У фестиваля авторской песни имени Валерия Грушина очень прочное основание. Он стоит "на крови". Валерий Грушин, студент пятого курса Куйбышевского авиационного института, чье имя носит фестиваль, в августе 1967 года бросился в ледяную воду горной речки Уды спасать тонущих детей. Их спас, а сам выплыть не смог. Он погиб "за други своя". И на этой великой заповеди любви к ближнему вот уже столько лет держится фестиваль.

Грушинский фестиваль прошел в 27-й раз в начале июля на Мастрюковских озерах в Жигулях. А история его необычна. Друзья не смогли смириться с тем, что Валеры больше нет в живых. Через год после его гибели они собрались в Жигулях, чтобы в память о нем спеть его песни. На следующий год они собрались у Мастрюковских озер. Так появился Грушинский. Сам факт существования фестиваля, появившегося без указки "сверху", воспринимался властями как вызов. Фестиваль не раз пытались закрыть. Однажды фестиваль удалось разогнать на целых шесть лет. В 1980 запретили фестиваль с роковым номером 13. Официально причиной назвали то, что Грушинский якобы мешает проведению московской олимпиады. Но в 1986 году фестиваль восстал из пепла.

На Грушинском необыкновенно, непередаваемо хорошо. Так хорошо может быть только в ... "раю". А этот фестиваль и есть удивительная модель земного рая, единственная в своем роде. Приезжая сюда, люди мгновенно преображаются. Все вдруг становятся добрыми, приветливыми. Радуются друг другу. При встрече все обнимаются, целуются, и в этом нет пошлости, это порыв одной души навстречу другой.

На Грушинский приезжает со всех концов СНГ и из-за границы до двухсот тысяч человек. Это самый массовый фестиваль в России. По "палаточному раю" туда-сюда снует огромная толпа. Такой толпы нет нигде в мире. Она словно живое существо, доброжелательная толпа, хотя эти два понятия мало совместимы. В этой толпе не теряешься внутренне. Здесь никто не толкнет, не скажет раздраженного слова в чей-то адрес. Характерный факт: за 27 фестивалей не было ни одного серьезного происшествия вроде драк, убийства, что кажется просто невероятным ввиду огромного числа участников, да еще в основном молодежи. Такое чувство, что фестиваль — под покровом Божиим. В этом лично меня еще раз убедил вроде бы незначительный факт: как только на Горе прозвучала песня с оттенком богохульства (в ней были произнесенные всуе слова об "одиноком Боге"), тут же отказала аппаратура, ко всеобщему изумлению. Какое разительное отличие от рок-фестивалей, где богохульство — норма...

На Грушинском время словно останавливается (как и должно быть в "раю"). Нет гонки, можно заняться тем, что по душе. Форма одежды — футболка, шорты или джинсы. С этим почти ритуальным переодеванием в простую одежду происходит и внутреннее изменение: человек освобождается, сбрасывает с себя "социальные роли" — должность, уровень достатка, славу и т.д. Здесь никого не интересует, чего ты достиг в "той" жизни. Важно, кто ты на самом деле. Способен ли ты любить, жертвовать собой, радоваться за другого? Сюда приезжают известные люди: на последнем фестивале были его завсегдатай бывший мэр Самары Олег Николаевич Сысуев, теперь первый вице-президент "Альфа-банка", и федеральный представитель президента в Поволжье Сергей Кириенко. И что же? Они были здесь неприметны. Сысуев играл в футбол, Кириенко сидел среди других на Горе на ночном концерте.

Еще одна христианская добродетель, присущая духу фестиваля, — его нестяжательность. Деньги, коммерция так и не сумели подчинить себе фестиваль. Хотя, конечно, попытки были. Девиз фестиваля остался прежним: "Мы живы, покуда поем. Покуда не ищем наживы. Пока мы стоим на своем. Пока наши песни не лживы". Сами члены Грушинского клуба — бессребреники, занимаются работой по организации фестиваля фактически "за так".

Здесь по ночам не спят. Всю ночь сидят у костров, разговаривают, поют, слушают песни, смотрят друг другу в глаза. Темнота ночи разгоняется светом от множества костров, ламп, фонариков. Как можно тратить время на сон, когда после долгой разлуки встретил любимых друзей! "Как можно спать — этого времени ждешь целый год!" — сказал мне знакомый бард. В раю ведь ночи не бывает.

В одной из бардовских песен есть такая строчка: "А в раю стоят палатки". В "раю" Грушинского фестиваля, как нигде осуществляется вторая часть заповеди Господней: возлюби ближнего, как самого себя. Но только вторая! О первой: "Возлюби Господа Бога..." — здесь стараются не вспоминать...

На вопрос, где искать корни авторской песни, даже известные барды обычно ничего не могут ответить или кивают на городской романс начала века. Но тот романс по содержанию другой, в авторской же песне нет надрыва, она очень светла, оптимистична. Скорее ее корни в тех псалмах и духовных стихах, которые пели ходившие по Святой Руси странники — калики перехожие. Это продолжение народного творчества народа-Богоносца, отрекшегося от своей веры, своих истоков, но еще не забывшего о них. Авторская песня — остатки великой русской культуры. В последние десятилетия с эмиграцией русских на Запад началась и экспансия за границу авторской песни. Только в одной Германии проводятся уже три фестиваля авторской песни. То же — и в других странах Европы и Америки. И все же, все же... Авторская песня производит на непредвзятого слушателя впечатление заунывности, повтора. Это хождение по кругу сродни языческой медитации. Отсутствие изменения, развития. Она вся — один вздох: "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..." Она греет душу, но не утоляет душевной тоски по Вечности, не дает ответа на главные вопросы. Это все же разговор с самим собой, а не с Богом.

