Начало шестидесятых... Ох, и развеселое было время! Шумными компаниями перемещались мы из дома в чью-нибудь мастерскую, оттуда снова к кому-то домой... Читали стихи, обсуждали работы друзей-художников. Обычно кто-то брал в руки гитару. Что пели? Трудно сказать. "Пилигримов", например, хотя имя автора стихов узнали много позднее, и песни Булата Окуджавы.

Однажды, зайдя в гости к художнику Олегу Соколову, я удивился. На полу большой комнаты было расстелено одеяло, на нем стояли бутылки с вином... Олег тогда в рот не брал спиртного, и в доме предпочитали крепкий чай. Правда, случай был особый – пришел Булат Окуджава. Он, конечно, пел. Много и охотно.

Потом было знакомство с Владимиром Высоцким. Но еще до этого, до этого был и остался навсегда его страдающий голос и слова, запоминающиеся сразу и навсегда.

Всего лишь час дают на артобстрел –

Всего лишь час пехоте передышка,

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому до ордена, ну, а кому до вышки...

И мы пели вслед за Высоцким, как будто шли за ним.

Мы познакомились на съемках фильма "Служили два товарища". И в первый же вечер, как откровение, как гимн своеобразный, как протест против того, что было, было, было, отравляя и зачастую калеча жизнь:

Зачем мне считаться шпаной и бандитом –

Не лучше ль податься мне в антисемиты:

На их стороне хоть и нету законов, –

Поддержка и энтузиазм миллионов...

Помните?

И, конечно, песни Александра Галича.

Помню, даже место помню, где это произошло. На Жуковского, напротив моего двора, я встретил Олега Сташкевича, и он не то прочел, не то пропел:

Разобрали венки на веники,

На полчасика погрустнели...

Как гордимся мы, современники,

Что он умер в своей постели...

Так Александр Галич почтил память фактически замученного великого поэта Бориса Пастернака...

А еще помните?

Ой, не шейте вы, евреи, ливреи,

Не ходить вам в камергерах, евреи...

В общем, было что послушать. Но, если честно, понятия не имел, что действо, происходящее передо мной, и есть авторская песня.

Откуда пришел этот термин? Может, он был всегда? Ибо всегда поэты слагали стихи, которые становились песнями. Вероятно, если песню исполнял автор, то это была авторская песня. А если другой человек, то исполнитель автоматически становился бардом. Так? Да не совсем. А как быть с музыкой? Если музыку к стихам исполняет ее автор, то это тоже авторская песня? Запутаешься... Тем более, что есть такой жанр, как туристская песня. Она довольно сильно примыкает к авторской, но и разделение очевидно – туристская песня менее интимна, зато более декларативна, предназначена для хорового исполнения. Хотя... И авторскую песню тоже порой поют хором.

Милая моя, солнышко лесное...

Да-а! Где же грань? Стоит ли ее искать? Впрочем, к чему? Есть такой вид искусства – исполнение песен под гитару. Есть люди, чей дар позволяет им это делать, никогда и никому не надоедая. А еще есть люди, готовые слушать авторскую песню днями и ночами. О них и поговорим.

Первым настоящим, причем, одесским автором-исполнителем для меня был Юра Хащеватский, или просто Хащ. Это сейчас он Юрий Иосифович, всемирно известный кинодокументалист, увенчанный всеми мыслимыми наградами за документальное кино и даже литовским орденом.

Хащ... Произношу это имя и тут же невольно улыбаюсь. Он и тогда, в шестидесятых, был ярок и безмерно талантлив! И, конечно, рассказывая, вспоминая об авторской песне, невозможно, немыслимо не рассказать об этом моем друге.

Однажды – на тогдашней Свердлова, угол тогдашней же Чичерина (ныне Канатной, угол Успенской) – повстречал я друга-поэта Борю Вайна. Боря только-только напечатал в газете "Комсомольская искра" подборку стихов, получил, нет, огреб за то гигантский гонорар в шесть рублей, двадцать две копейки и собирался отметить это важнейшее событие в кругу друзей. Адрес – Кирова, 98 (ныне Базарная) – мне ничего не говорил. Отправляясь на торжественное мероприятие, мог ли я знать, что этот дом станет родным и притягательным на долгие-долгие годы? Короче, я попал в гости к Хащу!

Где-то в середине вечера хозяин взял гитару и начал петь. Голос у Юрки был хриплым и напористым.

Ну, с кем не бывает? И так каждый год,

Ведь не святые мы и даже не боги,

Но впереди поворот и позади поворот,

Как на Военно-грузинской дороге...

– Чьи слова? – шепотом спросил я у соседа.

– Юркины! – отмахнулся он от меня.

А Юра продолжал.

Растем в диаграммах и в планах растем,

Живем, говорят, словно боги.

И позади у нас спуск, а впереди подъем,

Как на Военно-грузинской дороге...

Потом Юра спел еще одну свою песню:

Говорили люди, говорила мама,

Что меня погубит пиковая дама.

Пиковая дама, ты, хотя еврейка,

Но все равно зараза, но все равно злодейка...

Мы подружились в первый же вечер. И, скажу я вам, с тех пор меня – и не только меня! – как магнитом тянуло в его дом. Помнится маленькая восьмиметровая комната, куда каким-то чудом набивалось десять-двенадцать человек, и разговоры, разговоры, а потом – обязательно! – песни. Часто мы устраивали своеобразные конкурсы. Например, задавалась тема, обычно самая идиотская. Одну даже помню: "Собачья будка номер три". На заданную тему поэты писали какие-то стихи, потом к самому удачному тексту Юра придумывал музыку, и все вместе тут же записывалось на магнитофон.

