В Севастополь приехала "могучая кучка" — Булат Окуджава, Аркадий Арканов и Александр Ткаченко. Тот самый Саша Ткаченко, который поднял "бунт на корабле", то есть, поднял гвалт в журнале "Юность", расколол "споенный" коллектив, руководимый безоблачным во все времена Андреем Дементьевым, отколол часть сотрудников и создал новую "Новую юность". Сейчас Саша какой-то начальник в российском Международном ПЕН-клубе.

В театре им. Анатолия Луначарского Булат с единомышленниками давал единственный, необъявленный афишами, концерт, — Севастопольский горком КПУ хотел проверить Окуджаву "на вшивость". Уж больно много чего этакого донеслось до ушей высших коммунистов!

Начальники-коммунисты сами распределяли пригласительные билеты и неожиданно столкнулись с проблемой: пригласительных билетов не хватило!

Стоит ли говорить, что на легендарного Булата Окуджаву пришли все крупные партийные работники + вся горисполкомовская рать со своими жёнами, чадами и тайными любовницами, — впрочем, какие они были тайными, если о них знал весь Севастополь!?..Ну, — пол Севастополя!.. Согласен — четверть!.. А рядовым коммунистам — билетов не хватило!..Но это я так, между прочим.

Нас — Севастопольское литературное объединение, — провёл на булатово-аркановский концерт Саша Ткаченко, которого я знал давно, и Аркадий Арканов, с которым меня познакомил тот же Саша несколько дней тому...

— Это со мною, — величественно-холодно произнёс Аркан билитёрше (Так его называл Саша Ткаченко) .

Но та ни за что не хотела пропускать — а набралось нас членов и не членов человек пятнадцать-двадцать! ..

Аркан не стал спорить, прошёл на сцену, на которой уже "колдовал" прекрасный во все времена Булат Окуджава и шепнул тому на ухо. Булат тут же прекратил петь и сказал со сцены:

— Попрошу пропустить моих друзей-писателей! — Булат отыскал глазами свободные места в третьем ряду — первых два ряда заняли крупные и ответственные, а третий ряд никто не занимал, дабы не дышали черничкиным и ермаковым в затылок, да не принюхивались к Первому, от которого постоянно пахло водкой и табачищем.

— Попрошу моих друзей пройти на третий ряд!

Ринулись занимать центр третьего ряда...А впереди нас маячили затылки Самих Слуг Народа. А среди них — самый первый партийный бос, Первый секретарь Севастопольского горкома Украины Виктор Черничкин. И он только поморщился, но ничего не сказал. Не сказали и другие партийные начальнички, косясь на своего шефа. Но потому как лицо его пропойное посерело ещё больше, демарш Булата Окуджавы ему явно был не в дугу...

А Булат со сцены исполнил не один десяток своих песен и уже разбирал записки...

Подменяя его — у Поэта с сердцем было нелады, — Аркадий Арканов впервые испробовал на нас, — сегодня известных всему белу свету! — "баранов" — заходишь к начальнику человеком и не замечаешь, как начинаешь блекать, — бля, бля, бля! — и попадаешь прямо в стадо. Очень смешной был рассказ, прочитанный на полном серьёзе, что всегда отличало этого неулыбчивого человека.

И опять зашевелился Виктор Черничкин и , забыв, что мы, пишущий люд, дышим им в затылки, наклонился к одному из своих заместителей Виктору Ермаку:

— Злопыхательский рассказ. Надо делать оргвыводы!

— Целиком и полностью с вами согласен! Сделаем....

А Булат уже читает записки. Множество записок. И из этого множества извлекает и такую: "Почему вас не видно на севастопольских улицах, разве вам не нравится наш город-герой?" — В любом городе найдётся человек, который задаст подобный вопрос!

Булат Окуджава усмехнулся, оглядел залу и ответил:

— Я, надеюсь, очень бы понравился, но я... три дня не выходил из гостиницы, — взгляд его направился на первых два ряда, — из-за воды. Точнее, из-за отсутствия воды.

Передние два ряда зашевелились, передние два ряда пришли в движение, передние два ряда напряглись. С первых двух рядов донеслось:

— Вода во всём городе подаётся по графику!

Но Окуджава продолжал.

— Как я такой небритый и грязный мог показаться на улицах вашего славного города!?. И кто за эти, мягко говоря, безобразия ответственный в вашем городе? Теперь вы понимаете, почему я не появился на ваших прекрасных улицах?!.

В зале — рев. В зале — аплодисменты, как говорится, переходящие в овацию. В залу всегда проберутся "крикуны", хоть отбор и производился через мелкое ситечко. Как всегда, Булат угадал главную проблему Севастополя. Из-за безответственности — трубы, по которым идёт вода из Чернореченского водохранилища поступала в город, были ржавыми и вода, проходящая через это "решето" по пути терялась — в город попадала только малая часть.

