Борис Деорди (Борис Максимович Деордиященко) родился 23 сентября 1944 года в городе Рыбинске Ярославской области.

В 1946 году с матерью переехал в Ленинград, а затем в Колпино (1947).

Окончил восьмилетнюю школу № 401. В 16 лет поступил на работу в стройтрест № 35 и продолжил обучение в школе рабочей молодёжи.

После службы в армии был принят на Ижорский завод дежурным ремонтным слесарем.

В 1999 году вышел на пенсию, но продолжил производственную деятельность в компании "Фонд Металл". Окончательно ушёл на заслуженный отдых в 2010 году.

В 2009 году в издательстве на базе редакции газеты "Окно" выпустил книгу "Островки памяти".

В 2012 году в том же издательстве в соавторстве с Анастасией Долгошёвой и Валерием Либоном выпустил книгу "Тренер".

Я родился 23 сентября 1944 года в Рыбинске, но первые мои детские впечатления связаны с Ленинградом, а точнее – с пустырями, на которых сегодня расположена Ивановская и прилегающие к ней улицы. Этот район после войны активно застраивался, и в тех моих детских воспоминаниях – люди, много людей, говоривших на непонятном языке и ходивших не хаотично, как мы, а колоннами. Это были немецкие военнопленные, они застраивали открытые всем ветрам городские пустоты. В памяти – игрушки, которые смастерил для меня кто-то из тех людей, но особенно удачен был табурет: в опрокинутом виде он заменял автобус, танк, самолет (при условии, если я сяду между его ножек). Но немцы вскоре уехали на родину, и моя мать, работавшая у них кладовщицей, осталась не у дел. Работа нашлась в Колпино, и с тех пор я проживаю в этом городе, где и для меня в последствии нашлась работа, прерванная на три года службой в армии.

Именно в армии я впервые познакомился с песнями, не звучавшими ни по радио, ни в темных моих дворах.

Мне сразу показалось, что эти песни созданы светлыми людьми и для светлых пространств. "Ищи меня сегодня среди морских дорог..." Не эта ли песенная строка открыла для меня другой мир, в котором обязательны непрерывное движение вперед, анализ своих поступков. Бардовские песни пели мои ровесники, а я, к своему стыду, не мог им подпеть, а это означало, что какая-то грань моей жизни оказалась сродни помутневшему хрусталику, ведь вокруг разбросан целый мир из океанов, горных вершин, рек, тайги, из нехоженых тобой дорог. Мир, в конце концов, высоких человеческих чувств (в том числе и любви – куда же без нее), а я, проживший уже двадцать лет, ничего этого не ведал и не принял еще ни одного смелого и единственно верного решения. Впрочем, я тут же решил, что буду поэтом. Решение смелое, но не верное.

Мои стихи стали появляться в дивизионной газете, а затем и в других изданиях военного ведомства. Но это случалось, скорее всего, из-за того, что уж больно я досаждал им своими виршами. Нашлись у меня и учителя, показавшие мне несколько незамысловатых аккордов на семиструнной гитаре. Обижусь на себя, если не упомяну в этой связи дальневосточника Борю Савенко и казанца Женю Лившица, ибо я по сей день живу с этими аккордами. Причиной тому не моя леность, а болезненное состояние пальцев правой руки, из-за чего совершенствовать игру на гитаре или переключиться на другой музыкальный инструмент невозможно.

Вернувшись из армии, я поступил на Ижорский завод слесарем, и чтобы закончить производственную тему, скажу, что, кроме смены рабочих профессий и повышения разрядов, карьерного роста за собой не наблюдал.

Итак, по причине того, что бардовская песня уже прочно осела во мне, я стал искать по моему городу людей, поющих песни Окуджавы, Визбора, Кима... К счастью, таковые нашлись – и мы дружной командой открыли, с позволения сказать, охоту на авторов-исполнителей. По теплой погоде ездили на Скалы, на туристские слеты и ходили от костра к костру, а зимой всеми правдами и неправдами занимали места в зрительном зале клуба "Восток".

Сейчас уже не вспомнить, по каким причинам пригласил меня клуб "Меридиан" участвовать в конкурсе самодеятельной песни. Это случилось в декабре 1970 года. Хотел было по трусости отказаться, но хороший знакомый, будущий "Снежный барс" Юра Борзов, сказал: " Давай светиться, а гитару повезу я". С помощью Юры я занял второе место за авторство. Потом были выступления на различные аудитории и в Питере, и в других городах. Чего греха таить – меня это согревало, вселяло гордость. Сложился целый пласт жизни, уместивший в себя путешествия по необъятному тогда Советскому Союзу, съемки любительских фильмов, исполнение своих песен. Все это переливалось, сверкало, искрилось, звенело – жизнь, как субботний вечер. Мои спонтанные передвижения стойко переносила жена, имеющая на руках двух дочерей, и как редко ей удавалось произнести фразу: "А вот и папа пришел!".

Но однажды в одной из ленинградских газет я прочитал коротенькую заметку, в которой меня определили как "неплохого поэта и композитора". Этот, казалось бы, добрый отзыв прозвучал для меня как хлопнувшая петарда для машиниста скорого поезда. "Как же так, – подумалось мне, – ведь чтобы быть тем или другим, надо долго и упорно учиться, или быть самородком. Я не мнил себя самородком и после некоторых размышлений втиснулся в новый этап жизни, связанный с анализом моего "творчества". Нет, путешествия остались, осталась со мной верная кинокамера "Красногорск", но своей прозы и песен я стал стесняться.

Сегодня не бросаю сочинительство, потому что поместил его в другую аудиторию, состоящую из моих родных, моих друзей и не шапочно знакомых людей, с которыми я прожил, считай, целую жизнь

Хочется верить, что в мои руки попали определенные краски, при помощи которых я раскрашиваю контурные рисунки детского альбома "Раскрась сам", и если предположить, что этот альбом, пусть в самой маленькой дольке, формирует наше жизненное восприятие – то я искренне рад, если мои краски помогают сделать его более красочным, более осязаемым для людей, которые меня окружают.