Обращение к Достоевскому
Юлий Ким
Тут такая история, Федор Михалыч.
В нашей публике, даже и между учеными,
Нынче многие стали крещеными.
(Вам об этом, наверно, рассказывал Галич.)
Но гляжу я на них — и мне как-то неймется.
Ибо вижу: глухие — по-прежнему глухи,
И кто был каковым — таковым остается.
И готово словцо: это все с голодухи.
Но не стану, не стану... Словцо хоть и верно,
Да ведь только отчасти, по первым приметам.
(Есть за нами такое, скажу откровенно,—
Припечатать скорей и оставить на этом.)
А скорей всего, мне слишком хочется чуда:
- Поступил? — Поступай по уставу отныне:
Откажись от корысти, неправды и блуда,
А первейший мой спрос — откажись от гордыни!
Даже хочется больше — вот честное слово! —
Их — за фалды! наз-зад! оттянуть от купели!
- Стой! Куда это вы? Как вы только посмели?
Так вот, просто? Неправда! Ведь вы — не готовы!
Не готовы... готовы... ну вот, припечатал.
(Есть за нами такое!) Пардон... ваши фалды...
Это я неготовый... О том и кричал бы...
Что не знаю, мол, кто там — Господь? либо Фатум?
Или нет ничего?..
Эх, да кабы, да если б!
Но в крови, от младенческих дней (спокон века)
Постижимость причин,
Предсказуемость следствий,
Объясненье всего—из ума человека.
Подбираемся к Богу давно и по-разному.
Применили понятье Всемирного разума.
Обозначили свойство: всезнанье вне времени.
Обозначили место: в нуль-нуль измерении.
А с другого конца — по-другому стремятся:
Там и блюдца гласят, и столы шевелятся.
То — святому во снах голоса и пророчества.
То — надежда на дух благовонный от старца
Опочившего...
Очень наглядности хочется!
Но как мертвая, стрелка стоит на нуле.
Не скользит огонек по приборной шкале.
И на вопль богохульства — ни звука в ответ.
Информации нет.
Ну а нет — значит, нет!
Вон какие миры шевелят наши стрелки!
Электрон разобрали! Микроб под контролем!
Все любовные страсти нашлись в яйцеклетке!
А Исус — оказался мутант с биополем!
Человек — он, по Вашему слову, широк:
Он объял и проник, превзошел и возмог!
Он недаром старался — а как настрадался!
И на все посягнул! И все ризы совлек!
И на голом безбожье воздвиг государства!
Нет ЕГО — значит, можно и в раж! и в кураж!
Сами боги себе: не стесняйся средствами,
И слезинку-то детскую — тоже туда ж!
Оправдаем потом колбасой и курями!
Вот как вышло-то, Федор Михалыч!
Пошло вышло.
Впрочем, Вы это, может быть, видите сами...
Бездуховно, бездушно. Почти безвоздушно.
Бедный дух негодует, томится и мечется.
И в восторге отчаянья духу мерещится:
Белый венчик из роз... впереди... и надвьюжно...
Как?
Опять?
Это после такого-то века?
После наших неслыханных невероятий?
После массовой гибели прежних понятий
Возвращаться к иллюзиям новозавета?!
Невозможно.
С молитовкой? Пальцы сложа?
Да и как их сложа-то: в двуперстье? в трехперстье?
Я одно только чувствую: в теле – душа.
Это вроде бы есть. Да бессмертие – есть ли?
Мне ль того не хотеть! Мне ль о том не мечтать!
Скольких я проводил уже в землю сырую,
Не успев на земле слова толком сказать!
Ведь надеюсь еще! Неужели впустую?
Это старый вопрос. Это праздный вопрос.
Потому что – вопрос. Ожиданье ответа.
Если нам
Хоть на миг
Будет знак с того света, –
Обессмыслится жизнь. И не нужен Христос.
1981