Виктор Черничкин, который и был Первым Хозяином Города, наклонился к Ермаку — своему заместителю по каким-то там вопросам и зло прошипел:

— Что б его ноги... Что б их ног... с сегодняшнего дня в моём городе не было!

— Это я вам обещаю! — таков был ответ Ермака...

Ох, как хочется забежать вперёд. Всего на несколько лет вперёд! Аж палец, лежащий на клавише, раскалился...

Ладно, договариваюсь сам с собою, " если нельзя, но очень хочется, то можно!"..

В самом начале горбачёвской перестройки, Ермак ( запамятовал как его звали!), закрывшись в своём персональном кабинете, опасной бритвой перерезал себе горло. Нашли Ермака по крови, которая стала просачиваться снизу из-под двери.

Немедленно всех попросили покинуть свои рабочие места, вызвали сотрудников госбезопасности и медицинского эксперта — им оказался мой друг Эдуард Угулава! Так что мне известно всё из первых рук! — взломали дверь и... прежде всего, бросились не к трупу, а стали искать записки, которые мог бы оставить после себя Ермак, — таково было задание Виктора Черничкина.

Нашли множество с одним и тем же текстом: "Этот чёрненький Черничкин.." а дальше шла сплошная абракадабра, разобрать которую сходу было невозможно...Сами записки тут же были забраны кэгэбэшниками и их больше никогда и никто не увидел.

Поползли слухи, что Ермака, как много знающего, просто зарезали, — порез был настолько велик, что голова чуть не отвалилась от туловища и держалась на каких-то сухожилиях, — нет, определенно, так зарезаться невозможно, так возможно только зарезать!

Но Эдуард Угулава, показывая мне по секрету фотографию, объяснил:

— Не верь тому, кто говорит "зарезали". Зарезался и сомнений нет. Смотри, если б зарезали, то не было бы этих многочисленных малых порезов, а что они значат: рука Ермака дрожала, и прежде чем зарезать себя, примеривался много раз, судорожно прикасаясь к горлу, оставляя многочисленные порезы. И — наконец! — чиркнул опасной бритвой настолько сильно, что чуть ли голова не отвалилась...

А Виктор Черничкин... Виктора Черничкина просто сняли со всех партийных должностей...Перевели инженером на завод — на нём он начинал свою работу инженером, и вскорости он — умер...

Но — вернёмся в залу — там на сцене Булат Окуджава и Аркадий Арканов...

Зал продолжал внимать песням Булата Окуджавы, зал продолжал хохотать, дивясь смелости Аркадия Арканова, изредка посматривая на первых два ряда...

Врать не буду, Булат больше не приезжал в Севастополь, а Аркадий-Аркан был. И не однажды, но за окном уже стояли другие времена. Не лучше этих и не хуже, но — другие...

Пишу сейчас эти строки в Израиле, а по всем каналам радио и телевидения звучат скорбные слова, — сто дней прошло со дня смерти Булата Окуджавы! — и звучат его песни.

А я вспоминаю Севастополь, Херсонес Таврический. А у самого уреза воды, на бревне "Великолепная тройка" как надписал на фото его автор фотокорреспондент Слава Горбачёв, сделавший много — много разнообразных снимков: Аркадий Арканов, Саша Ткаченко и автор этих строк, а на херсонесском редком песочке, почти у наших ног — лежит с волосатой впалой грудью Булат Окуджава, изредка подавая шутливые реплики и, жалуясь на больное сердце.

Все булатовские слова, сказанные на полном серьёзе, смешны и все они записаны в моём блокноте. Но приводить их не хочу — для меня ОН ещё не стал историей.

+++

О БУЛАТЕ ОКУДЖАВЕ — дополнительные сведения.

Один единственный раз вышел на сцену театра им. А. Луначарского в Севастополе Булат Шалвович Окуджава, — случился этот праздник души 21 октября 1984 года . А с ним вышли на сцену – Аркадий Арканов и Наталья Горленко.

Об этой встрече я написал более менее подробно ( читайте выше ! ) в документальном рассказе ... В Севастополе ещё тогда не было своего городского телевидения, чтобы запечатлеть эту замечательную встречу а пригласить областное, не то что не догадались, но и не хотели, как я понимаю.

Почему я так думаю? Прочитайте рассказ об этом и вам станет ясно ... Не написал о Наталье Горленко, но только потому что напечатал свой рассказ по следам событий, а Булат в то время ушёл от своей жены Ольги к Наталье, вот и не хотелось " сыпать соль на раны" ... Во всяком случае , Саша Ткаченко , который приехал вместе с Булатом Окуджавой и Аркадием Аркановым , советовал мне не касаться этой темы...

И я не касался, — этого нет в моём воспоминательном рассказе! — но недавно Наталья Горленко сама об этом написала. И – опубликовала, а Интернет сделал их отношения доступными всем. Не публиковались и записки.

