В старой песенке поется:
После нас на этом свете
Пара факсов остается
И страничка в интернете...
      (Виталий Калашников)
Главная | Даты | Персоналии | Коллективы | Концерты | Фестивали | Текстовый архив | Дискография
Печатный двор | Фотоархив | Живой журнал | Гостевая книга | Книга памяти
 Поиск на bards.ru:   ЯndexЯndex     
www.bards.ru / Вернуться в "Печатный двор"

30.07.2009
Материал относится к разделам:
  - Персоналии (интервью, статьи об авторах, исполнителях, адептах АП)

Персоналии:
  - Никитин Сергей Яковлевич
  - Никитина (Садыкова) Татьяна Хашимовна
Авторы: 
авторы не указаны...

Источник:
"Белорусская деловая газета" (декабрь 2002 г.)
 

Интервью С.Никитина "Белорусской деловой газете" (декабрь 2002 г.) – (название не оригинальное – ред.)

— Недавно у нас в гостях был Юлий Ким. Сергей Яковлевич, позвольте адресовать вам вопрос, который мы сходу задали Юлию Черсановичу: каково быть живой легендой?

 

— Я не ощущаю себя "живой легендой" (улыбается), потому что, слава Богу, наши почитатели — люди интеллигентные, не приставучие. Знаю, что некоторые популярные исполнители стараются поменьше бывать на улице, в метро не ездят, в театр приходят перед началом спектакля — в противном случае поклонники на них набрасываются, просят автографы. Я же совершенно спокойно езжу в метро и хожу в театр. Хотя иногда и замечаю взгляды, и слышу шепот: "Смотри-смотри: Никитин". Вообще тема эта — узнают или нет — не интересна. Вот когда говорят: "Мы на ваших песнях выросли", — это приятно слышать, поскольку, как мне кажется, проблема воспитания детей — центральный вопрос: очень важно, кем станут наши дети и внуки. И я по мере сил пытаюсь делать свой вклад в процесс формирования людей. А этим, то есть формированием, нужно заниматься с раннего возраста.

 

— Кстати, только-только на телеканале "Культура" прошла программа Михаила Швыдкого "Культурная революция", участие в которой принимали и вы. Наверное, помните, что сказала Камбурова относительно воспитания — Елена Антоновна говорила, что детям надо с малых лет читать определенные книжки, ставить определенную музыку и так далее. Согласитесь ли?

 

— Да, речь прежде всего об ответственности родителей. Если они хотят по прошествии пятнадцати-двадцати лет увидеть в своих детях друзей, единомышленников, в таком случае воспитанием детей надо заниматься в возрасте от двух до пяти. А потом уже поздно.

 

— А с вашим сыном как было?

 

— Ну, так и было. (Улыбается.) Он — наш друг.

 

— Какие книжки вы ему читали?

 

— Все очень просто: то, что сам любишь, пытайся привить ребенку. Никакой конкретной программы воспитания у меня не было. Просто надо уделять детям свое личное время. Это работа, и к ней надо относиться серьезно. Однако это и огромное удовольствие — наблюдать, как зерна, которые ты кладешь... Конечно, когда этим занимаешься, не думаешь, что сеешь зерна, — все происходит естественно: твое дитя, тебе же с ним интересно. Но еще до рождения сына я сформировал библиотеку из детских книг: Чуковский, Маршак, Юнна Мориц. Да и много уже у меня было сочинено детских песен... Помню, когда сын подрос, я приставал к нему: "Ты "Графа Монте-Кристо" прочитал?" Я до сих пор помню, какое сильное впечатление произвела на меня эта книга. Однако сын к этому времени немножко дальше ушел — "Граф Монте-Кристо" ему был уже не очень интересен. (Смеется.) И, по-моему, он так до сих пор эту книгу не прочитал.

 

Вопрос Евгении Михайловны Захаренко: "Слушала вас с Татьяной еще с начала 70-х годов. Репертуар ваш очень разнообразен: вы поете песни на стихи Сухарева, Мориц, Левитанского, Пастернака, Окуджавы, Шпаликова, Самойлова, Шекспира и др. Читала, что "наводчицей", по вашему выражению, всегда была Татьяна — именно она находила стихи, которыми потом "заражала" и вас. Так ли это? И как вы понимали, что такие-то стихи можно удачно положить на музыку?"

