ТОПАЛЛЕР. Добрый вечер, дорогие друзья. Ну вот прошла еще одна неделя, и мы с вами снова встречаемся. Наши постоянные телезрители, конечно, знают о том, что, как правило, гость в нашей программе бывает один раз. Иногда бывает так, что особо интересные гости появляются дважды. Есть рекордсмены, которые в этой программе появлялись три раза, их, по-моему, всего один или два человека. И сегодня у нас именно такой рекордсмен. Дело в том, что я к этому человеку необъективен, он мой товарищ, я очень люблю его творчество, весьма противоречивое, и потому любят его далеко не все, но когда я узнал, что он снова здесь, в Нью-Йорке, то пользуясь служебным положением и своими чувствами необъективными к нему, конечно, не мог его снова не пригласить. Тимур Шаов. Тимур Султанович, здравствуй.

ШАОВ. Здравствуй.

ТОПАЛЛЕР. Рад тебя видеть.

ШАОВ. И я тебя.

ТОПАЛЛЕР. Как ты себя ощущаешь в качестве рекордсмена нашей программы?

ШАОВ. Я с большим удовольствием. Было две передачи у нас, это уже третья.

ТОПАЛЛЕР. Я не знаю, что делать. Разговаривать в очередной раз про Архыз? Разговаривать с тобой в очередной раз по поводу того, как тяжелая доля врача заставила тебя взять в руки гитару?

ШАОВ. Самый распространенный вопрос журналистов: "Скучаете ли вы по профессии врача?". Все мои интервью с этого начинаются.

ТОПАЛЛЕР. Скажи мне, а что ты отвечаешь?

ШАОВ. У меня уже...

ТОПАЛЛЕР. У тебя уже есть алгоритм?

ШАОВ. У меня уже есть стандарт, алгоритм. Я отвечаю, что раньше скучал, сейчас не очень скучаю. Но если буду сильно скучать, куплю себе эндоскоп за 15 тысяч долларов и буду делать соседям, родственникам, друзьям эндоскопию.

ТОПАЛЛЕР. Вот это меня очень заинтересовало. Я так понимаю, что теперь у тебя есть финансовая возможность купить его за 15 тысяч долларов?

ШАОВ. Эндоскоп?!

ТОПАЛЛЕР. Да.

ШАОВ. Нет, у меня есть финансовая возможность купить себе хорошую гитару тысячи за три-четыре. На эндоскоп еще пока нет. А если бы даже была такая возможность, я бы купил гитару за 15 тысяч долларов, но не эндоскоп.

ТОПАЛЛЕР. Тимур, с чего будем начинать – с приятного или с неприятного?

ШАОВ. С неприятного.

ТОПАЛЛЕР. Я тут за тебя заступался недавно. Знаешь, перед кем? Перед замечательным поэтом и классиком бардовской песни, человеком, к которому я, действительно, отношусь с очень большим уважением, у него прекрасные стихи, Дмитрием Антоновичем Сухаревым. Я у него поинтересовался, почему он так долго упирался прежде, чем включить тебя в антологию бардовскую. На что он мне ответил, что считает, что Шаов на самом деле вообще не поэт. Мы с ним немножко попрепирались по этому поводу.

ШАОВ. Мы с ним одинаково думаем. Я то же самое считаю о себе. Я не считаю то, что я делаю, поэзией. Я очень хорошо отношусь к Дмитрию Антоновичу, это действительно поэт. Я когда читаю Бродского, Пастернака, Ряшенцева, Левитанского, я вижу, что это поэты. А когда я пишу, я понимаю, что я не пишу поэзию. Я пишу песни. И я с самого начала, когда я начинал это делать, я это не считал поэзией. Это были песни для моих друзей. Они имеют абсолютно прикладное значение. Абсолютное прикладное значение, в том смысле, что если поднялось настроение у моих друзей, если они посмеялись, я считаю свою задачу выполненной.

ТОПАЛЛЕР. Ты лукавишь.

ШАОВ. Нет, абсолютно.

ТОПАЛЛЕР. Я тебе объясню, почему ты, на мой взгляд, лукавишь. Потому что до тех пор пока ты работал доктором и развлекал своих друзей за бутылкой песнями, ты имел право на подобный подход. Когда ты начал – а уже довольно давно это продолжается – зарабатывать песнями себе на жизнь и практически стал профи, ты подобное отношение уже декларировать не очень имеешь право.

ШАОВ. Я обязан декларировать подобное отношение и в дальнейшем. Мало того, как только я перестану это декларировать, как только я для себя решу, что я пишу для вечности, что я пишу для аудитории определенной, даже для зала, даже когда у меня начнутся мысли о том, что вот буду сидеть и писать и представлять перед собой зал – все, на этом мои песенки вместе со мной закончатся. Потому что у меня совершенно другой жанр. Понимаешь, я очень рад, что я пишу песни для себя, и что они нравятся большему кругу людей, чем круг моих друзей. Понимаешь, это же двойное счастье – ты делаешь то, что ты хочешь, и еще это кем-то востребовано.

