Слово о Булате Окуджаве

Предопределенность трагедии Булата Окуджавы в том, что он прожил жуткую жизнь сироты. После расстрела его отца и после того, как мать арестовали и отправили в лагеря, где она провела почти двадцать лет, он ушел на фронт добровольцем. Сын "врагов народа", он не верил в виновность родителей и оставался патриотом своего Отечества не на словах. Переживания, которые Булат перенес юношей, думаю, были самыми тяжкими.

При всей популярности его песен, которые согревали миллионы людей, при безраздельной любви тысяч поклонников, о которой не мог не знать, Булат Шалвович мало с кем делился тем, что разрывало его жизнь. Иногда в стихах он становился более конкретен – "О чем ты думал, мой отец расстрелянный", – но в основном пел о том, что близко любому и каждому.

Трагедий в жизни у него хватало: сломанные судьбы родителей, злоключения сына, отсидевшего в тюрьме и, в конце концов, ушедшего из жизни раньше отца; смерть первой жены, которую Окуджава переживал до конца своих дней; травля советской прессы и проработки в партийных кабинетах. Говорят, он сказал секретарю ЦК, когда тот потребовал опровержения "клеветнической кампании" западных радиоголосов вокруг его песен: "Мне с собою жить до конца дней, а Вас я, может быть, вообще никогда не увижу".

А сколько о нем тогда писали! Но теперь помнят каких-то Адова или Лисичкина, выдававших, к примеру, такие перлы: "Кто же любители творчества Окуджавы? Ответим прямо: в большинстве падкие до всяких сенсаций экзальтированные молодые люди, которых привлекает все, что считается модным, что способно взывать слепоту у непритязательного обывателя... Булат Окуджава – Вертинский для неуспевающих студентов. Впрочем, есть у поэта и хорошие стихи. Мы убеждены, что если бы на лучшие тексты Окуджавы написал бы музыку профессиональный композитор, песни прозвучали бы иначе, освобожденные от мрачного музыкального сопровождения".

Спасибо за то, что автор этих строк хотя бы не призывал к оргвыводам. Но другие поступали иначе. "Что представляют из себя его стихи и песни. О какой-нибудь требовательности поэта к себе говорить не представляется возможным. Былинный повтор, звон стиха символистов, рубленный ритм раннего футуризма, тоска кабацкая, приемы фольклора – здесь перемешано все подряд. Добавьте к этому добрую толику любви, портянок и пшенной каши – и рецепт готов... И куда он зовет? Невооруженным взглядом видна тенденция войти в сплошной подтекст, вознести какую-то бессмыслицу... Тянутся за этим всякая тина и муть, скандальная слава и низкопробный ажиотаж".

Как ни странно, эти доносчики по-своему были правы. Да, это правда, что наследовал Булат Окуджава самые лучшие традиции русской поэзии и, конечно, песенного фольклора, одним из королей которого, само собой, был Вертинский. И, безусловно, слушатели его никак не мечтали о "высотах коммунизма", или, во всяком случае, песни Окуджавы напоминали им совсем о другом.

Говорят, никогда не надо торопиться ставить памятники, называть улицы в честь недавно ушедших. Время все должно расставить по своим местам. Утверждение довольно циничное, потому что когда умирает тот, кто занимал значительное место в твоей жизни, всегда торопишься выразить ему свою признательность. А что говорить о Булате Окуджаве, песни которого любили и любят столько людей.

Но были и те, кого он одарил своей достаточно близкой дружбой. Это те люди, кто с ним работал, выступал в переполненных залах Сибири и Америки, кому он посвящал стихи и песни. Кто вместе с ним создавал фильмы, многие из которых сегодня обрели бессмертие именно благодаря балладам Окуджавы. Это те люди, кто идя бок о бок рядом с ним противостояли в те годы вязкой партцензуре. Сегодня многие из них, иногда торопясь, взахлеб, пытаются вспомнить те незабываемые годы общения и еще раз формулировать, что же он все-таки значил в их судьбе.

"Зал ожидания" – так назвал Окуджава свою последнюю прижизненную книгу стихов, увидевшую свет в том же нижегородском ДЕКОМе в 1996 году. О том, как и что ему удалось выполнить, и рассказывают авторы этой, безусловно, очень удачной, иллюстрированной множеством фотографий книги. Здесь и рассказы друзей кинематографистов Петра Тодоровского и Владимира Мотыля о совместной работе над фильмами, ставшими эпохой в нашей культуре. Самое интересное, что на первый взгляд абсолютно далекие от потрясения основ советской государственности песни с большим трудом допускались на экран. А фильм "Лес" в основном из-за куплетов вольнолюбивых бродячих артистов, написанных Окуджавой, был положен на полку.

Но зато, каков был результат его работы в кино! Можно ли сегодня представить русскую песню без слов: "Ваше благородие, госпожа удача" или полюбившуюся всем песню "Здесь птицы не поют"? А какой автор золотопогонных романсов может написать хоть что-нибудь похожее на "Кавалергарда век недолог"?

Но вернемся к книге. Здесь и воспоминания Евтушенко о его визите к Гришину, когда Булата Шалвовича удалось спасти от исключения из партии, и рассказы нашего знаменитого "орфея звука" Льва Шилова о первых профессиональных записях окуджавских песен. Мы окунаемся в американский триумф поэта, когда битком набитые залы после концерта долго не хотели его отпускать. Вместе с Наумом Коржавиным вспоминаем их совместную работу в "Литературной газете", вслушиваемся в рассуждения Станислава Рассадина, размышляющего о том, почему Окуджава вызвал такую ненависть у партийного руководства. Блистательный художник Сергей Авакян пишет о создании портрета мастера, а Сергей Никитин – о счастье общения и аккомпанемента неповторимым балладам великого барда. "Композиторы меня ненавидели, гитаристы презирали, вокалисты на меня были обижены все время почему-то", – говорил сам Булат Окуджава.

Словом, всем, кто захочет еще раз прикоснуться к образу Булата Окуджавы, подарившего нам столько минут надежды, от души рекомендуем посетить зал ожидания нижегородского ДЕКОМа.

Виктор Леонидов, историк, поэт, сотрудник архива Российского Фонда культуры