Клячкин Евгений Бродский Иосиф

Послушать (исп. Евгений Клячкин)

Чорт ! 41.

ст.: И. Бродский
муз.: Е. Клячкин





Новобранцы, новобранцы, новобранцы! 
Ожидается изысканная драка, 
принимайте новоявленного братца, 
короля и помазанника из мрака. 
Вот я снова перед вами - одинокий, 
беспокойный и участливый уродец, 
тот же самый, черно-белый, длинноногий, 
одинокий и рогатый полководец. 

Перед веком, перед веком, перед Богом, 
перед Господом, глупеющим под старость, 
перед боем в этом городе убогом 
помолитесь, чтобы что-нибудь осталось. 
Все, что брошено, оставлено, забыто, 
все, что "больше не воротится обратно", 
возвращается в беспомощную битву, 
в удивительную битву за утраты. 

Как фонарики, фонарики ручные, 
словно лампочки на уличных витринах, 
наши страсти, как страдания ночные 
этой плоти - и пространства поединок. 
Так прислушивайся к уличному вою, 
возникающему сызнова из детства, 
это к мертвому торопится живое, 
совершается немыслимое бегство. 

Что-то рядом затевается на свете, 
это снова раздвигаются кровати, 
пробуждаются солдаты после смерти, 
просыпаются любовники в объятьях. 
И по-новой зачинаются младенцы, 
и поют перед рассветом саксофоны, 
и торопятся, торопятся одеться 
новобранцы, новобранцы, солдафоны. 

Как вам нравится ваш новый полководец! 
Как мне нравится построенный народец, 
как мне нравятся покойники и дети, 
саксофоны и ударник на рассвете! 
Потому что в этом городе убогом, 
где отправят нас на похороны века, 
кроме страха перед дьяволом и Богом, 
существует что-то выше человека. 


Декабрь 1967
----------------------------------
ст.: И. Бродский





Новобранцы, новобранцы, новобранцы!
ожидается изысканная драка,
принимайте новоявленного братца,
короля и помазанника из мрака.

Вот я снова перед вами -- одинокий,
беспокойный и участливый уродец,
тот же самый черно-белый, длинноногий,
одинокий и рогатый полководец.

Перед веком, перед веком, перед Богом,
перед Господом, глупеющим под старость,
перед боем в этом городе убогом
помолитесь, чтобы что-нибудь осталось.

Все, что брошено, оставлено, забыто,
все, что "больше не воротится обратно",
возвращается в беспомощную битву,
в удивительную битву за утраты.

Как фонарики, фонарики ручные,
словно лампочки на уличных витринах,
наши страсти, как страдания ночные,
этой плоти -- и пространства поединок.

Так прислушивайтесь к уличному вою,
возникающему сызнова из детства,
это к мертвому торопится живое,
совершается немыслимое бегство.

Что-то рядом затевается на свете,
это снова раздвигаются кровати,
пробуждаются солдаты после смерти,
просыпаются любовники в объятьях.

И по новой зачинаются младенцы,
и поют перед рассветом саксофоны,
и торопятся, торопятся одеться
новобранцы, новобранцы, солдафоны.

Как вам нравится ваш новый полководец!
Как мне нравится построенный народец,
как мне нравятся покойники и дети,
саксофоны и ударник на рассвете!

Потому что в этом городе убогом,
где отправят нас на похороны века,
кроме страха перед Дьяволом и Богом,
существует что-то выше человека.