ТОПАЛЛЕР. Ну, хорошо, теперь так же честно мне скажи, Тим, что тебя совершенно не задевает, что такие люди, как Сухарев, не считают твое поэтическое творчество поэзией? Меня вот, например, как человека, который любит твои песни, это в определенной степени задевает, так что не ври, что тебя это не трогает.

ШАОВ. Нет, понимаешь, когда даже в троллейбусе тебя кто-то толкнет и скажет: "Козел!", это всегда задевает. И неважно, Сухарев это говорит, или это говорит зритель на концерте. Для меня, может быть, важнее, что зритель в конце уйдет и скажет: "Да ну!". Для меня это важнее, чем Сухарев скажет, которого я очень уважаю, и может быть, мнение которого для меня было бы важным, если бы у меня не было внутренней своей убежденности, что то, что я делаю, это правильно, понимаешь? А вообще я тебе скажу, что я неврастеник полный. То есть я не люблю читать о себе. Я не люблю слушать критических замечаний, потому что это мне мешает.

ТОПАЛЛЕР. Тебя это задевает?

ШАОВ. Не задевает. Это мне мешает вообще писать. Потому что я сажусь и думаю: наверное, правы, наверное, надо завязывать с этим грязным делом.

ТОПАЛЛЕР. А потом ты пишешь строчку и думаешь: опять скажут "не поэзия", опять скажут "рифма дохлая".

ШАОВ. Совершенно верно.

ТОПАЛЛЕР. Мешает работать?

ШАОВ. Это мешает работать, поэтому я стараюсь не обращать на это внимание. Но то, что меня это не задевает, конечно, это не правда. Задевает, как любого нормального человека.

ТОПАЛЛЕР. Ты сам просил начать с неприятного, я тебе потом буду петь дифирамбы, успеем еще.

ШАОВ. А может быть, будешь перемежать?

ТОПАЛЛЕР. Нет, нет, нет, не буду чередовать, нет. Я хочу уже отработать. А вот это в определенной степени неприязненное со стороны многих соратников по бардовскому цеху отношение к тебе, которое и высказал Сухарев, оно за последнее время изменилось? Потому что действительно пришла очень большая популярность, пришли, ну если не звания, то прием во многом со стороны тех, кто раньше тебя не принимал. Народ вокруг поуспокоился по отношению к Шаову или нет?

ШАОВ. Ты имеешь в виду именно бардовское сообщество?

ТОПАЛЛЕР. Да.

ШАОВ. Ну ты понимаешь, какое дело – вот я прекрасно помню, когда я только приехал, и первые были какие-то выступления такие кулуарные, ну там, для своих, бардовские какие-то посиделки: "Ух, как интересно! Ух как это здорово! Это интересно, это что-то новое!". Потом ты становишься известным, приходит какая-то популярность... Песни не изменились, я не изменился, а изменилось отношение к этим песням. "Что это такое? Ну что это за безобразие?!" – те же люди говорят, которые в начале, когда я был просто мальчик с Кавказа...

ТОПАЛЛЕР. Когда ты был мальчик с Кавказа, поющий доктор, к тебе был один счет по всем статьям. Когда ты стал бардом-профессионалом, к тебе счет другой.

ШАОВ. Подожди секундочку. Но песни-то, песни-то как пел я, те же самые песни я и пою и те же самые песни я пишу.

ТОПАЛЛЕР. Да, правильно, это та песня, замечательная, прекрасная песня врача, который между делом сочиняет песни – это хорошо. А для профессионала, для которого это основное – это уже не так хорошо. По-моему, вполне разумное объяснение?

ШАОВ. Нет, я так не считаю. Я так абсолютно не считаю. Мало того, нормальные люди, с которыми я дружу, скажем, из бардовской среды... Я же со многими в очень хороших отношениях. Там, начиная с Мирзояна, Егорова, Мищуков, Лени Сергеева, Кочеткова, ну кто угодно, очень много народа можно перечислять, все нормально, и мы с ними в нормальных отношениях. Потому что люди тоже чего-то достигли, тоже что-то умеют, и они совершенно нормально относятся к чужому успеху – вот в чем штука. Не все нормально относятся к чужому успеху.

ТОПАЛЛЕР. Скажем так: люди, которые относятся к чужому успеху нормально, наверное, все-таки составляют меньшинство, а не большинство.

ШАОВ. Наверное. Наверное. Ты знаешь, мне не надо... Я сам к себе отношусь очень критично.

ТОПАЛЛЕР. Самоед?

ШАОВ. Жена говорит: "Ты вообще самоед. Ну что ты, блин?! Сходи к брату. (У меня брат психиатр хороший) Сходи к брату, посоветуйся. Может, он тебе чего-то посоветует. Ну, выпей в конце концов. Чего ты сидишь переживаешь?!".

ТОПАЛЛЕР. Ну, хорошо. Видишь, мы уже докопались до каких-то вещей, которые мы в прошлые разы не обсуждали. То, что ты истерик, то, что ты самоед...

ШАОВ. Истерик, неврастеник, самоед. Но все это на грани нормы. То есть это в патологию не переходит, верхняя граница нормы.

