(Текст предоставил: Борис Гордон) |
Мирошниченко Сергей |
Сергей Мирошниченко Ах, Агасфер! И я, как ты, скитаюсь под треснувшею крышей мирозданья. Я в Персии бывал, я жил в Элладе, я Вечный город видел и Афины, я наблюдал последний луч закатный на порыжевших стенах пирамид... Я Иудею, Сирию прошел и Понт Эвксинский переплыл не раз - везде одно и то же. Даже скифы, воедино слившись с лошадьми, от нас не более отличны, чем дети матери одной отличны друг от друга. Увы, все постижимо под луною - язык, обычаи, склонности людские. Я вверх по Борисфену поднимался, где время остановлено в лесах и сумрачные люди, словно дети, незыблемы в язычестве своем. Любой плебей, владеющий латынью, считает варварством их образ жизни, но Зевс не предпочтительней Перуна и весь вопрос не в имени ли только? А впрочем, где тебе, отвергнувшему Бога, намеренья его понять, когда и я, деливший трапезу с учителем и слушавший божественные речи, все в той же тьме брожу за веком век, и проповедь моя - тень тени, все то же варварство, что говорить?! Ах, ты опять о вечности? Что вечность? - лишь первое тысячелетье страшно, ну, может быть, второе или третье, а после смерть, бессмертье, - все едино, - и труд привычен, и подвижна грань. Натура человечья такова, что привыкаешь к любому состоянию души, а вечный ужас - то же состоянье. Ужели быть отвергнутым людьми так страшно, так невыносимо, когда отверг Творца. А впрочем, я не вправе судить тебя... Прости, да и прощай. Пойду по холодку. Не ждет дорога. Отправлюсь вновь куда-нибудь на север, там стану валуном или сосною и отдохну, заспав свою усталость... А, может, в Индию - давно там не бывал: не проповедовать, о нет, - скорее к их странностям немного приобщиться. Ты прав, мой жребий легче много крат, но каждый сам свой выбирает путь, на то нам и дарована свобода. Ужель тебе и это объяснять?.. Теперь прощай. Устал беседовать с тобою. Не плачь. И за тебя в дороге помолюсь. Движение располагает к молитве, к философии. Прощай же. 23. 12. 1991