Умер Владимир Семенович Высоцкий – великий бард Земли Русской. В первой тройке великих остался в живых лишь ее основатель – Булат Окуджава, да и то может быть только потому, что больше уже не пишет песен... Два с половиной года тому назад от нас ушел Александр Галич, в четверг на прошлой неделе Владимир Высоцкий. Кто же следующий?

"Владимир умер в 2 часа

И бездыханно

Стояли полные глаза,

Как два стакана",

– так в стихах "Реквием оптимистический по Владимиру Семенову, шоферу и гитаристу" писал о Высоцком Андрей Вознесенский, потому что все это уже было, уже уходил от нас Владимир Высоцкий в клиническую смерть в результате автомобильной катастрофы:

Володька,

если горлом кровь, Володька,

когда от умных докторов воротит,

а баба, русый журавель в отлете,

орет за тридевять земель: "Володя!"

Я не знаю, где сейчас "русый журавель" – Марина Влади, – в отлете ли за тридевять земель или, по случаю Олимпийских игр, в Москве, но ясно, что крик ее не спас Володю в этот раз как, впрочем, не спас и тогда, а спасли его врачи института Склифосовского:

Твоею песенкой ревя

под маскою,

врачи произвели реа—

нимацию.

Ввернули серые твои

как в новоселие.

Сказали: "Топай. Чти ГАИ.

Пой веселее.

А может, в этот раз просто не было указания спасать?

Нет, никак все-таки не верится, что больше нет с нами Владимира Высоцкого. Ведь всего несколько дней тому назад заезжал он проездом на несколько часов в Нью-Йорк в компании со спортивным радиокомментатором Николаем Озеровым и другими спортивными журналистами, посетил один из русских магазинов в Манхаттане, который обычно всегда посещал, бывая в Нью-Йорке. Был он, может быть, всего лишь чуточку не такой веселый, как всегда, но вместе со всей группой торопился поспеть к началу Олимпийских игр. Летели они откуда-то из Латинской Америки через Вашингтон, и вечером их уже ждал самолет. В то время как другие "отоваривались", Володя бродил по магазину, как вдруг его взгляд скользнул по афишам нью-йоркского клуба русских бардов, висевших на одной из стен магазина. Он подошел и внимательно прочитал их.

– Что это? – спросил он, явно заинтересованный. Хозяин рассказал ему о клубе, о первых русских бардах в Америке. Володя стал просить отдать ему афиши как сувенир на память. Получив согласие, аккуратно свернул их и положил в карман.

– Передай вашим бардам привет, – сказал он на прощанье. Так и улетели афиши Клуба бардов в Москву, да видно не многим их удалось показать.

Как мне было приятно пере дать членам клуба привет от самого Высоцкого!

А на следующий день буквально как обухом по голове: умер Высоцкий...

Есть в его смерти что-то непонятное, я бы сказал, даже мистическое. Взять хотя бы совпадение времени его смерти со временем, указанным в стихах Вознесенского.

Бродил закатною Москвой,

как богомаз мастеровой,

чуть выпив,

шел популярней, чем Пеле,

носил гитару на плече,

как пару нимбов.

(Один для матери – большой, золотенький,

под ним для мальчика, меньшой...)

Володька!

За этот голос с хрипотцой

дрожь сводит

отравленная хлеб-соль

мелодий...

Сейчас уже можно предположить, что Высоцкий пытался в своих песнях прогнозировать и свой жизненный путь:

Кто кончил жизнь трагически,

Тот истинный поэт...

Да, и здесь он оказался нрав. Как истинный поэт, Высоцкий просто не мог, не имел права дожить до седой старости или просто до солидного возраста. Ведь не мог же он тлеть, скажем, как "фитиль" — С. Михалков. Высоцкий вспыхнул ярким пламенем факела. Ярко освещало все вокруг его песенное творчество: все пыльные и грязные углы затхлого огромного подвала, куда оказался загнанным советский народ. И от этого порой нестерпимого света отступали тараканьи и клопиные стаи, владеющие и охраняющие подвал. Ох, как хотелось бы им погасить этот факел или хотя бы притушить, а потом и затоптать его своими сапогами! Но не по зубам им был Володя, слишком уж он популярен во всех слоях народа, слишком уж хорошо его знали во всем русскоязычном мире. К тому же, как это ни парадоксально, где-то втайне и они, власть имущие, его любили и уважали...

...И вспоминается происшедшее у меня на глазах первое знакомство следственных работников питерского милицейского управления, расположенного на Литейном проспекте, с творчеством Володи. Тогда ещё имя и голос Высоцкого еще не были столь широко известны. Детально изучая мою конфискованную фонотеку, они вдруг натолкнулись на какие-то удивительные песни, исполненные удивительным голосом. Помню, как во время одного из допросов следователь включил мой магнитофон, и следственной камере зазвучало: "Это был воскресный день, и я не лазал по карманам: в воскресенье отдыхать – вот мой девиз. Вдруг свисток, меня хватают и обзывают хулиганом, а один узнал, кричит: "Рецидивист!"

Как известно, эта песня заканчивается чеканной фразой, которую Володя декламировал под маршевый ритм: "В семилетний план поимки хулиганов и бандитов я ведь тоже внес свой очень скромный вклад!"