ТОПАЛЛЕР. Или по другому можно сказать – рядом с красной чертой.

ШАОВ. Рядом с красной чертой.

ТОПАЛЛЕР. Тимур, поскольку я знаю практически весь твой репертуар, то позволь я сегодня буду выбирать песни, а ты будешь говорить, по какой причине ты не можешь спеть. У нас с тобой сегодня программа весенняя, а у тебя есть песня, которая так и называется "Весенняя". На мой взгляд, чудесная песня. А что бы нам, например?..

ШАОВ. Да. Да у нас и гитара, кстати, была в кустах как раз спрятана. "Весенняя песня", да, говорят, что первый день сегодня у вас хорошо. То ли я привез...

ТОПАЛЛЕР. С тобой погода пришла.

ШАОВ. Со мной погода пришла. Между прочим, я когда в Питер езжу, в Санкт-Петербург дождливый, там всегда солнце. И для меня Питер также как и Нью-Йорк – это солнечный город. Может, со мной связано что-то? "Весенняя песня".

И вновь на нашу улицу

Апрель тепло впустил.

Тинейджер плюнул в лужицу

И плейер свой включил.

Жена леща почистила,

Плеснула пива мне.

Я думаю об истине,

Которая в весне.

Которая в весне.

Сосулек культ фаллический

Весна на нет сведет.

Небес простор классический

Поганит самолет.

Соседи шумно пьянствуют,

С азартом тещу бьют.

Я в этом не участвую,

Я просто пиво пью.

Я просто пиво пью.

В предвкушении урожая

Дачники беспечные,

А я картофель не сажаю,

Сею только вечное!

Блудницы сняли зимнее,

Укоротив подол,

И похоть, пароксизмами,

Трясет мужской наш пол.

Весна, коты блохастые

Котят себе куют,

Я в этом не участвую,

Я просто пиво пью.

Я просто пиво пью.

Опять, вон, демонстрации —

"Долой!", кричат "Долой!"

Глядит на них, в прострации,

Худой городовой.

Сограждане несчастные

Желают жить в раю.

Я в этом не участвую,

Я просто пиво пью.

Я просто пиво пью.

Гляжу в окно на улицу —

Ну чем не Бунюэль!

Кино сплошное крутится,

Оттеда и досель.

Буянит прапор в кителе

С бутылкой коньяку.

Что не дано Юпитеру,

У нас дано быку.

У нас дано быку.

Но тут ОМОН его подрезал:

Мяли, жали, веяли.

"Да не с таких быков, любезный,

Мы тушенку делали!".

Страна бурлит, колышется,

Шумит, воюет, пьет,

Сама с собою мирится,

Сама в себя плюет.

А я и не злорадствую

И славу не пою.

Я в этом не участвую,

Я просто пиво пью.

Я просто пиво пью.

Старик транзистор слушает

Про черноморский флот,

Барбосы мусор кушают,

Тусуется народ.

Всё суета сует, а, в общем,

Как сказал Екклезиаст:

"Тот, кто на Бога ропщет,

Тот и родину продаст!"

Тот и родину продаст.

Слышно: Пласидо Доминго

Где-то разоряется.

Ну что ж, культурная картинка

В целом получается.

Зачем образование

Я в муках получал?

Диван — мое призвание,

Уютный мой причал.

К жене любовник шастает,

Тут, с криком "Мать твою!"

Я в этом поучаствую.

Щас только вот допью!

Щас только вот допью!

ТОПАЛЛЕР. Я считаю, ты достойно выдержал первый раунд. Ты сам просил, чтобы сначала были какие-то вещи не самые приятные, и теперь в награду...

ШАОВ. Ну, я же не знал, что ты сразу на меня выльешь столько.

ТОПАЛЛЕР. Минуточку! Кто теперь виноват? Тебя предупреждали. Я, между прочим, даже не сакцентировал... Вот ты вот напрасно это сказал. Я не стал, например, не хотел, а теперь сакцентирую внимание на том, что в этой песне после слов "Кто на Бога ропщет..." строчка с неприличным словом "Тот, ребята..." была заменена на "Тот и родину продаст". Я, например, заметил, но не подал виду. А после того, как ты это сказал, я на этом сакцентировал внимание. Будь аккуратен в дальнейшем.

ШАОВ. Хорошо. Молчу.

ТОПАЛЛЕР. В прошлый раз мы с тобой затронули, на мой взгляд, очень важную для тебя тему. И тогда она была для тебя болезненной. Когда вдохновение перешло в обязаловку, когда хочешь не хочешь, но надо выдавать на гора новую продукцию, новую песню, полтора года назад ты говорил, что для тебя это невообразимая тяжесть. Ты привык? Ты уже работаешь более спокойно?

ШАОВ. А я другой для себя алгоритм просто определил. Я не пишу, когда мне не хочется. То есть я работаю, как положено: надо садиться, надо стараться, но если чувствуешь, что не идет – ну не мучайся. И поэтому в принципе я стал писать меньше, это да. Я стал действительно писать меньше песен, чем раньше. Но это по моему желанию, во-первых. Во-вторых, потому что стало больше забот, больше хлопот, в связи со всевозможными приходящими моими жизненными обстоятельствами. Ну, и в-третьих, я перестал огорчаться этому. Вот это очень важно – не огорчаться, что ты не пишешь так быстро.

