной оптикою Цейсса, 
он скромен, как трудяга паровой
над полосой грохочущего рельса.

Измызган фартук, труп давно зашит, 
окурок смят пинцетом цепким Шора, 
диагноз заключительный звучит
торжественным аккордом до-мажора.

Но сам Творец не смог бы горевать
так безутешно в сумраке промозглом, 
не разреши ему над прахом звездным
холодным спиртом душу согревать.