(Текст предоставил: Виктор Баранов)

Баранов Виктор

Я был в дороге двадцать долгих лет...

                  Виктор Баранов

Я был в дороге двадцать долгих лет...
Рванулся поезд, и поплыл перрон...
Я у судьбы сумел украсть билет
И на ходу успел вскочить в вагон.
И по путям лишений и наград
Судьба меня гнала, а не вела.
И мчал меня "Ташкент – Целиноград"
По рельсам, раскалённым добела.
Мерцал небесный знак меж серых туч,
Луна и одинокая звезда,
И взгляд в ночи, как путеводный луч,
Казалось, не погаснет никогда.

Казалось, не разъять нам губ и рук...
(За стенкой пел натружено металл...)
Сливался стук колёс и сердца стук,
И дьявол что-то на ухо шептал.
Саднил осколком в сердце детский плач,
И рубищем молва свисала с плеч.
И совесть, как безжалостный палач,
Над нами вознесла дамоклов меч.
И поселялся страх у нас в сердцах
От безысходной неги и тоски,
И горечь запекалась на губах,
Творились таинства и тяжкие грехи...

...Я помню тот заплёванный вагон,
Откуда, полон боли и любви,
Я выброшен был на пустой перрон
С руками в поцелуях и в крови.
Надрывно паровоз заголосил,
Умчался вдаль к химерам и теням,
И я рванулся, не жалея сил,
Вдогонку удалявшимся огням...
И вот уже, казалось бы, настиг,
Забрался в тамбур и рванул стоп-кран...
Значенье потеряла мудрость книг,
И пальцы погрузились в бездну ран.

От боли в небе плавился янтарь,
В глазах плясал немыслимый огонь,
Когда позеленевший государь
Нам протянул тяжёлую ладонь...
Но покаянья не хватило мне,
Я, видно, глубоко погряз в грехах...
В огромной и заброшенной стране
Остался я в сомненьях и стихах.
И я бродил по скомканной Руси,
Расстроенные гусли теребя,
Забыть пытаясь из последних сил,
Но никогда не смог забыть тебя.

Я пальцами пытался ощутить
Тот путь из сожалений и вранья,
И понял: из сомнений и обид
Не выстроить надёжного жилья.
В кромешной тьме не обрести пути.
Ни огонька, ни проблеска вдали...
И лишь ребёнок – ангел во плоти –
Спасал меня от плахи и петли.
Я шёл по кромке волжских берегов
Среди забытых Богом деревень.
И днём мне показался целый год,
И целым годом показался день.

И волк, лежащий на жнивье густом,
Меня усталым взглядом провожал,
А я летел оборванным листом
И Адлера* портвейном угощал.
Я постигал страданья ремесло,
Пределы страсти, свойства верности в крови,
Детали нежности, и теплоёмкость слов,
И политэкономию любви,
Закон соединения сердец,
Теорию блаженства, принцип мук,
И технологию тоски и, наконец,
Окончил Академию Разлук.

Дожди Москвы и крымская волна
Звучали эхом невозможных дней.
Вина и боль, обида и вина
В душе смешались в бешеный коктейль.
Я брёл, не поднимая головы,
По этой неустроенной земле,
Пока средь снежной питерской зимы
Тебя не разглядел в кромешной мгле.
Превозмогая горечь, боль и стыд,
Горячий снег с ладони пригубя
И растоптав в душе следы обид,
Шепчу: "Люблю тебя, люблю тебя..."
2000