ТОПАЛЛЕР. У тебя шесть CD уже?

ШАОВ. Шесть с половиной, скажем так.

ТОПАЛЛЕР. А означает ли это, что ты последнее время, достаточно продолжительное, занимаешься тем, что на концертах эксплуатируешь уже достаточно давно созданный репертуар?

ШАОВ. Знаешь какое дело? Я не настолько хорошо всем известен, как оказалось. И когда я отказываюсь ехать, говоря, что у меня нет новой программы, а потом приезжаю и начинаю петь, то понимаю, что зал не знает вообще ничего практически.

ТОПАЛЛЕР. Старики в театре, не хочу называть фамилии, ну сейчас уже можно говорить "старики", а тогда относительно молодые актеры, говорили друг другу: "Хорошо, что Советский Союз такая большая страна. Всюду, куда мы ни приедем, все равно наше старое будет считаться новым". Я знаю, что ты объездил сейчас. И, может, именно поэтому? И Норильск, и...

ШАОВ. Я был для Норильска новым совершенно автором.

ТОПАЛЛЕР. Ты проехал практически всю Россию...

ШАОВ. Норильск, Иркутск, Томск, Красноярск, много где был.

ТОПАЛЛЕР. Ну как ты хочешь? Для многих мест, конечно, твой старый репертуар был новым.

ШАОВ. Да. Но я тебе уже сказал, что я неврастеник, поэтому для меня очень важно, чтобы я привозил новые песни. Поэтому я пишу и стараюсь... В Москве практически я стараюсь не давать больших концертов, пока не будет новой программы. Я в бард-кафе "Гнездо глухаря" для любителей пою каждый месяц. Приходят любители, приходит масса новых людей. И понимаешь, и когда... Я ведь не хотел в Нью-Йорк сейчас ехать и выступать в большом зале, потому что я сказал: "Ребята, у меня новой программы нет, поэтому давайте подождем до осени". Но мне замечательно ответили: "Вы что о себе думаете? Вы думаете, что вы такой известный, популярный, что вас все знают? И что вы думаете о Нью-Йорке? Что это что-нибудь типа Урюпинска, такой маленький город, и что тут все сразу выучили все ваши песни, и все вас знают? Дайте ретроспективную программу". Я думаю: ну ладно, ну дам ретроспективную программу. Конечно, я не выдержу и буду новые песни какие-то петь.

ТОПАЛЛЕР. Тим, а ты понимаешь сам, что ты своим жанром, своим имиджем (извини за это неприличное слово) загнал себя в определенной степени в угол? Потому что в этом жанре постоянно создавать новые песни, с одной стороны, необходимо, а с другой стороны, безмерно тяжело. Потому что повопить какую-нибудь лирику по поводу листочков, солнышка или дождика...

ШАОВ. Ее можно 50 лет петь.

ТОПАЛЛЕР. Можно. Каждый раз новую. А создавать каждый раз (извини опять за выражение) репризу песенную – вещь очень и очень тяжелая. Ты сам себя ощущаешь вот в этом углу?

ШАОВ. Ощущаю в углу, да. Ну что? Жизнь идет, надо писать песни – вот и все. Выход один – писать песни.

ТОПАЛЛЕР. Когда выходит новый диск?

ШАОВ. Осенью. Осенью выходит новый диск. Ты знаешь, я тебе должен сказать, что, конечно, он выйдет осенью. Он бы вышел гораздо раньше, может быть, и сейчас бы к весне, если бы я сам на себя не взвалил некоторые такие обязательства по написанию песен, не относящихся к моему диску, скажем так.

ТОПАЛЛЕР. Что ты имеешь в виду?

ШАОВ. Ну, к примеру, мой сынок поступил в мединститут...

ТОПАЛЛЕР. По неверным стопам папы!

ШАОВ. По неверным стопам отца. Правда, он играет на барабанах, поэтому я не знаю, что там пересилит – барабаны или медицина. Но тем не менее, надо же там петь, в мединституте? Надо. И не просто надо петь, надо писать песни, касающиеся мединститута. Я написал три песни для мединститута. Про выпускников, про первокурсников, там просто бла-бла-бла и так далее. Вот вместо трех песен на диске я написал три песни, которые ко мне в общем-то не относятся.

ТОПАЛЛЕР. То есть, короче говоря, обеспечиваешь сыну блат?

ШАОВ. Обеспечиваю сыну блат, да. Кроме того, прямо скажу, я не пишу заказные песни, но здесь сделали предложение, от которого я не смог отказаться, и поэтому я написал для одной из фирм прост гимн.

ТОПАЛЛЕР. Гимн?

ШАОВ. Гимн. Гимн фирмы, понимаешь, написал, вместо того чтобы писать о чем-то возвышенном. Но должен сказать, что...

ТОПАЛЛЕР. То есть твое творчество в определенной степени становится таким прикладным?

