![]() |
Дольский< Александр |
Александр Дольский I Одно чи сло (во и только), с утра до ночи — стое, профессионального толка явленье в ряду столярных или металлосверлящих (непригодных для сачкования и приписки или обмана начальств, камуфляжи творящих), без ограничений — от риски до риски. 2 Слово второ- е(ели) число не из мнимых, по ощущенью старо, как акцепт и акцент одесситов, по свету гонимых жаждой телесных страстей, утоленных только в местах скоростей и вестей весьма удаленных. Все, что второе, отнюдь не фатально вторично. Символ предмета — сигнал из-под кожи, из тины: суть неясна — но в словесную ткань паутины ловится часть под условным названьем — примета. 3 Третье число — это ключ, и тональность, и око, или (короче) музыка и музыка слабых аккордов, (звуки чьих слов?) — вырезают строфу, как наличники окон. Так огород, огороженный в городе, выглядит гордо. С третьим тревога всегда и возня — дилетанты на стреме. Если не так примитивно, то крики — Элита! Только портянка и слава! — чуть выше и кроме— постановленье (башка, как поэма, побрита) Мы из казармы... А что казакам наказанье? — пики лишить и коня, и лампасы содрать, и — свобода! По амуниции, как по баяну, бежит осяэанье. Планы Судьбы перевыполнить — это опасней, чем планы завода. 4 Ну а четвертое — это, как было назначено, — Время, ось не простертая ни по каким намереньям. Это колодец в груди, перевернутый кверху водою, ты (позади, впереди?) со своей малонотной трубою. Это опять география, лики далеких пейзажей, что недоступны, как книги, тебя поджидавшие всюду, как отражения предков в запасниках всех эрмитажей (воображения магма башки Моей плавит посуду)... Это четвертое. Пятым, шестым и седьмым поступаюсь без грусти. Нас приучил к аскетизму рывок, пошатнувший планету. Радость! — мой шарик бежит по бумаге подобно мангусте, что настигает змею, и охоты достойнее нету. 5 Я понимаю воронье в лесах отчизны: для них шумиха и жранье — их образ жизни. Но вот и сокола крыло задело падаль, к корыту волка привело мышленье пяток. Четыре угла в квартире. Сможешь — умножишь... Хоп!.. Я понял наших мудрецов, домашних кантов, обыкновение отцов — вранья гигантов — наполнить музыкой побед свою тусовку и пожирать всегда обед за всю массовку, Четыре координаты в мире. Сможешь — умножишь... Хоп!.. А наобещанный прогресс загадил реки, на лживые писанья лес сгубил навеки, и на полях гниет морковь, гниет картофель, и до сих пор лакает кровь четвертый профиль. Четыре струны на лире. Сможешь — умножишь... Хоп... 1972