Посмотреть (исп. Роберт Рождественский)
|
Рождественский Роберт | Послушать (исп. Роберт Рождественский) Посмотреть (исп. Роберт Рождественский) |
Роберт Рождественский
Война
Было Училище.
Форма - на вырост
Стрельбы с утра.
Строевая – зазря.
Полугодичный
ускоренный выпуск.
И на петлице -
два кубаря...
Шёл эшелон
по протяжной
России,
шёл на войну
сквозь мельканье берёз
"Мы разобьём их!.."
"Мы их осилим!.."
"Мы им докажем!.." -
гудел паровоз.
Станции
как новгородское вече.
Мир,
где клокочет людская беда.
Шёл эшелон.
А навстречу,
навстречу –
лишь
санитарные поезда...
В глотку не лезла
горячая каша.
Полночь
была, как курок,
взведена...
"Мы разобьём их!.."
"Мы им докажем!.."
"Мы их осилим!.." -
шептал лейтенант.
В тамбуре,
Маясь на стрелках гремящих,
весь продуваемый
сквозняком,
он по дороге взрослел –
этот мальчик –
тонкая шея,
уши торчком...
Только во сне,
оккупировав полку
в осатанелом
табачном дыму,
он забывал обо всём
ненадолго.
И улыбался.
Снилось ему
что-то распахнутое
и голубое.
Небо,
а может,
морская волна...
"Танки!!."
И сразу истошное:
"К бою-у!.."
Так они встретились:
Он
и Война...
...Воздух наполнился громом,
гуденьем.
Мир был изломан,
был искажён...
Это
казалось ошибкой,
виденьем,
странным,
чудовищным миражом...
Только виденье
не проходило:
следом за танками
у моста
пыльные парни
в серых мундирах
шли
и стреляли от живота!..
Дыбились шпалы!
Насыпь качалась!
Кроме пожара,
Не видно ни зги!
Будто бы это планета
кончалась
там,
где сейчас наступали
враги!
Будто её становилось
всё меньше!..
Ёжась
от близких разрывов гранат, -
чёрный,
растерянный,
онемевший, –
в жёстком кювете
лежал лейтенант.
Мальчик
лежал посредине России,
всех её пашен,
дорог
и осин...
Что же ты, взводный?!
"Докажем!.."
"Осилим!.."
Вот он -
фашист!
Докажи.
И осиль.
Вот он –
фашист!
Оголтело и мощно
воет
его знаменитая
сталь...
Знаю,
что это почти невозможно!
Знаю, что страшно!
И всё-таки
встань!
Встань,
лейтенант!..
Слышишь,
просят об этом,
вновь возникая
из небытия,
дом твой,
пронизанный солнечным светом,
Город.
Отечество.
Мама твоя...
Встань, лейтенант!
Заклинают просторы,
птицы и звери,
снега и цветы.
Нежная
просит
девчонка,
с которой
так и не смог познакомиться
ты!
Просит
далёкая средняя школа,
ставшая госпиталем
с сентября.
Встань!
Чемпионы двора по футболу
просят тебя –
своего вратаря!
Просит
высокая звёздная россыпь,
горы,
излучина каждой реки!..
Маршал
приказывает
и просит:
"Встань, лейтенант!
Постарайся!
Смоги..."
Глядя значительно и сурово,
Вместе с землёю и морем
скорбя,
просит об этом
крейсер "Аврора"!
Тельман
об этом просит
тебя!
Просят деревни,
пропахшие гарью.
Солнце,
как колокол,
в небе гудит!
Просит из будущего
Гагарин!
Ты
не поднимешься –
он
не взлетит...
Просят
твои нерождённые дети.
Просит история...
И тогда
встал
лейтенант.
И шагнул по планете,
выкрикнув не по уставу:
"Айда!!."
Встал
и пошёл на врага,
как вслепую.
(Сразу же сделалась влажной
спина.)
Встал лейтенант!..
И наткнулся
на пулю.
Большую и твёрдую,
как стена...
Вздрогнул он,
будто от зимнего ветра.
Падал он медленно,
как нараспев.
Падал он долго...
Упал он
мгновенно.
Он даже выстрелить
не успел!
И для него наступила
сплошная
и бесконечная тишина...