ШАОВ. Оно всегда было прикладным, понимаешь. Я считаю, что оно прикладное. Не надо ему придавать большего значение, чем оно имеет.

ТОПАЛЛЕР. Что это был за вечер в Театре на Таганке, в котором ты принимал участие?

ШАОВ. Это была годовщина ХХ съезда партии, где Хрущев выступил с известным докладом. И Юрий Петрович Любимов предоставил помещение, предоставил зал...

ТОПАЛЛЕР. Вот глыба-человек! Сколько ему лет уже?

ШАОВ. Ну восемьдесят уже точно... Я боюсь ошибиться. Восемьдесят шесть, может быть, уже?.. Он в общем-то, тьфу-тьфу-тьфу, он хорошо очень выглядит, и опять мы там в кулуарах послушали его байки какие-то, и все это замечательно совершенно. Светлая голова. Дай Бог ему! Вот и была демократическая общественность, и меня пригласили попеть. Я там спел три песенки. Мы поговорили о временах, о перемене времен, о том кто были романтики, кто были... Я вспомнил, что мы уже были циники в наши семидесятые. Потому что шестидесятники были романтики, и верилось, что после ХХ съезда что-то изменится, что повеяли новые ветра...

ТОПАЛЛЕР. Оттепель.

ШАОВ. Оттепель и так далее. А я просто вспомнил, как я писал сочинения в школе. Мы уже были циники. И я писал сочинения в школе, и каждое сочинение я заканчивал благодарностью нашей родной коммунистической партии и лично Леониду Ильичу Брежневу. Ну, пусть будет там "Поднятая целина", да? "Вот не дожил Макар Нагульнов до того времени, когда под руководством нашей мудрой коммунистической партии на поля вышли сотни тысяч комбайнов, и лично Леонид Ильич...". Пусть будет "Евгений Онегин" – не важно. "Вот он был лишним человеком, не ощущал себя. А вот сейчас новая историческая общность советский народ..."

ТОПАЛЛЕР. Послушай меня, Тимур, тебя этот цинизм спас. Потому что если бы ты к этому цинизму сейчас не относился с иронией, то половины твоих песен бы не было.

ШАОВ. Мы и тогда относились с иронией. Все прекрасно знали, что в стране происходит, в отличие от шестидесятых. Уже цинизм все поборол. Но бедные учителя! Ну попробуй не поставить пятерку, когда "Лично Леонид Ильич..."

ТОПАЛЛЕР. А какие три песни ты пел на Таганке?

ШАОВ. "Перечитывая Галича" я пел песню. Я пел песню "О народной любви" и "Выбери меня".

ТОПАЛЛЕР. Ну хорошо. А сейчас что споешь?

ШАОВ. А сейчас? Я не знаю. О вреде... или, может быть, раз уж мы заговорили, может быть, спеть "О народной любви", как ты считаешь?

ТОПАЛЛЕР. Давай.

ШАОВ. Давай?

ТОПАЛЛЕР. Давай.

ШАОВ. О любви вообще и о народной любви в частности, раз уж заговорили.

В наш город въехал странный хиппи на хромом ишаке.

Носили вербу, в небе ни облачка.

Он призывал нас к любви на арамейском языке,

А все решили: косит под дурачка.

Ему сказали: "Братан, твои призывы смешны,

Не до любви, у нас программа своя:

Идет перформенс под названьем "Возрожденье страны.

Часть вторая. Патетическая".

Он посмотрел программу "Время", прочитал "Коммерсантъ",

Он ужаснулся и печально сказал:

"Водить вас надо по пустыне лет еще пятьдесят,

Пока не вымрут те, кто голосовал".

Потом зашли мы с ним в кабак, повечеряли слегка,

И я автограф у него попросил.

Он написал губной помадой на стене кабака:

"Мене, мене, текел, упарсин".

Он пел нам "Битлов",

Мол, "all yours need is love".

Какая "love", чувак, щас "all yours need is money".

Эх, хвост, чешуя!

Вот, вопрос бытия:

Кого любить? Живешь, как ежик в тумане.

Мы любим сильных людей, мы любим жестких вождей,

Мы ловим кайф, когда нас бьют по башке.

Такая наша стезя, иначе с нами нельзя —

У нас в крови тоска по сильной руке.

"Интеллигенция и власть" — задача очень трудна:

То ли кусать сапог, а то ли лизать.

Любовь к искусству у монархов так бывает странна!

Барма и Постник, берегите глаза!

И по какому, блин, каналу нам объявят каюк?

Переключать уже устала рука!

Я в ожиданье лучшей жизни тихо горькую пью

И от испуга не пьянею никак.

И кто бы дал бы совет, и кто бы дал бы ответ! —

Я неизвестностью такой возмущен:

"Уже настала тирания, или пока еще нет?!

А если нет, тогда я выпью еще!"

Любовь, пишут, зла, полюбишь козла.

Козла, скажу я вам, любите сами!

Пусть будет вождь суров,

Пусть Петров, Иванов –

Хоть кто! Тут главное, братва, чтоб не Сусанин!"

Делай дело, двигай телом и лови-ка момент!

