(Текст предоставил: Владимир Гук) |
Гук Владимир |
Владимир Гук На суд земной меня уже не позовут, Ну, а небесного, как водится, не будет. Врач говорит – с моим здоровьем не живут, Он не поймёт, что по себе других не судят. Лет с десяти устал я раны замечать, А годом раньше потерял отца и маму, И я задумчиво теряюсь отвечать На ваш вопрос: "Скажи, откуда эти шрамы?" Жара и холод, штили, штормы – всё одно, Жил на ветру, не клея в комнатах обои. Я рвал мосты, гонялся месяц за Махно, И ни с кого не снял часов на поле боя. Враги тогда не высылались по рогам – На том, что найдено, их резали с концами. Я плавал с греками к румынским берегам, Когда в стрельбе соревновался с погранцами. При личном росчерке лома два пера, Моя рука одним тычком ломала спину, И я навскидку мог сбивать прожектора, Куда проворнее владея карабином. Да не кряхти, Василий – стыдно, перестань! Я до Парижа ехал в угольном вагоне, Мне уголь въелся в альвеолы и в гортань, И до сих пор выходит с кашлем на ладони. Мне и мороз не изуродовал лица, Не вышла боком и блокадная баланда. Мне сапогами зубы выбил полицай За укрывательство скота от Фатерланда. На, выпей, Вася, чтоб сидел и не зудел! Те времена ушли, другие накатили, И, говорят, при пересмотре старых дел Мне имя доброе недавно возвратили. Что на свободе, что на зоне – беспредел, Ворам кололи купола, бандитам – змеев, Но я всё время в изоляторе сидел, И потому блатных наколок не имею. Как над другими, издевался над собой, И до сих пор на то, что прожил – не в обиде. Но всё равно – какой под Киевом был бой! – Такого боя вам до гроба не увидеть!