– Кто это поет? – грозное спросил меня следователь. Хорошо усвоив, что я должен помнить только четыре фамилии, а именно: "Не знаю", "Не помню", "Не видел" и "Не слышал", я, выбрал первую и ответил: "Не знаю". Но этот самый "семилетний план поимки" настолько задел их, что, разобравшись по каталогу моих записей, они все-таки "вычислили", что это поет актер московского Театра на Таганке – Высоцкий.

И вот уже состряпан отдельный "материал" на Володю, а лента с пресловутым "семилетним планом" приобщена к нему в качестве вещественного доказательства, и все это на полном серьезе отправляется в Москву.

Не в бровь, а прямо в их оловянный глаз попал Володя своей песней, но надо было все же видеть заинтересованные лица мелких следственных сошек, когда они "по долгу службы" слушали эти песни. Да и начальство поважнее из прокурорских и судейских много позже неоднократно "подкатывалось" ко мне с целью переписать "что-нибудь новенькое" из Володиных песен.

Хочется еще рассказать о моем первом личном знакомстве с Володей. Случилось это во время одного из гастрольных выступлений Театра на Таганке в Ленинграде. Привез театр несколько оригинальных постановок, в том числе и "Гамлета". В антракте меня представили Володе, вышедшему выпить чашку кофе в буфет.

Володя играл самого Гамлета, но какого! Выходил он на сцену с открытым занавесом, единственной декорацией которой была прислоненная к скамье гитара, минут за 5 до начала спектакля и скромно усаживался в уголке. Публика в это время рассаживалась "согласно купленным билетам" и на Володю практически не обращала внимания, тем более что одет он был почему-то в простой тренировочный костюм и тапочки. Постепенно свет в зрительном зале и на сцене гасили, и в полной темноте Володя, взяв в руки свою гитару, пел:

Уж намечен распорядок действий

И неотвратим конец пути...

Я один, все тонет в фарисействе,

Жизнь прожить – не поле перейти

Эти пастернаковские строки о Гамлете, введенные в шекспировский текст, просто завораживали зрителя, тем более что сам Пастернак и его творчество в те времена все еще оставались запретными...

...Когда я в первый раз близко подошел к Володе, меня поразило его изъеденное мелкими морщинками от актерского грима лицо и то, насколько он, казавшийся высоким со сцены, был невелик ростом в жизни. Мы пожали друг другу руки и я, чтобы как-то заинтересовать его, пробормотал несколько фраз о необычности его Гамлета с гитарой в тренировочном костюме и тапочках.

– Необычность моего Гамлета в его обыденности, в его обычности, – ответил Высоцкий, и больше мы в тот раз не разговаривали.

Затем было несколько мелких встреч на его других спектаклях, на его личных творческих вечерах, где он пел свои песни. Творческие вечера были прекращены чьим-то распоряжением сверху. Все актеры театра могли устраивать свои творческие вечера, а Володя – нет.

Как раз тогда и был организован питерскими почитателями песен его концерт под открытым небом, где-то далеко за городом, куда съехались сотни любителей его творчества на электричках и автомашинах. На большой поляне у самого леса было выбрано место, электроэнергию для мощных усилителей "позаимствовали" из высоковольтных проводов, протянувшихся над поляной, микрофонную стойку заменил осиновый кол.

Этот незабываемый концерт, в котором из солидарности с Володей выступили все питерские барды, длился до позднего вечера, до самой последней злектрички. А когда все гости и зрители уехали на ней в город, барды во главе с Высоцким, организаторами концерта, вооруженные гитарами и неспетыми песнями, гурьбой отправились в лес, где в заброшенной сторожке на берегу лесного озера был накрыт стол, как говорится, чем Бог послал.

Песни чередовались с тостами. Когда до Володи доходила очередь петь, он это делал с удовольствием и беспрекословно, а когда пить – он показывал пальцем на живот и говорил:

– Ведь я же подшитый, ребята.

Он боролся со страшным своим недугом и до поры до времени выходил из этой борьбы победителем. Позволял себе хлебнуть глотка два-три сухого вина, и все. Как-то раз обмолвился, что четвертый глоток уже может быть опасен, а пятый и вовсе смертелен. Чувствовалось, что эта балансировка между жизнью и смертью увлекает и как бы подхлестывает его и тех привередливых коней, которых он впряг в телегу своей жизни.

Внезапно все бросили петь и пить и отправились купаться на озеро, которое чернело совсем рядом. Стояла ночь, вода в озере была холодная, и, несмотря на большое количество выпитого, охотников "разжигать" среди присутствующих не находилось. Володя крякнул, разбежался и, сбрасывая на бегу все, что на нем было, помчался к озеру. Раздался всплеск и через секунду, весь облепленный тиной и кувшинками, он уже вынырнул и поплыл саженками к самой середине озера. За ним последовали остальные. Было это около десяти лет тому назад, но так же ярко стоит перед глазами, как будто произошло вчера.

Кто знает, может быть, вернувшись в этот раз в предолимпийскую Москву после свободного Запада, увидев ее, заполоненную толпами милицейских в форме и без, фактически находящуюся на военном положении, он с особенной горечью и остротой почувствовал всю безысходность положения народа и своего, как неотъемлемой частицы народной и... Но это уже из области предположений.

Где-то в душе теплится надежда, что сообщение о смерти ошибка, и Володя жив, поэтому хочу закончить стихами Вознесенского из "Реквиема оптимистического...":

Гремите, оркестры,

Козыри – крести.

Володька воскресе.

Воистину воскресе!

© Рувим Рублев