Пушкин — это наша сила, а Путин — наш президент.

Журавли пролетают, не жалея ни о ком.

Выдвигайте меня, люди, прямо в Центризбирком.

Генералам — слава!

Либералам — слава!

Слава тем, кто слева!

Слава тем, кто справа!

Губернаторам непросто, а кому сейчас легко!

Дядя Вася вместо пива пьет кефир и молоко.

Да, ваш батька крутой, а наш батька круче.

В огороде бузина, а в Киеве Кучма.

Витя любит Мумий Тролля, а я Ленона люблю.

Нету времени подраться, цигель цигель ай лю лю.

Террористы боятся ходить в сортир.

На развалинах России мы построим новый мир.

Это что за остановка, Византия или Рим?

А с перрона отвечают: "Виходи, поговорим".

Вся держава, как невеста,

Очень хочет стать женой.

Все же очень интересно,

Что же будет со страной.

Эх, мать перемать, будем петь и плясать,

И пить, и любить народ наш буйный!

Любовь — это сон и, как сказал Соломон,

"И это пройдет", а он мужик был умный.

ТОПАЛЛЕР. Ну, в общем, Тим, я так понимаю, что мы с тобой выяснили самый главный вопрос, касающийся твоей жизни. Ты практически не занимаешься творчеством, а занимаешься черт-те чем.

ШАОВ. Творчество тоже – черт-те что.

ТОПАЛЛЕР. Минуточку, минуточку. Ты пишешь песни для медицинского института, куда поступил твой сын...

ШАОВ. Это по зову души, а не просто потому что сын поступил.

ТОПАЛЛЕР. Я понимаю. По зову души, но для того, чтобы сыну нормально было там учиться.

ШАОВ. Нет. (Смеется) Ну, в общем, да.

ТОПАЛЛЕР. А поскольку сын уже поступил в институт, а ты не можешь, чтобы у тебя в доме не было маленьких детей, у тебя родилась дочка, с чем я тебя с удовольствием поздравляю.

ШАОВ. Спасибо.

ТОПАЛЛЕР. Кстати, как назвали?

ШАОВ. Назвали ее Роза. Городницкий говорит: "Как назвали?". Я говорю: "Роза". Он говорит: "А что, есть основания?". Ну, понимаю, что он имел в виду, но мою маму звали Роза, это в честь моей мамы.

ТОПАЛЛЕР. Тимур, ты, пожалуйста, не путай меня. Твою маму звали Роза?

ШАОВ. Роза.

ТОПАЛЛЕР. Ты же мусульманин! Какая Роза?

ШАОВ. А у нас это тоже достаточно распространенное имя. Знаешь, может быть, это был, так сказать, перевод. Кызыл гюль есть такое на тюркском. Она нагайка, это тюркская народность. Это красный цветок. Ну, красный цветок, роза... Русифицировано. У меня фамилия тоже русифицированная. Если по-черкесски, она звучит. Щауа. Щауа — это молодой человек. Это я. Вот а русифицировано я получился Шаов.

ТОПАЛЛЕР. Понятно. То есть, короче говоря, у тебя уже трое детей теперь?

ШАОВ. Ну, короче говоря, да.

ТОПАЛЛЕР. А сколько лет средней?

ШАОВ. Ну, старшему семнадцать, средней дочке тринадцать и младшей месяц.

ТОПАЛЛЕР. То есть я понимаю, что план у тебя такой – как только лет через пять средняя дочка поступит в институт, у тебя родится еще один ребенок.

ШАОВ. Понимаешь, ну, у Пушкина было две девочки и два мальчика. У меня две девочки и один мальчик. Не талантом, так хоть этим.

ТОПАЛЛЕР. Сравняться?

ШАОВ. Сравняться, да.

ТОПАЛЛЕР. Продолжаем разговор о том, что ты занимаешься чем угодно, кроме творчества. Помимо этого, у тебя еще в жизни появилось, насколько я знаю, радио, да?

ШАОВ. Да.

ТОПАЛЛЕР. Телевидение?

ШАОВ. Ну, телевидение...

ТОПАЛЛЕР. Кино?

ШАОВ. Да.

ТОПАЛЛЕР. Что ты на радио делаешь?

ШАОВ. На радио я веду бардовскую программу два раза в неделю.

ТОПАЛЛЕР. Специально что ли, чтобы позлить бардов?

ШАОВ. Нет. Нет, почему? Я вообще человек добрый. Меня даже в жюри нельзя брать никакого бардовского фестиваля, потому что у меня все будут первые. Я всем присвою первое место, потому что я человек добрый. А здесь, понимаешь, я имею возможность ставить свои любимые песни своих любимых бардов. И поэтому я этим занимаюсь с удовольствием.

ТОПАЛЛЕР. А поскольку у тебя любимых бардов немного, то тебе все время тяжело приходится – ты не знаешь, что поставить в следующий выпуск. Я правильно понимаю?

ШАОВ. Нет, ну почему? Много. И много молодежи очень хорошей сейчас появляется. Поэтому в принципе большого дефицита нет. Хотя бывает, если честно.

ТОПАЛЛЕР. И как программа называется?