 

— Во-первых, сразу скажу, что существует сайт, посвященный Татьяне и Сергею Никитиным, — это заслуга Дмитрия Вильнера, живущего в Денвере. (http://www.vilner.net/nikitiny/nikitins.html) Там размещены все стихи, положенные нами на музыку, всевозможные биографические данные, интервью. Что же касается того, как мы выбираем песни, то действительно Татьяна — первый мой помощник, советчик и редактор. Мы вместе ищем стихи. У нас дома много книг, правда, все они находятся в полном беспорядке. Единственное исключение — поэтическая библиотека: эти книги расположены на специальных полках строго по алфавиту. Это самое дорогое, что есть в доме. Сам я стихов практически никогда не писал, хотя такие попытки, конечно, были. У меня есть ряд любимых поэтов — и названные в том числе, — на стихи которых я сочиняю песни. Однако случается, что иногда посмотришь стихотворение и — пройдешь мимо. Надо, чтобы что-то тебя зацепило. Поэтому Татьяна помогает мне — если у нее вдруг срабатывает какой-то звоночек, если стихи покажутся ей интересными, если заденут за живое, она сразу их мне читает. Стену моего непонимания может пробить даже та интонация, с которой Татьяна это прочтет. Но нам и другие люди помогают. Есть у нас подруга — мы вместе работали в Институте органической химии, и она частенько присылала нам в письмах стихи, которые, как она считала, могли бы стать песнями. Надо заметить, что стихи, написанные от руки, обладают дополнительной силой. И вот по такой "наводке" я тоже написал ряд песен, в том числе "Снег идет" на стихи Пастернака или "Синий цвет" на стихи Бараташвили в переводе Пастернака... У меня сейчас собралось довольно много стихов, к которым я хотел бы написать музыку, — стихов, которые я мог бы спеть от собственного лица. Однако, если из ста отобранных стихотворений получится две-три песни, это окажется большой удачей.

 

Работа же только над одной песней иногда продолжается целый год. Но одновременно, конечно, много стихов находится в работе. Впрочем, нет такого, чтобы каждое утро после зарядки я садился к письменному столу и начинал работать. Слава Богу, вдохновение еще приходит. Просто идет некий процесс накопления, а потом я вдруг чувствую непреодолимое желание взять в руки гитару и поработать с таким-то стихотворением. Причем иногда думаю, что должно получиться нечто гениальное. Но, записав новый опус на магнитофон, слушаю на следующий день и понимаю, что получилась полная ерунда. Как правило, первые варианты всегда бывают чистой банальностью. Эта работа сравнима с тем, как если ты подходишь к куску мрамора и начинаешь грызть его зубами, — в результате, сломав зубы, отходишь в сторону, а потом новый подход... Но однажды вдруг подойдешь и — голыми руками сформируешь все, что хотел, как будто это уже и не мрамор, а пластилин. И даже не заметишь: а был ли пот? Впрочем, я сам до сих пор не могу понять, как все происходит. Я могу лишь две цитаты на этот счет привести: одна — из Новеллы Матвеевой:

 

"Как сложилась песня у меня?" —

Спросили вы.

Ну, что же вам сказать?

Я сама старалась у огня

По частям снежинку разобрать.

 

И второе стихотворение — Геннадия Шпаликова:

 

Бывают крылья у художников,

И у портных, и у сапожников.

Но лишь художники открыли,

Как прорастают эти крылья.

А прорастают они так:

Из ничего, из ниоткуда,

Нет объяснения у чуда.

И я на это не мастак.

 

Но, тем не менее, все равно работать надо. Однако это не означает постоянно брать в руки гитару или карандаш и писать ноты — эта работа идет непрерывно и даже незаметно для тебя самого. Надо просто заболеть тем или иным стихотворением... Я вообще сочинил более четырехсот песен, но насчитаю всего несколько случаев , когда мелодия буквально сваливалась сверху. Подобное произошло, например, с песней на стихи Давида Самойлова "Повремени, певец разлук". Не было никакой работы и с "Брич-Муллой".

