Очень большой и грустный Коля Королев, с которым мы сидели за самой дальней партой в кабинете биологии, печально жаловался:

— Бабка, зараза! Опять, говорит, своего хрипатого завел? А ну заткни! Нешто чтобы какую музыку или еще чего! Лучше новости снова послушать, вдруг чего скажут!

Тут Коля вздыхал отчаянно — и примиренно.

В те времена песни Высоцкого только-только усваивались широким народным сознанием. О полном их приятии и думать не приходилось. Общество даже еще не разделилось на поклонников и ненавистников великого барда.

И потому Коля Королев и его безымянная бабка были едва ли не самой первой, но, уж точно, самой искренней частью публики Высоцкого. Потому что Коля его песни страстно любил и слушал часами, врубая магнитофон на полную катушку, а бабка, может, еще более страстно ненавидела — песни хрипатого мешали ей тихо дремать в своем уголке.

Я, честно говоря, хотя и кивал головой, не принимал ничью сторону, ибо Высоцкого не любил ровно так же, как сейчас (сейчас, может быть, даже сильней). А вспомнил о нем по прихоти памяти, уж очень одна его песня пришлась бы кстати для этого мемуара.

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

— Мы в очереди первыми стояли,

А те, что сзади нас, — уже едят.

Когда я появился в журнале "Октябрь", проходила реорганизация не реорганизация, переделка не переделка, но смена чего-то — не курса, не направления, не атмосферы. Нет, о том, каким станет журнал в будущем, можно было бы догадаться. Не совсем ясно было, каким станет авторский коллектив. Прежние авторы отдела критики, куда я принес рецензию на книжку Евгения Шварца, уходили порой по-английски, порой по-русски. Я брался за любую работу, то бишь любую не в смысле "какая придется", а в смысле за любую, "какую сам себе выберу".

Шли годы, и являлись новые авторы. Более того, журнал сделался настолько любопытным, заметным на гладком (а ныне и глянцевом) фоне нашей словесности, что авторы просто-таки в него побежали. А от некоторых и отбою нет. Кажется, они здесь были всегда.

Это все замечательно и по-своему закономерно. Работать с приятными и заинтересованными людьми, собравшимися в редакции, хочется многим. Однако в данном случае я не о том. Вот уже ровно десять лет исполнилось с того момента, когда весной 1989 года принес я в журнал "Октябрь" первую рецензию. И немало лет меня мучает страшный вопрос.

Писатель в России исполняет обязанности пророка. Более того, не сделай он мало-мальски серьезного предсказания, его и в ранг классиков никогда не зачислят. Но что странно: песня, которую я услышал, будучи еще учеником средней школы с физкультурным уклоном, песня, которую я и за песню-то не посчитал, вдруг предсказала мою судьбу. Пусть иронически. Пусть на малом отрезке времени. Не в том суть, не в том суть. Но неужели хрипатый — классик?