Чем этот бой завершился –
не знаю.
Знаю,
чем кончилась
эта война!..
Ждёт он меня
за чертой неизбежной.
Он мне мерещится
ночью и днём –
худенький мальчик,
всего-то успевший
встать
под огнём
и шагнуть
под огнём!..
...А над домом тучи
кружат-ворожат.
Под землей цветущей
павшие
лежат.
Дождь
идёт над полем,
родную землю
поит...
Мы про них
не вспомним, –
и про нас
не вспомнят!
Не вспомнят
ни разу.
Никто
и никогда.
Бежит
по оврагу
мутная вода...
Вот и дождь
кончился.
Радуга
как полымя...
А ведь очень
хочется,
чтоб и про нас
помнили!
Утреннее отступление о Москве
Нас у Москвы -
очень много...
Как по привычной канве,
неудержимо
и строго
утро идёт
по Москве.
За ночь
мосты остыли,
съёжились
тополя.
Дымчата и пустынна
набережная
Кремля.
Башни
порозовели,
Стазу же стала видна
тихих
тянь-шаньских елей
ранняя седина...
Рядом,
задумавшись тяжко, -
и далеки
и близки, -
высятся
многоэтажки,
лепятся
особняки.
В городе -
сотни дорог,
вечность
в себе
таящих.
Город -
всегда диалог
прошлого
с настоящим.
Есть в нём и детство
и зрелость.
Есть и лицо
и нутро...
Двинулся
первый троллейбус,
и задышало метро...
Вот,
добежав,
дотикав,
пробуя голос свой,
полмиллиона будильников
грянули
над Москвой!
Благовест наш
небогатый,
утренний наш
набат...
Вот,
проснулась Таганка,
потягивается
Арбат.
Кузнецкий
рекламы тушит.
Зарядье
блестит росой.
Фыркает Пресня
под душем!
Останкино
шпарит трусцой!..
К определённому сроку
по мановенью
руки
плюхаются на сковородку
солнечные
желтки!..
Пьёт чай
Ордынка и Сетунь...
И снова, идя на рожон,
мужья
забором газетным
отгородились
от жён!..
Встанут не раньше, не позже,
жажду свою
утолив...
Будто гигантский
поршень,
в доме
работает лифт!..
Встретит всех
у порога
запах
умытой листвы...
Нас у Москвы очень много,
много нас
у Москвы!
Мы
со столицей на равных,
мы для неё - свои!
В креслах
башенных кранов
и на постах
ГАИ.
В гордых
концертных залах,
в шахтах
и облаках.
На производстве -
в самых
невероятных
цехах!
Мы
этот город
ставим!
Славу его
творим.
Памятью
обрастаем.
С космосом
говорим.
В каждую мелочь
вникаем.
Всё измеряем
трудом...
Может быть,
не о каждом
люди
вспомнят потом.
Может,
не всем воздастся...
Сгорбившись
от потерь,
мы создаём
Государство
неравнодушных
людей!
Долгою будет
дорога.
Крупною будет
цена...
Нас у Москвы
очень много.
А Москва у нас -
одна.
Мир
Мы -
жители Земли -
богатыри.
Бессменно
от зари и до зари,
зимой и летом,
в полднях и ночах
мы тащим тяжесть
на своих плечах...
Несём мы груз
промчавшихся годов,
пустых надежд
и долгих холодов,
отметины
от чьих-то губ
и рук,
нелепых ссор,
бессмысленных разлук,
случайных дружб
и неслучайных встреч.
Всё это так,
да не об этом
речь!
Привычный груз
не весит ничего...
Но,
не считая этого всего,
любой из нас
несёт пятнадцать тонн!..
Наверное,
вы знаете о том?
Наверно,
вам приятно жить в тепле?..
А между тем
на маленькой
Земле
накоплено
так много
разных бомб,
что, сколько их,
не знает даже бог!..
Пока что эти бомбы
мирно спят.
И может,
было б незачем опять
о бомбах
вспоминать и говорить...