 

— А песня про ежика?

 

— Тоже далась довольно легко. А вот у песни "Собака бывает кусачей" было более десяти вариантов.

 

— Сергей Яковлевич, мы знаем вас так давно, что кажется, будто знаем о вас все. А между тем, ничего практически, за исключением ваших песен, о вас неизвестно. Родились вы в 1944 году. Закончили физфак МГУ, занимались биофизикой, работали в Институте органической химии АН СССР, защитили кандидатскую. Первую песню написали в декабре 1962 года. Еще в МГУ руководили сначала мужским квартетом физиков. С 1974 года с Татьяной стали петь дуэтом. Уже в 1987 году стали заведующим музыкальной частью в театре Олега Табакова. Пожалуй, что все. Вы могли бы что-то либо добавить к этим вашим вехам биографии?

 

— Мы про вас практически ничего не знаем, за исключением ваших песен! (Улыбается.) Мне кажется, что не имеет никакого значения, где живешь, какая у тебя работа и зарплата, кто твоя двоюродная тетя и т.д. Самое-то главное — это наши песни. Из них вы о нас с Татьяной узнаете практически все — все самые тонкие нюансы нашего душевного устройства: узнаете, что мы любим, чего не любим, какова наша гражданская позиция, каковы мы, в конце концов, в интимной жизни. Все это можно узнать из того, как мы дышим, как поем, как произносим слова, какие у нас интонации. Только надо настроиться на нашу волну, надо душой потрудиться, поскольку то, что мы делаем (мы смеем так думать), не есть развлечение. Мы не стремимся доставить публике приятное — мы стремимся ее вовлечь в душевную работу того же уровня, какую мы проделываем, сочиняя и исполняя наши песни. Хотя я, конечно, понимаю, что коэффициент полезного действия здесь — меньше половины. Но если даже наш зритель, пусть частично, испытает те эмоции, которые испытал поэт, которые испытал я, как музыкант, которые мы испытываем, наконец, как исполнители, значит, трудились мы не напрасно. Правда, иногда в каких-то сборных концертах мы сталкиваемся с тем, что зритель, удобно устроившийся в кресле или, не дай Бог, за столиком кафе, пришел просто для того, чтобы "получить удовольствие от искусства". Но это не наш зритель. Слава Богу, мы формировали нашего зрителя в течение многих-многих лет, и на наши концерты приходят именно те люди, которые знают наши "условия игры". Для меня, скажем, очень важно, чтобы в зале образовалась такая тишина (я бы сказал — творческая), что аж в ушах звенит! По моему мнению, глубину контакта со зрителем определяют даже не аплодисменты, а такая вот тишина.

 

— Вы с Татьяной — лауреаты Международного фестиваля политической песни в Берлине и премии Ленинского комсомола. Но вы же всегда дистанцировались от политики.

 

