(Текст предоставил: Олег Ващаев) |
Ващаев Олег |
Олег Ващаев Оборотни прошлого, в платьях из рогожи и шёлка постылых тонов, От Норвегии до Урала каждому стучат в мозжечок. Подданные и соратники, кроткие и крутые, В клубке целующихся змей новопреставленные святые; Террористам-камикадзе купили персональный приход. В итоге или в разгар, запах ели, цветов и ладана на Рождество. Наваждение или мечты, удовольствия или доход. Когда до начала Субботы около мили, их сэмплы приобретают ритм того, о чём они не говорили, но успели догадаться, в экстазе направляя чеку как смычок. Нищеброды сенаторы на царских харчах, про суровую русскую свободу и федеральный "общак", под сардонический процент, разводят нас, как маленьких, на доверие. В известной степени, отмазки-отмашки, Версии, регтайм, что человек без бумажки — по обугленным углам колоний своей бывшей Империи. С тех пор, как новые арабы пробили Великую пирамиду — наркотики забирают запас будущих сил. С тех пор, как Иисус возвысил в силе народ, Воспевший его на кресте... Когда заканчиваются компромиссы, начинаются принципы. Наоборот: молитве предпочтут наговор-приворот. Не выраженное чувство не забывается ни в роскоши, ни в нищете. Чтобы осмыслить образ, попробуй представить его "костяк": Задушевность, пафос, преобладание черновика. Ассоциативно: вопль о помощи, разоблачение наугад. Скажем, Энтони Хопкинс в киноленте "Молчание ягнят", Куда как смиренней лишивших его духа и языка. По белокаменной резьбе не трудно попасть На двойные стандарты и сакральную власть, По меньшей мере, не торгуются воры и кумовья. Профессионализм выхолащивает чувства: Или бери за всё как все, или твори искусство ради искусства, Вкусив синдром хронической усталости неутолимой лютости бытия.