Но если только
взять
и разделить
взрывчатку,
запрессованную в них,
на всех людей -
здоровых и больных,
слепых и зрячих,
старцев и юнцов,
на гениев,
трудяг
и подлецов,
на всех - без исключения -
людей
в их первый день
и в их последний день,
живущих
в прокопчённых городах,
копающихся
в собственных садах,
на всех людей! -
и посчитать потом,
на каждом будет
по пятнадцать тонн!
Живём мы.
И несёт любой из нас
пятнадцать тонн взрывчатки.
Про запас...
Светло смеётся женщина в гостях.
Грустит в холодном доме
холостяк.
Рыбак
по речке спиннингом стегнул.
Матрос
за стойкой кабака
уснул.
Пилот мурлычет
в небе голубом.
Пятнадцать тонн на каждом!
На любом!..
Плисецкая
танцует вечный
вальс.
Богатыри!
Я уважаю
вас...
Охотник
пробирается тайгой.
Шериф
бездумно смотрит на огонь.
Студент готовится
спихнуть зачёт.
Хозяйка
пудинг яблочный печёт.
Рокочет на эстраде
баритон.
На каждом из живых -
пятнадцать тонн!..
Прыгун дрожит
не потому, что трус:
"Как вознести над планкой
этот груз?!."
Старик
несёт из булочной батон
в авоське.
И свои пятнадцать тонн
он тащит за плечами,
как рюкзак.
И дым усталости
в его глазах...
Без отдыха
работает роддом.
Смешное,
слабенькое существо
едва рождается,
а для него
уже припасено
пятнадцать тонн.
Пятнадцать тонн
на слабеньких плечах!
Вот почему
все дети
так кричат...
...Сквозь смех и боль,
сквозь суету и сон
мы эту ношу
медленно
несём.
Ей подставляем
плечи и горбы,
влачим её по жизни,
как рабы!
Её не сбросить,
в землю не зарыть,
не утопить,
врагу не подарить...
А ноша эта -
чёрт её возьми! -
придумана и создана
людьми!
Людьми самими
произведена.
В секретные бумаги
внесена.
Нацелена
и взвешена уже...
Ну как теперь?
Живёт у вас в душе
надежда
этот шар земной
спасти?..
Шлагбаумом,
застывшим на пути, -
протянутая
детская рука.
Взрывчатки - вдоволь.
Хлеба -
ни куска.
Взрывчатки - вдоволь.
По пятнадцать тонн...
Земля
утробный исторгает стон!
Ей хочется
забыться поскорей.
Ей страшно
за своих
богатырей!..
Пока -
пятнадцать тонн.
А завтра -
что?
А через десять лет?
А через сто?
Пусть даже без войны,
без взрывов пусть...
Богатыри,
да разве это -
путь?!.
...И снова ночь
висит над головой.
Бездонная,
как склад пороховой.
Шаги
Для сердца
любая окраина -
близко.
Границей
очерчена наша Земля.
Но в каждом селенье
стоят
обелиски,
похожие чем-то
на башни
Кремля...
Стоят обелиски
над памятью вечной,
над вдовьей тоской
да над тёмной водой
с такой же звездою
пятиконечной,
с такой же
спокойной и светлой
звездой.
С такой же,
которая так же
алеет,
которую так же
боятся враги...
Солдаты
сменяются
у Мавзолея,
раздольно и мощно
чеканят шаги!..
Я слышу:
звучат
неумолчные гимны.
Я вижу:
под гроздьями облаков,
летящих над миром,
до каждой
могилы
от Спасских ворот -
двести десять шагов!
До каждой!
Пусть маленькой,
пусть безымянной.
До каждой!
Которую помнит
народ.
По чащам лесным,
по траве непримятой
проторены тропки
от Спасских
ворот...
Сквозь зимние вьюги
и вешние гулы,
под пристальным взглядом
живущих людей
идут
караулы,
встают
караулы
у памятников
посреди площадей!
У скорбных надгробий
встают, бронзовея.
И бронза
становится цветом лица...
Есть память,
которой не будет забвенья.
И слава,
которой не будет конца.
Пуля
Пока эта пуля летела в него...
- Ты о чём?!.
Он умер
в больнице.
И всё это было
не вдруг.
Почти что за месяц
мы знали,
что он - обречён...
Ты помнишь,
как плакал в пустом кабинете
хирург?!
"Какой человек умирает!