— В 1972 году я только что закончил аспирантуру, Татьяна же еще была аспиранткой, мы выступали тогда еще квинтетом. И в этом же году нас пригласили в Берлин на фестиваль политической песни. Это был достаточно революционный шаг, поскольку до тех пор на фестиваль ездили командированные комсомолом выдрессированные самодеятельные ансамбли, певшие: "А мы — ребята, да-да, семидесятой широты..." И на словах "семидесятой широты" они поворачивались справа налево, выставляя вперед правое плечо, в следующем куплете — уже левое плечо вперед. Такой вот комсомольский бодрячок. Когда же мы поехали в Берлин, специально никаких песен не сочиняли — пели "На далекой Амазонке", "Лошади в океане", песни Дулова на стихи Евтушенко и т.д. И местные устроители были в каком-то смысле шокированы, поскольку приехали не дрессированные комсомольцы, а нормальные люди. "Как вас выпустили?!" — спрашивали у нас. И мы действительно получили премию... спасибо за комплимент, поскольку не Ленинского, а все-таки Московского комсомола, причем с такой формулировкой: "За большой вклад в развитие самодеятельной песни и за сочинение песни "О маленьком трубаче". Лично меня эта формулировка очень даже устраивала. И когда проходило торжественное вручение премии в концертном зале "Россия" (на котором присутствовал в том числе сам первый секретарь МГК КПСС товарищ Гришин), я, выйдя на сцену, сказал: "Спасибо, конечно, за лауреатство, за премию, но я рассматриваю ее не как премию нам лично, а как признание большой роли, которую авторская песня играет в жизни нашей молодежи". Потом уже мне передали, что мое высказывание в "верхах" было воспринято весьма негативно — что это, мол, он вышел да еще и разговаривает?! (Смеется.) Кстати, когда мы спели "Лошади в океане" уже во время встречи с нашей олимпийской сборной в ЦК комсомола, это вызвало жуткое раздражение тогдашнего секретаря ЦК комсомола Тяжельникова. В результате нас на пять лет вычеркнули из всех "активов"! (Смеется.) А все потому, что мы своей трагической песней нарушили благостно-радостное течение этого меропрития — некоторые комсомольцы даже заплакали. Нормальные же человеческие эмоции в программу комсомольского мероприятия не входили. Так что, мы всегда дистанцировались не от политики, а от коньюктуры в политике. Отстраниться же от политики невозможно. Мы ведь были гражданами Советского Союза, а теперь — России. И я еще в 70-е годы пел сонет 66 Шекспира:

 

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья.

Над простотой глумящуюся ложь.

Ничтожество в роскошном одеянье.

 

И так далее. К моему большому сожалению, этот сонет сегодня, наверное, актуален еще более, чем в советские времена, поскольку получилось так, что люди слаборазвитые, ничтожные и бедные духом вдруг получили такой широкий эфир, который в советские времена им просто не снился. Потому-то как никогда актуальны сегодня слова Пастернака: "Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех".

 

— Вопрос Александра: "Вы не раз выступали на Грушинском фестивале. Вы вообще "походник"?"

 

— Природу очень люблю. И иногда наступает такой момент, когда я чувствую: все, пора куда-нибудь ехать — или зимой на лыжах, или летом — на рыбалку. Я, вообще, рыба по гороскопу, поэтому большой любитель рыбной ловли. Однако, не признаю комфортного отдыха — за последние двадцать лет я не был ни на Черном море, ни в Турции, ни, тем более, в Эмиратах. Меня это не привлекает, хотя, наверное, можно было бы из чувства простого любопытства где-нибудь отдохнуть, что называется, погреть кости. Я признаю активный отдых. Некогда еще Юрий Иосифович Визбор взял нас в свою команду, и мы на 1 мая всегда ходили по российским рекам на байдарках. Это было огромное наслаждение, в основном — наслаждение от общения с ближним. Мы сплавлялись вместе с командой альпинистов "Спартак". Это были замечательные люди, друзья Визбора, которые потом стали и нашими друзьями. Причем у нас происходило сплошное общение — с юмором, приколами и подначками. Командором был Визбор и иногда так устремлялся вперед, что отрывался. Остальные же в это время "сплачивались" — это когда девять байдарок образуют единый плот, — после чего доставались замечательные досочки, на которых нарезалась закуска и... ну, вы сами понимаете, что происходило дальше. И однажды Визбор, в очередной раз оторвавшись, был жутко обижен, поскольку все это прошло без него. (Смеется.)

 

— В той же программе Швыдкого разговор шел о том, угрожает ли самодеятельность культуре. Но как, во-первых, вам нынешний министр культуры России? Во-вторых, как бы вы все-таки разрешили дилемму: угрожает ли все-таки самодеятельность культуре?

