(Текст предоставил: Борис Гордон) |
Мирошниченко Сергей |
Сергей Мирошниченко И год к концу, и жизнь на перевале, - вершина. Дальше - вниз, вперед, назад. Нагроможденье каменных громад - умерший мир. Затеплится едва ли здесь жизнь. Лишь ветра неумолчный стон... Не третий Рим, не новый Вавилон, еще один уходит в глубь времен, на дно времен, став благородным илом, удобрит лона собственных могил... Мой город станет сам себе могилой. Блажен, кто меж руин его бродил и стерся в прах о камни мостовой, и, слившись с прахом роскоши былой, оплакал улиц вечное теченье; и миг, когда становится прозренье всеведеньем и смертною тоской, вливается в распада непокой, усугубив чуть видимое тленье... Он вышел, и увидел, и познал, и понял, что всезнанье ядовито... Отравленный всеведеньем, упал на камни. Как же тяжко быть убитым! ...И смерть попрал, и дальше зашагал меж полюсов, от странной мести скрытый, забыв о том, что существует страх. Вознесся в свет и, хаос мирозданья чуть приподняв на собственных плечах, тем самым обретая оправданье, заставил видеть тех, кто мирно спал. Был год к концу. Был зимний перевал, грань двух миров на самом дне пустыни, дымящейся руинами доныне. Был ветер - мокрый снег в лицо кидал, о чем-то недосказанном кричал и плакал в этой полуночной стыни... Но как понять, что он не досказал?... 24-25. 11. 1990