ШАОВ. Она называется "Гнездо глухаря".

ТОПАЛЛЕР. Каждую неделю выходит в эфир?

ШАОВ. Каждую неделю два раза.

ТОПАЛЛЕР. Ну понятно. Куда тебе песни писать? Детей надо рожать, гимны писать для какой-то фирмы, программу на радио вести, когда ж ты хочешь новые песни-то писать?

ШАОВ. Да вот я и сам себя спрашиваю.

ТОПАЛЛЕР. А, кстати, ты ведь не только гимны пишешь. Расскажи-ка про кино. Для кого ты писал песню, для какого фильма?

ШАОВ. Ну, первый опыт был – Матвей Ганапольский снимал новогоднюю комедию, я там написал две песни. И сейчас я написал я песню для фильма. Юлий Гусман снял фильм "Парк советского периода". Я надеюсь, что он в конце концов выйдет, этот фильм. Хотя чем ближе к 2008 году, как я говорю Юлию Соломоновичу: "Чем ближе к выборам, тем меньше шансов, что ваш фильм куда-нибудь выйдет", потому что это такой фильм о том, что... Ну, вот я не буду всего раскрывать, но как бы вот сделали такой парк, в котором восстановили советскую страну для бизнесменов. То есть хочешь окунуться в семидесятые годы – пожалуйста, плати деньги, и там тебе будет восстановлен Советский Союз вплоть до каких-то мелочей.

ТОПАЛЛЕР. И сколько ты песен написал?

ШАОВ. Я две песни написал.

ТОПАЛЛЕР. Споешь какую-нибудь оттуда?

ШАОВ. Спою. Спою. Песня называется "Советское танго".

Ах, время, советское время!

Как вспомнишь, и в сердце тепло.

И чешешь задумчиво темя:

Куда ж это время ушло?

Нас утро встречало прохладой,

Вставала со славой страна.

Чего ж нам еще было надо?

Какого, простите, рожна?

На рубь можно было напиться,

Проехать в метро за пятак.

А в небе сияли зарницы,

Мигал коммунизма маяк.

И были мы все гуманисты,

И злоба была нам чужда.

И даже кинематографисты

Любили друг друга тогда.

Шик! Блеск! Рай!

Мир! Труд! Май!

И женщины граждан рожали,

И Ленин им путь озарял.

Потом этих граждан сажали,

Сажали и тех, кто сажал.

И были мы центром вселенной,

И строили мы на века.

С трибуны махали нам члены

Такого родного ЦК.

Картошка, капуста и сало,

Любовь, комсомол и весна!

Чего ж нам, козлам, не хватало?

Какая пропала страна!

Мы шило сменили на мыло,

Тюрьму променяв на бардак.

Зачем нам чужая текила?

У нас был прекрасный шмурдяк.

Зачем нам чужая текила?

У нас был прекрасный шмурдяк.

ТОПАЛЛЕР. Тут до меня слухи дошли, что ты уезжаешь в штат Айова, то ли на конгресс славистов, то ли еще на какое-то подобное безобразие?

ШАОВ. Нет, конгресс будет осенью, но тоже меня туда пригласили. А сейчас я просто еду, там будут семинары со студентами, видимо, изучающими русский язык. И там будут семинары, посвященные бардовской песни. Они уже сейчас идут там...

ТОПАЛЛЕР. Это американские студенты?

ШАОВ. Да.

ТОПАЛЛЕР. И ты их будешь обучать русскому языку?

ШАОВ. Не русскому языку. Мы с ними будем говорить о бардовской песне, о моих песнях в частности.

ТОПАЛЛЕР. Извини, что я тебя перебиваю. Я как только об этом узнал, я сразу вспомнил Псоя Короленко: вот так-то мне, братец, вот так-то...

ШАОВ. Хреново мне, братец, хреново.

ТОПАЛЛЕР. Да. "Уеду я в штатец Айова". То есть у тебя практически песня стала реальностью? Извини, так что ты начал рассказывать?

ШАОВ. Они к моему приезду – вот сейчас я должен уже со следующей недели там быть – они написали, профессор, который будет вести, он наш, он россиянин, он будет вести, мы как бы вдвоем будем заниматься семинарами. И он говорит: "Ты выбери песен тридцать-сорок, чтобы они к твоему приезду их перевели. Твоих песен". Я-то выбрал, конечно, но как я им не завидую. Ты понимаешь, ну как они все эти идиоматические выражения, все эвфемизмы, все наши аллюзии какие-то, как они все это будут...

ТОПАЛЛЕР. Ничего. Тебе будет чем в Айове заняться – будешь править переводы.

ШАОВ. Буду разъяснять.

ТОПАЛЛЕР. Будешь объяснять, как именно и почему вот такая вот идиома, что собственно имеется в виду, откуда парафраз, откуда это взято, и почему это... То есть работа у них тяжелая предстоит, безусловно.

ШАОВ. Тяжелая, тяжелая.

ТОПАЛЛЕР. Посмотришь. Может, справились?

ШАОВ. Ну мне интересно. Вообще интересно.