 

— Что касается Михаила Ефимовича — это человек, по моему мнению, на месте. Он счастливо сочетает в себе высокий уровень образованности и способность быть начальником. Это человек, блестяще знающий советский российский театр и вообще мировой театр. Одним словом, интеллигетный человек. А, с другой стороны, он умеет управляться с миром "пиджаков": умный от природы человек, Михаил Ефимович может не то, что находить общий язык — у него, конечно, нет ничего общего с "пиджаками", — но он умеет с ними разговаривать. Он в большой степени дипломат. Это хорошее качество, поскольку сегодня, к сожалению, впрямую делать добрые дела невозможно. Невозможно даже добросовестно делать свою работу, при этом никого не обманывая. Так устроена наша жизнь. Я бы сказал, сволочная жизнь, поскольку ею теперь правят коммерческие интересы группы малоразвитых лиц. Я, например, частенько провоцирую коммерческие структуры и вообще новых русских на пожертвования в пользу обездоленных детей. Однако в девяноста случаях из ста они делают пожертования воровским способом, то есть путем черного нала. Официально это сделать они не могут себе позволить, поскольку надо показать свои истинные доходы, а этого у нас никто делать не хочет. Поэтому все приходится делать тайком. Поэтому и министр культуры или другой человек, находящийся на ответственной должности, чтобы протащить что-то действительно стоящее, нужное людям, вынужден потакать не совсем красивым вещам. Скажем, наши филармонические музыканты ведут абсолютно нищенский образ жизни. В результате филармония вынуждена устраивать концерты попсы, то есть вынуждена пускать в консерваторские залы таких артистов, которых раньше и на пушечный выстрел не подпустила бы! Я, например, не знаю, с какого перепугу Большой театр устраивает концерт ресторанного композитора в святая святых?! Видимо, только для того, чтобы заплатить нищему кордебалету. Точно так же и филармония вынуждена поступаться своими принципами и вкусами, чтобы как-то прокормить культуру, и чтобы широкие слои населения могли бы слушать Моцарта, Чайковского и Прокофьева. Таким образом ведется двойная "бухгалтерия": чтобы сделать что-то хорошее, надо где-то продаться. Это не есть цивилизованное общество — это мафиозное, бандитское общество. И это как раз к вопросу о самодеятельности.

Но, вообще говоря, самодеятельность — это когда люди просто проявляют инициативу и не за деньги что-то делают: скажем, устраивают домашний музей Марины Цветаевой, создают благотворительное общество или организуют приют для детей. Или, как Танечка Ларина вместе со своими друзьями — классическими музыкантами, в музее Глинки организует в порядке самодеятельности вечер премьер нашего выдающегося композитора Ефрема Подгайца. И все это — за бесплатно, просто для того, чтобы это состоялось. Потому что иначе эти произведения, может быть, еще долго лежали бы в письменном столе композитора. Такую самодеятельность можно только приветствовать. Но я против другой самодеятельности: когда, например, иностранные граждане удочеряют-усыновляют наших больных детей, вдруг появляются коммерческие структуры по оказанию такого рода услуг — именно они берут на себя труд давать взятки соответствующим чиновникам. Представляете: чтобы усыновить больного ребенка, надо дать взятку! Правда, сами иностранцы даже рады, поскольку это выглядит несколько более цивилизованно — им самим не надо ходить по чиновникам.Ну а уже через год этого больного ребенка невозможно узнать, настолько он поправился! Правда, все произошло не благодаря, а вопреки.

 

Что же касается так называемой попсы, то это никакая не самодеятельность — это профи, на которых пробы негде ставить. В принципе я так считаю: если человек за свой труд получает деньги, значит, это профессионал. Но люди, работающие в шоу-бизнесе, по моему мнению, заняты в сфере обслуживания — это сравнимо с парикмахерской или баней, где люди просто получают удовольствие — душевный и мозговой аппарат это никак не затрагивает, с культурой, а тем более с искусством это не имеет ничего общего. Люди от шоу-бизнеса просто производят услуги, некий товар, который я бы уподобил жвачке. Но у этой жвачки, к сожалению, очень много потребителей, низкий уровень вкуса которых и определяет основной спрос на рынке шоу-бизнеса. А требование простое — "Сделайте мне красиво!" "Красиво" же в их понимании — это просто, как говорится, сливай воду и гаси свет. Вот и получается замкнутый круг: раз деньги есть, значит, можно производить раскрутку на телевидении; есть телевизионная раскрутка — следовательно, появляеися широкая известность и т.д. И наше общество, к сожалению, нигде пока не может поставить барьер на пути раскрутки этого явления — явления, я бы сказал, технологий и бизнеса.