Какой человек!.."
Поэт хирургии
полсуток стоял у стола.
Хотел опровергнуть прогнозы.
И -
не опроверг.
Там не было
пули...
- Нет,
всё-таки пуля была!..
На любом надгробье -
два
главных года:
год прихода в этот мир.
И год ухода.
От порога
до другого порога
вьётся-кружит по земле
твоя дорога.
Вьётся-кружит по земле
твоя усталость.
И никто не скажет,
много ль осталось...
Но однажды,
вопреки твоей воле,
обрываются
надежды и хвори!
Обрываются
мечты и печали!
"Прибыл - убыл..." -
в это верят
без печати...
Я разглядываю камень
в испуге:
между датами -
черта,
как след от пули!
След от пули!
След
багряного цвета...
Значит, всё-таки
была
пуля эта!
Значит, всё-таки
смогла
долго мчаться!
Значит, всё-таки
ждала
дня и часа!
Всё ждала она,
ждала,
всё летала!
И -
домчалась.
Дождалась.
Досвистела...
Два числа на камне
время стирает.
След от пули
между ними
пылает!..
Пока эти пули летят, -
(а они летят!) -
пока эти пули летят
в тебя
и в меня,
наполнившись ветром,
осенние сосны гудят,
желтеют в витринах
газеты
вчерашнего дня...
А пули летят!
И нельзя отсидеться в броне,
уехать,
забраться в забытые богом края...
Но где и когда она
встречу
назначила мне -
весёлая пуля,
проклятая пуля моя?!
Ударит
в какой стороне
и с какой стороны?..
Постой!
Да неужто
не может промазать она?!
И вновь
суматошные дни
суетою полны.
Живу я и верю,
что жизнь -
невозможно длинна.
Вот что-то не сделал: "Успею..."
(А пуля летит!..)
"Доделаю после..."
(А пуля смеётся, летя!..)
В сырое окно
неподкупное время
глядит.
И небо
в потерянных звёздах,
как в каплях
дождя...
Ну что же,
на то мы и люди,
чтоб всё понимать.
На то мы и люди,
чтоб верить
в бессмертные сны...
Над детским дыханьем
склонилась
усталая мать.
Горят имена
у подножья
кремлёвской стены...
На то мы и люди,
чтоб помнить
других людей.
На то мы и люди,
чтоб слышать
их голоса...
В оттаявшем небе -
рассветная полоса...
Да будет памятным
каждый
прошедший день!
А каждый грядущий день
да будет воспет!..
Пока эти пули летят,
мы
обязаны жить.
Пока эти пули летят,
мы должны
успеть
вырастить хлеб,
землю спасти,
песню сложить.
...Пока эти пули летят
в тебя и в меня...
Шаги
Двести десять шагов.
Шаг
за шагом.
Надо мной облака
в небе ржавом.
Гул шагов.
Каждый шаг -
будто веха.
Это -
сердце стучит.
Сердце века.
Я на площади,
как на ладони.
Смотрит время в упор:
Что я стОю?
Что я
в жизни могу?
Что я знаю?..
Надо мною
рассвет,
будто знамя.
Смотрит время в упор -
проверяет.
Этот день
на меня
примеряет.
Гул шагов над Москвой.
Грохот эха.
Сердце века
стучит.
Сердце века!
Продолжается бой -
тот -
последний!..
Двести десять
шагов
по вселенной!..
Время
стрелки часов
переставит.
Знаю я:
нас
однажды
не станет.
Мы уйдём.
Мы уже
не вернёмся.
Этой горькой землёй
захлебнёмся.
Этой утренней,
этой
печальной,
неизвестной ещё,
непочатой.
А она
лишь на миг
всколыхнётся.
И, как море,
над нами
сомкнётся.
Нас однажды не будет.
Не станет.
Снова
выпадет снег.
И растает.
Дождь прольётся.
И речка
набухнет.
Мы
уйдём насовсем.
Нас
не будет.
Превратимся
в туман.
В горстку праха...
Но
останется жить
наша
правда!
Мы
своё отгорим.
Отболеем...
Но
от имени
нас
будет
Ленин!
И от имени
нас
будут эти
двести десять шагов
по планете!
1975-1978
|
|