Так была написана песня, которая всех очень забавляла:

На жестких нарах в тюремной психбольнице,

Где в туалет не допускают по ночам,

Спит шизофреник, спит, и ему снится

Второе заключенье главврача.

Средь паранойи и различных маний

Он, безусловно, выбрал лишь одну.

И ему кажется, что он – товарищ Сталин,

И защищает он родимую страну.

Ну, и так далее.

Кстати, с Юркой связано для меня одно из самых дорогих событий в моей жизни. Как-то мы целым коллективом собрались написать пьесу. Мне, кроме всего, выпало написать тексты песен. Но когда я написал требуемое, выяснилось, что мы все перессорились. К тому времени местом регулярных сборов стала библиотека Дворца студентов. Ход мне туда был закрыт. Я страдал и скучал, не зная, куда себя деть.

Однажды во время практической по физике в дверь аудитории просунулась всклокоченная Юркина голова. Он, игнорируя преподавателя, доцента Рафаловича, поманил меня за собой. Я вышел. Так же молча Юрка привел меня в полутемный актовый зал, раскрыл рояль и... В тот день Юра исполнил все мои песни! Впервые! Для меня!

Из волчат не всегда получаются волки.

А из львят не всегда получаются львы.

Сколько маленьких принцев пропадало без толку,

Сколько старых мерзавцев оставалось в живых...

В тот день и я сподобился стать полноценным автором! Теперь в постоянный набор исполняемых песен вошли и мои "Волчата". (Когда много лет спустя вышла моя книга стихов, именно это стихотворение я посвятил Юрке.)

А репертуар Юры расширялся. Сперва Олег Сташкевич принес в компанию песню "Кирпичики", но об этом я уже писал (см. МТ № 73-74). А потом появилась и песня Вали Крапивы и Юры Макарова.

– А помнишь, Вася, какое было время?

– А помнишь, Федя, революция была...

Прошли годы, много лет. Юра живет в Минске. Приезжает редко. Но приезжает, и мы собираемся в доме нашего общего друга Валеры Барсукова. И... когда мы собираемся, то репертуар не меняется. Поем то, что запомнили и полюбили с юности.

Вообще, в доме у Наташи Потеряйко и Валеры Барсукова, по-моему, никогда не смолкает авторская песня. Вот уж, кто, перефразируя поэта, может твердо сказать: все барды в гости будут к нам...

И бывают.

И Миша Барановский, и Володя Васильев, и Витя Байрак, и Леня Сергеев, и Алик Мирзоян... Впечатляет? Подождите, я еще не обо всех сказал! Как вам нравятся такие строки?

Ох, не зря, не просто так

Мы с Кассандрой тезки.

Все, что было, не было,

Знаем наперед.

Мой фамильный саркофаг

Из сосны-березки.

В саркофаге казака

Пуля не берет...

Так мог издеваться над псевдогероической и на всю голову советской мурой только Илья Винник.

В доме Барсуковых меня, уже послушавшего и попевшего, ждали два, наверное, самых сильных потрясения, связанные с авторской песней.

Первый раз, когда гость из Киева Сергей Мартынюк спел своего "Харона".

Когда восходит солнце из воды,

Седой Харон глаза свои смыкает

И с веслами в обнимку засыпает,

Устав от предвкушения беды...

Обязательно запомните это имя!

А второй раз я был потрясен до глубины души, когда Ирина и Рома Морозовские пели окуджавинское "Вилково"...

Сколько лет прошло, а помню, помню...

Конечно, частые гости у Наташи с Валерой – и наши, одесские авторы. Артистичная, обладающая дивным голосом Алина Михайлюк, охотно и не чинясь берущий гитару Боря Бурда... И Вадик Ланда. Вадика я считаю самым интересным из наших авторов. И не только одесских. Вадик не затеряется среди самых-самых. Уж будьте уверены! Ироничный и грустный, саркастичный и веселый, печальный и радостный, он всегда остается самим собой и поэтому – неповторимым.

Я знаю, друг, что радости не густо,

Нужны и летом боты – грязь да грязь.

Который год гощу у мсье Прокруста.

Кровать мне точно впору удалась...

Меня всегда поражало умение Вадика взглянуть на вещи по-своему, так, как никто до него не смотрел.

Висит на тонкой ниточке гроза,

Беседа, несмотря, ведется споро.

Бывает много тем для разговоров,

Когда все так же нечего сказать.

Вадик удивительно серьезен, даже когда поет свои шуточные песни. Только улыбнется глазами, глядя на развеселившийся зал, и продолжает:

Я свободный полет,

Я – фокстрот.

Безраздельна свобода

От булыжников в мой огород

(Впрочем, нет огорода)...

Я никогда не знаю, что он станет петь, когда, взяв в руки гитару, глядит в себя, слыша и не слыша пожелания и просьбы окружающих. И вдруг...

Моя душа в бездушие ушла.

Не дам развода ей, хотя обижен.

Пустует место во главе угла,

Гоняю мысли – косточки от вишен...

Косточки от вишен... Как редко, упав на подходящую почву, они превращаются в деревья. Думаю, что у Вадима Ланды таких попаданий очень и очень много.

Я вновь пойду, как старые часы,

Которым часовщик одно лишь время...

Удачи бы ему в пути. Удачи!