 

— Вопрос Алексея Любшина: "С чего начинается культура и интеллигентность?"

 

— Во-первых, с умения слушать и услышать другого. Во-вторых, с ощущения собственного несовершенства и стремления сделаться сложнее, глубже и лучше. Это первейший признак интеллигента, творческого человека и вообще человека небезнадежного — недовольство собой, неудовлетворенность собственным уровнем развития. Как только я вижу человека, довольного собою и полностью самодостаточного, мне этот человек, во-первых, не интересен, а, во-вторых, мне кажется, у него нет перспективы, ему должно быть скучно с самим собой. Сейчас ведь частенько сталкиваешься с молодыми людьми, весьма успешно ведущими дела в бизнесе. И если раньше у них еще и были какие-то желания материально-бытового свойства, то они их уже давно удовлетворили: они и на любой остров могут поехать отдыхать, и могут иметь все, что ни пожелают. А им только 25! А дальше-то что делать?! И вот некоторые пребывают в растерянности, поскольку чувствуют, что жизнь для чего-то им дана, а для чего — никак не поймут, поскольку все у них уже есть, "снять" можно кого угодно! Патрисию Каас — вопрос только денег. Монсерат Кабалье — пожалуйста! Единственное, что не удастся — чтобы Белла Ахмадулина, приехав к ним на дом, читала свои стихи. Это уж никак. Но у них такого желания и не возникнет, поскольку если они даже просто слышали, что, вроде, есть такая поэтесса, — это уже хорошо.

 

— У вас день рождения 8 марта. В советские времена вы праздновали Международный женский день?

 

— Ну, любой повод поздравить близких тебе женщин — это всегда замечательно. Но лично я не признаю Международный женский день как праздник — считаю, что это свидетельство неравноправия, свидетельство дискриминации женского пола. Женщины ведь — прежде всего люди. И если ты хочешь проявить внимание, зачем тебе 8 марта?! Проявляй его хоть каждый день, если ты — мужчина. (Смеется.)

 

— Вопрос Наташи: "Читала, что ваша супруга Татьяна, устав от работы на должности замминистра культуры России, уехала поправлять здоровье в Италию. У вас не было мысли поехать вслед за супругой? И как вы полагаете, полезно ли человеку творческому побывать во власти?"

 

— Было время, когда все мы были в восторге от перестройки, от того, что тогда происходило в стране. И существовали надежды, что что-то изменится, если в депутаты, во властные структуры придут, как мы тогда говорили, нормальные люди. (Смеется.) А нормальные люди — это те, кто, согласно нашему пионерско-комсомольскому воспитанию, ставят общественную пользу выше личной. Ведь и шестидесятники были как раз теми людьми, кто для борьбы с неправедным режимом даже жертвовали собой. Они боролись за всех за нас. А тут уже легальная возможность представилась — устроить такое общество, которое было бы повернуто к человеку лицом. Мы же буквально не отходили от телевизора, когда проходили заседания Верховного Совета еще Советского Союза, ведь там еще много было наших людей — людей с университетским образованием, людей, говоривших "отнюдь", и т.д. И как раз в это время Гоша Васильев (теперь, к сожалению, печально известный в связи с трагедией с "Норд-Остом"), став председателем Октябрьского райисполкома в Москве, пригласил и Татьяну: "Иди ко мне завотделом культуры и образования". Я еще пошутил: "Что тебе район?! Бери сразу всю Россию!" И, как оказалось потом, как в воду глядел.

 

Поначалу они с Татьяной решили устроить новую жизнь на районном уровне — в основу хозяйственной жизни Октябрьского района они положили совершенно новые принципы, где во главу угла была положена целесообразность пользы для всех. И кое-что им удалось сделать. Но распространить этот опыт на Москву не удалось, поскольку вскоре дали знать о себе мафиозные интересы, и пошла ответная реакция. В результате они всем составом исполкома добровольно ушли в отставку. Однако Татьяну пригласили уже в центральный округ — также завотделом культуры и образования. Там она столкнулась с более серьезным сопротивлением "пиджаков" и в итоге поняла, что никто из них не заинтересован в том, чтобы сделать жизнь москвичей лучше. И была настолько разочарована, что вновь собралась уходить. Но тогдашний министр культуры России Евгений Сидоров пригласил Татьяну к себе заместителем.