ТОПАЛЛЕР. Тимур, я тебе подлянку-то приготовил на финал передачи. Потому что в начале это было семечки. Ты мне сказал, из новой программы, которую ты собираешься привезти в октябре в Америку и с нового диска, который ты собираешься наконец записать, ты, конечно, ни при какой погоде не будешь петь ни одну из песен. Поскольку я буду, прямо сейчас, в эфире, просить, чтобы ты спел новую песню, одну из новых песен, а ты заранее предупредил, что ты делать этого не будешь, то ты, пожалуйста, сам из этой ситуации как-то и выходи.

ШАОВ. Ну видишь, как ты меня перед камерой ставишь в неудобное положение.

ТОПАЛЛЕР. Нет, ну почему? Ты можешь сказать: "Я тебе сказал, что не буду, и не буду".

ШАОВ (Смеется)

ТОПАЛЛЕР. Ну, проявишь себя как невежливый и невоспитанный человек, неинтеллигентный.

ШАОВ. (Вздыхает) Давишь на интеллигентность? Хорошо. Хорошо. Песня, может быть, она достаточно российская. Хотя, я думаю, у вас тоже... Песня называется "Радостная песня чукчи".

ТОПАЛЛЕР. Извини, а мы можем объявить, что исполняется впервые?

ШАОВ. Исполняется практически впервые, да. Особенно в Америке.

ТОПАЛЛЕР. Попутная песня?

ШАОВ. Попутная песня. Потому что пришло радостное известие, что Роман Аркадьевич Абрамович вновь согласился возглавить Чукотский автономный округ, или как он называется... "Радостная песня чукчи" – очень печальная песня. Я еще когда ее пою, я играю на чукотском национальном инструменте. Но здесь, к сожалению, я не смогу и играть, и петь.

Наш начальник лыжи смазал

На туманный Альбион

С избирательским наказом,

Чтоб был "Челси" чемпион.

Королева Лизаветта скажет:

"Рома молодца!"

Нам пошлет она приветы,

Мы ей – шубу из песца.

Под английским флагом

Холмик ледяной.

Вот моя яранга,

Вот мой дом родной.

Мы косяк шаману дали,

С духами общался он.

Духи твердо обещали:

Будет "Челси" чемпион.

Однако, однако.

Однако, однако.

А как освоит наш шеф

Нефтяной богатый шельф,

На Чукотке,

Ой ни, ой ни, ой ни на,

Купит "Болтон", "Арсенал"

И мадридский "Реал"

Для Чукотки.

Здесь у нас не только "Челси",

Супермаркет есть один.

Я зашел туда, погрелся:

Шибко нужный магазин!

Жинка, мать-старуха и детишек рой,

Вот мой ништуха

Вот мой дом родной.

Ой, Чукотка, ты Чукотка?

Ой, поклон тебе, поклон!

Будет день, и будет водка,

Будет "Челси" чемпион.

Вымирает наше племя –

Шибко любим самогон.

Но даже если вымрем все мы,

Будет "Челси" чемпион!

Жаль, начальник сделал ноги,

Но это, в общем, не беда.

Если заплатил налоги,

Можешь дергать хоть куда.

Труд тяжелый, край суровый,

Не скопил я миллион.

Есть ус китовый, хрен моржовый,

И будет "Челси" чемпион!

Оле, оле, олени,

Бегут, отбрасывая тени.

Оле, оле, оле, олени.

ТОПАЛЛЕР. Тимур, я тебе очень благодарен за то, что вот ты на эту подлянку среагировал правильно и все-таки спел новую песню...

ШАОВ. Ее надо петь с музыкантами – она красивая...

ТОПАЛЛЕР. Я все понимаю. Тем более, я тебе дважды благодарен. Не только за то, что ты впервые исполнил, хотя и не хотел ничего из нового показывать, но и за то, что без сопровождения. Я понимаю, что когда аккомпанемент – совсем другое дело...

ШАОВ. Конечно!

ТОПАЛЛЕР. Но тем не менее, прозвучало. Спасибо тебе большое. К сожалению, нам с тобой пора расставаться, время закончилось...

ШАОВ. Жаль.

ТОПАЛЛЕР. И мне тоже. Но ты у нас рекордсмен в этой программе и, надеюсь, останешься им, а это значит, что мы с тобой еще раз увидимся и в эфире тоже.

ШАОВ. Спасибо.

ТОПАЛЛЕР. Я тебе хочу пожелать радости творчества. Я хочу, чтобы в том самом углу, в который ты себя загнал этим тяжелейшим жанром и этой тяжелейшей необходимостью выдавать на гора то, что в этом жанре надо выдавать, чтобы тебе в этом углу было, как можно более комфортно, и чтобы ты каждый раз из него с почетом выходил.

ШАОВ. Ой, спасибо!

ТОПАЛЛЕР. Спасибо тебе большое. Очень рад был тебя повидать.

ШАОВ. Спасибо.

ТОПАЛЛЕР. Дорогие друзья, наша сегодняшняя программа подошла к концу. Спасибо, что вы этот час были с нами. До встречи через недели, и будьте, пожалуйста, благополучны.