Булату Шалвовичу было направлено много записок, — в своём рассказе я упоминаю о них по памяти! – но оказалось они сохранились до сих пор, да и аудиозаписи сохранились — об этом мне сообщил недавно руководитель Клуба авторской песни в Севастополе, Володя Губанов.

Вот они подлинные вопросы Булату Шалвовичу и ответы на них:

— Навеял ли вам Севастополь какие-нибудь мысли, идеи, которые со временем прозвучат в ваших песнях?

— Насчет того, прозвучат ли они — я не знаю, но некоторые мысли навеял. Потому что живу в замечательной гостинице, без воды (смех в зале)... Но я — человек приезжий, помоюсь в Москве (смех), а как же вы? (смех, аплодисменты)

— Мы знаем, что в огненном сорок втором вы, будучи восемнадцатилетним, ушли на фронт. Близится сорокалетие Победы. Как отразится эта дата на вашем творчестве?

— Я думаю, что самым лучшим подарком к этой большой дате будет произведение, которое в наибольшей степени выразит мои литературные способности. Но о чем оно будет — это не играет роли, потому что если все мы будем писать к этому дню только об одном — жить будет невозможно! Может быть, я напишу о розах... Но я постараюсь сделать хорошо! И это будет хороший подарок.

— Какие из ваших книг вам больше всего нравятся?

— Путь от рукописи до книги столь долог, что она успевает разонравиться. Мне не нравится ни одна из моих книг. Я считало, что лучшая моя книга еще не написана. Я ее буду стараться написать.

— Как вы относитесь к Валентину Пикулю?

— Я считаю, что существует большая мировая литература. Кроме того, существует литература вторичная, побочная, иллюстративная. Вот я думаю, что Пикуль относится именно к этой категории. Его можно читать, иногда даже с увлечением, но это не большая литература. Потому что, большая литература — это когда перед художником стоит единственная задача — имеющимися в распоряжении средствами рассказать о себе, выразить себя, поделиться своими впечатлениями об окружающем мире. Так писал Пушкин, так писали Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов — все великие наши писатели. К этому должен стремиться каждый... А бывает такая литература... иллюстративного характера... "Вот знаю историю. Сейчас я ее в реалистической форме проиллюстрирую для читателя...". Это тоже, наверное, интересно, люди узнают много любопытного. Но эта литература не делает нашу душу выше, возвышеннее, прекраснее!.. (аплодисменты)

— Почему так популярен Высоцкий?

— Ну, прежде всего потому, что это человек очень большого таланта, очень яркое явление в нашей отечественной культуре и, кроме того, потому, видимо, что его творчество соответствовало настроениям, потребностям его слушателей, читателей.

— Откуда неудовлетворенность у многих творческих личностей?

— Я думаю, что неудовлетворенность — это естественное состояние человека, вообще любого, не только творческого. Любого, потому, что действительность никогда не бывает идеально совершенной. И наличие всех несовершенств приводит к тому, что человек и чувствует себя неудовлетворенным. И писатель — тоже. Я думаю, что чувствовать себя полностью удовлетворенным может только круглый идиот.

— Скажите, пожалуйста, как вы понимаете свободу творчества?

— Ну, если говорить о свободе творчества, то она, как и все, не может быть идеальной. Я думаю, что это — свобода личности от конъюнктурных соображений, прежде всего. Потому, что только время определяет, что есть хорошо и что — плохо. Я вспоминаю сейчас, как очень давно, в пятьдесят девятом году меня пригласили в одну инстанцию и потребовали, чтобы я не пел одну из своих ранних песен "О Леньке Королеве". "Почему?" — спросил я. "Да потому что вы не правильно ориентируете молодежь". "Чем же?". "Ну, вот у вас там есть строчка "он не вернулся и некому оплакать его жизнь". Как, то есть, некому?! А ведь страна осталась, народ — понимаете?". Ну, я после этого разговора упрямо продолжал с этой песней выступать... Прошло года три, и я написал "Песню о дураках". Ну, у меня опять там было свидание... Мне сказали: "Слушайте! Ну, есть же у вас замечательная песня "О Леньке Королеве"! Зачем вам о дураках петь?"... (Смех) Я понял, что время — самый лучший, главный судья. Он оставляет лучшие вещи, отбрасывает слабые вещи. Поэтому нам не стоит самим суетиться.

— О вас говорят, как о создателе фольклора городской интеллигенции. Как вы сами относитесь к этому определению?

— Ну, это дело литературоведов. Меня это мало интересует.

— Булат Шалвович, кого вы считаете своими литературными учителями?

— В прозе — Гофман, Пушкин, Толстой, Набоков. В поэзии — Пушкин, Пастернак.

— Какие качества кажутся вам главными в человеке?

— Много качеств очень важных, но самым главным я считаю — это строить свое благополучие не за счет благополучия других ... У писателей, я думаю, то же самое...

— Не изменяется ли этот критерий с возрастом у вас?

— Нет, не меняется ...

14.11.2007