 

Думаю, что она была очень эффективным работником, поскольку была как раз тем из немногих людей, кто ставил во главу угла как раз то, что и полагалось по должности, а именно свою работу. Татьяна очень быстро завоевала авторитет среди рядовых работников культуры — работников музеев, библиотек и т.д. И постепенно добрая половина всех управлений министерства скопилась у нее, хотя у министра было несколько заместилей. Но в конце концов Система Татьяну Хашимовну исторгла. Это произошло после смены гайдаровского правительства. Здоровье к тому времени действительно оказалось подорвано, поскольку Татьяна приходила домой в девять вечера, но еще до часа ночи звонил телефон. Это просто кошмар — какая была работа! Однако мы гордимся тем, что, с чем она вошла в эти структуры, с тем и вышла — в личном плане мы ничего не приобрели. Да ничего и не хотели. Хотя можно было, например, коттедж стоимостью в 200 тысяч долларов приобрести за 10 тысяч! Многие, наверное, завидовали Татьяне, поскольку у нее была шикарная возможность быть абсолютно свободной и на любом собрании говорить то, что она думала. У нее же, кроме всего прочего, был тыл — у нас было свое дело: мы сочиняли песни, у нас были концерты, гастроли, мы всегда могли, не служа нигде, нормально жить. И вот эта ее свобода вызывала у коллег жуткое раздражение. К тому же она стала кое-кому наступать на пятки уже по-серьезному: дело в том, что в ее ведении был ввоз-вывоз художественных ценностей — именно Татьяна ликвидировала московскую комиссию, взявшую на себя право подписи по вывозу художественных ценностей не смотря на то, что это — компетенция федерального министерства. В результате начали раздаваться звонки с угрозами и — запахло жареным. И Татьяна ушла из министерства, проработав там два года.

 

— Сейчас она в Италии живет?

 

— Не живет — работает. Хотя, конечно, какое-то время она живет в Италии (улыбается), но из-за своей работы — наши итальянские друзья пригласили Татьяну поработать в их фирму, связанную с культурным бизнесом. Со временем Татьяна образовала там еще и свою фирму — по "раскрутке" художников. Поэтому приблизительно половину времени проводит в Италии, остальное время мы видимся либо в Москве, либо в Америке, где живет наш сын, либо на гастролях в Германии, Израиле и т.д. Например, сейчас мы проведем в Москве фестиваль Татьяны и Сергея Никитиных и дадим несколько концертов в любимых наших точках: в нашей альма-матер — в МГУ, в Политехническом и в Московском доме ученых. К этому времени мы выпустим новый диск "Зимний праздник", где будут собраны все песни — и старые, и новые, — связанные с зимой, с Новым годом. Оказалось, что таких песен у нас много — 21 песня. Тем более, что день рождения у Татьяны — 31 декабря. Поэтому я сочинил сейчас еще одну зимнюю песню, на стихи Юнны Мориц, — "Зимний праздник". Это будет сюпризом для Татьяны — она об этом еще не знает.

 

— Вы, кстати, были вдвоем на недавнем юбилее Эльдара Рязанова. Татьяна приезжала специально, чтобы поздравить Эльдара Александровича?

 

— Да, поскольку Рязанов — большой наш друг. Я, к слову сказать, к этому ее приезду еще и приурочил съемку на канале "Культура" нашего с Татьяной концерта, который откроет большой "сериал" по названием "Под гитару". Эфир намечен на вечер 1-го января. Так что не пропустите.

 

— Раз мы вспомнили Рязанова, расскажите, пожалуйста, о своей работе в кино, вы же записали песни к таким фильмам, как "Ирония судьбы, или С легким паром", "Москва слезам не верит", "Забытая мелодия для флейты", "Почти смешная история", "Старый Новый год".

 

— А что вспомнить?

 

— Ну, истории, скажем, с "Иронией судьбы". Вы, кстати, в баню на Новый год не ходите?