Авторская песня — душевная. В ней поется о дружбе, любви, самоотверженности, дороге. Ее аудитория отвергает пошлость, двусмысленность, рок-культуру с ее оргийностью, демонизмом. "Ах, были б помыслы чисты, а остальное все приложится", — пел Булат Окуджава, "король" авторской песни. Его судьба во многом знаменательна. Перед смертью Булат Шалвович принял святое крещение с именем Иоанн и христианином ушел в вечность. Его жена много молилась о нем святому праведному Иоанну Кронштадтскому... Вдруг да и окажется, что в судьбе популярного барда кроется пророчество о "воцерковлении" целого явления, носящего название "авторская песня"? Хорошо, если так...

Главное событие фестиваля — концерт на Горе под звездным небом, который длится всю ночь. Гора гремит и мигает тысячами фонариков, таинственно мерцая среди темных громад Жигулевских гор. При этом возникает особый подъем, переживание почти религиозного ощущения соборности. Но это не христианское чувство принадлежности к Единому Телу Христову, а всего лишь принадлежность к единой культуре, к единому кругу знатоков и любителей авторской песни. Это исповедание как высшей ценности — человеческого общения (а не общения человека с Богом). Одна из заметок про фестиваль называлась двусмысленно: "Возведи очи Горе". Но "Горе" — вовсе не Горнему миру, а всего лишь фестивальной Горе, то есть друг другу...

Дни фестиваля как правило совпадают с языческим праздником ночи на Ивана Купала (7 июля — день рождества Иоанна Предтечи, этот великий православный праздник к языческому темному действу никакого отношения не имеет). И фестиваль чем-то напоминает этот древний языческий праздник: бессонная ночь, костры у воды, песни, всеобщее ликование. Но необыкновенный подъем, переживаемый участниками фестиваля, сменяется пустотой, желанием повторения празднества. Да и сам фестиваль по сути — некий языческий культ, в котором происходит поклонение удобно расположившимся идолам, вот они: дружба (не связанная с братством во Христе), костер (символ языческой псевдособорности), сама песня (антитеза молитве), личности популярных бардов (они воспринимаются здесь как "пастыри", чуть ли не "пророки", их слова тут же становятся своего рода "заповедями" или же паролями, по которым "свои" узнают "своих")...

Появление на светском мероприятии представителей общества Сознания Кришны — глубоко символично. В этом "палаточном раю" не оказалось места для Истинного Бога. И Его место должен был кто-то занять... Ибо даже "рай" не терпит пустоты. На фестивале кришнаиты разворачивают целую республику — Кришна-лэнд. Под большими цветастыми шатрами люди собираются на "молитву", а рядом проводится "фестиваль сладостей". На фестивале кришнаиты очень заметны в своих ярких нарядах. На них натыкаешься всюду, куда бы ни пошел. Сектанты здесь привлекают в свои ряды новых адептов. И у них это получается довольно успешно. На всех углах они продают "восточные сладости", названные именем их "бога", "благовония", книги, зазывают в свой — тоже палаточный — кришна-лэнд... С одним из кришнаитов я познакомилась. Это высокий молодой человек с все еще русской внешностью, но уже с какой-то особой печатью на лице, одетый в длинный диковинный наряд. Он продавал свои книги и "благовония" и, увидев мой интерес, тут же попробовал агитировать меня в свою веру. Его имя — Шрута Карма, а "мирское" — Сергей. Я от него узнала, что на фестивале — до 200 кришнаитов, они приезжают сюда из года в год из разных городов. Он сам приехал из Москвы, живет там в "храме", как и другие. Здесь он не в первый раз. На мой вопрос, почему кришнаиты приезжают на Грушинский, он ответил: "Здесь весело. Люди простые, творческие. Пусть они слушают авторскую песню, но будут слушать от нас и о "боге", будут слушать его святые имена, очищаться". В Кришна-лэнд хозяева зазывают много молодежи, и наши юноши и девушки с увлечением выкрикивают имена чуждых "богов", скачут вместе с иноверцами, не ведая, что творят. Вообще на фестивале многие не любят кришнаитов, их навязчивая агитация раздражает, и к организаторам уже не раз подходили с вопросом: можно ли их отсюда вежливо попросить? Но это невозможно по определению: здесь хоть и палаточный, но все-таки "рай". Фестиваль был и остается открытым для всех.

...Закрыть глаза ладонью и представить: по палаточному лагерю идут миссионеры-семинаристы — с иконами, православными листовками, готовые с охотой ответить на любой вопрос своих сверстников. В палаточной походной церкви молодые священники, сменяя друг друга, день и ночь крестят "грушинцев". Всюду в лагере — лотки с православной литературой, с кассетами православных бардов. На фестиваль приехали выступать иеромонах Роман и Жанна Бичевская. В жюри фестиваля — опытный священник с особой миссией — назвать лучшего из бардов и наградить его епархиальной грамотой "за духовные идеалы"... Возможно ли такое? Думаю, возможно. Ведь дорога в этот "палаточный рай" никому не заказана... И как бы было прекрасно воцерковить фестиваль! Но тогда, возможно, на этом бы "рай" сразу и кончился. Началось бы другое — духовная брань за души тысяч наших современников, за то, чтобы хоть кто-то из них наследовал рай, но уже не палаточный — настоящий...

Почему Церковь не замечает Грушинский — этот "палаточный рай", земляничную поляну детства, куда каждый год приезжают снова и снова, может быть, лучшие из наших молодых людей. Они ищут спасения, но пытаются спастись лишь через любовь друг к другу: "Мы в небеса с собой возьмем одну любовь", — поют они. Но не знают, что это еще не спасение, что спасение только в Церкви Христовой.

Им бы подсказать, вдруг бы они услышали...

21.07.2000