 

— (Смеется.) Вообще-то, я люблю баньку, но редко удается так расслабиться, оттянуться по полной, как говорят нынешние. А что касается фильма Эльдара Рязанова, то замечу, что музыку к нему написал любимый мною композитор Микаэл Таривердиев. Собственно, именно он и пригласил меня на эту картину, поскольку с Микаэлом Левоновичем мы тогда уже были знакомы, а с Рязановым — нет. И, хотя в титрах наши с Аллой Пугачевой имена указаны не были, народ в конце концов правду узнал. Но у меня с этим фильмом связаны, конечно, только положительные эмоции. Да и записал я все довольно-таки легко — были обычные четыре-пять дублей. Хотя, например, знаю, что Алла Пугачева одну из песен — то ли "Мне нравится, что вы больны не мной...", то ли "По улице моей..." — записывала аж 44 раза, поскольку каждый раз после очередного дубля на утро ей звонил Таривердиев и говорил: "Не годится". Доходило до рыданий. Но дело в том, что ему хотелось уничтожить все следы эстрадной интонации. Впрочем, Алла Борисовна — человек высокоталантливый, и в конце концов удалось добиться того, что она запела нормальным человеческом голосом. (Улыбается.) И даже можно было подумать, что та "женщина, которая поет", — вполне интеллигентный человек. (Улыбается.) Но, к сожалению (а, может, и не к сожалению — не знаю, возможно, Алла Борисовна об этом не сожалеет), этот опыт прошел для нее почти бесследно. Нет, она предпринимала потом попытки сочинять песни на высокую поэзию — так, например, вслед за мной сочинила песню на Сонет 90 и еще пела стихотворение Мандельштама "Я пришел в этот город, знакомый до слез...". Однако делала это уже в эстрадной манере. С моей точки зрения, это было уже мимо.

 

И раз уж мы заговорили на эту тему, скажу, что, к моему огромному — я бы даже сказал — горю, телевидение очень часто показывает клип, где Пугачева поет стихотворение Пастернака "Зимняя ночь" ("Свеча горела на столе..."). Это действительно горе мое. Но, с другой стороны, может быть, будущим исследователям повезло, поскольку этот клип является идеальным образцом того, как нельзя и даже как преступно интерпретировать произведение высокой поэзии, то есть это идеальный образец стопроцентной пошлости. Я не боюсь этого говорить, поскольку у Аллы Борисовны есть и другие произведения в жанре популярной музыки, которые очень люблю: скажем, песни на музыку Раймонда Паулса или "Не отрекаются любя" на музыку Марка Минкова и замечательные стихи Вероники Тушновой. Тут все замечательно, здесь все сошлось. Во многих же других случаях очевидно, что мы имеем дело со свободой самовыражения исполнителя. Но лучше бы этой свободы не было. Я на месте родственников в суд бы подал за искажение замысла художника.

 

— Но в Минск вы приехали с другой Татьяной — с Татьяной Лариной. "Ужель та самая Татьяна?"

 

— (Смеется.) Татьяна Ларина — дочка моего близкого друга, можно сказать — однокурсника, только я на физфаке учился, а Татьянин папа, Виктор Фридман, — на мехмате. Но он, кроме того, еще и композитор, и джазовый пианист. Я и маму — Лену Ларину — знаю с незапамятных времен, с 1964 года. Так что, Танечка Ларина росла в буквальном смысле на моих глазах. И впервые сыграла со мной, когда ей было лет десять. Кстати, недавно я обнаружил фотографию, на которой запечатлены я, 10-летняя Танечка и Юрий Владимирович Никулин. То есть общие воспоминания уже есть. Теперь же Татьяна Викторовна Ларина — аспирантка Российской Академии музыки имени Гнесиных. Она была президентской стипендиаткой, стипендиаткой Фонда Ростроповича, лауреатом многих фестивалей и конкурсов — российских и международных. И что еще приятно отметить: Татьяна Ларина — лауреат Всероссийского Пушкинского конкурса. Так что, и в этом есть свое замечательное совпадение...

 

"Белорусская деловая газета"

 

Декабрь 2002

 

elcom-tele.com      Анализ сайта
 © bards.ru 1996-2024