Когда, вскоре после смерти Владимира Семеновича, редактор одной из русских газет, издающихся в Нью-Йорке попросил меня в сжатой форме высказать свое мнение о Высоцком, я даже не знал, что ответить, – настолько творчество Высоцкого как явление в искусстве было многообразно и всеобъемлюще. Как же можно сказать об этом в двух словах? Да и сейчас мне кажется это невозможным. Единственное, что можно сказать о нем коротко: Высоцкий – один из немногих людей нашего времени, оказавших наиболее сильное влияние на формирование мировоззрения своих современников. И лично я отношу к людям, чье мировосприятие формировалось под влиянием песен Высоцкого, себя и всех своих друзей. Каждая его песня становилась для нас настоящим откровением.

Его песни отличаются неприятием закоснелой полицейско-правительственной системы, сложившейся в сегодняшней России, которое стало и нашим неприятием. Нельзя сказать, что Высоцкий писал о вещах, совершенно незнакомых широкой публике, о чем-то новом, разоблачающем. Нет, его песни были о самом обычном, окружающем нас каждый день, каждую минуту, но то, о чем он пел, освещало все это с совершенно неожиданной стороны, и зачастую слушателям становилось ясно, что так дальше жить нельзя.

Песни его последних лет доходили к нам гораздо реже, чем предыдущие, поэтому каждую мы ждали с огромным нетерпением. Я знавал случаи, когда для того, чтобы переписать две-три или даже одну новую песню Высоцкого, люди ездили в другие города. И все это считалось вполне естественным, ведь это были песни Высоцкого.

Сегодня я хотел бы рассказать вам о случае, который произошел на одном из концертов Высоцкого в Ленинграде. Концерт был назначен на семь часов вечера в одном из клубов города.

Был обычный рабочий день, но сама возможность встречи с любимым артистом накладывала на все ощущения этого будничного дня оттенок праздничности.

..............................

Я спросил свою соседку, здесь ли Высоцкий?.. Своим ответом она меня просто огорошила. Сказала, что его не только нет, но, наверное, и не будет. Как, почему? Моя соседка оказалась фотографом с Ленфильма, где как раз в этот день снимался Высоцкий. Так вот, перед уходом с работы она слышала, что в том павильоне, где был занят Володя, произошла авария, имеющая отношение к Володиной роли. Что там точно случилось, она не знала, но, зная характер Высоцкого, предполагала, что пока последствия аварии не будут устранены, он не покинет съемочную площадку. А произошло там что-то серьезное, и даже пришлось вызывать пожарную машину и подъемный кран. Я окончательно сник. Надо же, моя первая встреча с Высоцким и такая неудача. Одно утешало, что женщина-фотограф все же сидела и никуда не уходила. Значит, какой-то шанс все-таки был...

Семь часов наступило, но Володя не приехал. Народ похлопал, похлопал, но успокоился, когда администрация извинилась за задержку. Прошло еще полчаса. Народ все прибывал. Уже сидели на подоконниках и стояли в проходах, а Володи все не было. Зрители шумели, потихоньку начали возмущаться, но продолжали ждать.

Восемь часов. Володи все нет. Народ мается, но сидит. Лично я коротаю время за разговором с соседкой, тем более что выяснилось, что у нее имеется великолепная коллекция фотографий, сделанных на его предыдущих концертах в Ленинграде, а она не пропустили ни одного.

Тем временем народ начал волноваться всерьез. Стали, кричать, топать ногами, требовать назад деньги. На сцену вышел взъерошенный представитель администрации и сконфуженно объяснил, что Володя все еще занят на съемках. Звонили на киностудию, но там уже никто не отвечает, словом, кто хочет, можно забрать свои деньги обратно, поскольку администрация не уверена, состоится концерт или нет. В зале воцарилась гробовая тишина. Потом опять раздались крики, свист, но почему-то никто не пошел сдавать билеты.

Мужчины снимают пиджаки. Женщины обмахиваются веерами, мужчины сложенными газетами. Кто-то включил портативный магнитофон с записью песен Высоцкого. Зрители засмеялись, попросили включить погромче.

Десять часов. Уже три часа ожидания, а Володи все нет. Администратор, который давно должен был закрыть помещение, вышел еще раз на сцену и настоятельно попросил обменять билеты назад на деньги, потому что концерта не будет. Человек десять-пятнадцать, крякнув, начали проталкиваться к сцене, чтобы получить деньги, но остальных зрителей этот вариант явно не устраивал. Как же так, прийти на Высоцкого и, не солоно хлебавши, разойтись по домам? Все продолжали сидеть и ждать. Мне это почему-то напомнило блокадное ожидание пайка хлеба перед закрытым хлебным ларьком. Вот так же часами люди стояли, не зная, привезут хлеб или нет. Там был настоящий хлеб, без которого – просто смерть, а здесь был хлеб духовный, без которого тоже смерть, хоть и духовная, но не менее страшная, чем физическая.

Хоть и ушло десятка два нестойких, но их места тотчас же заняли те, кто стояли в проходах, сидели на подоконниках и даже толпились на лестничной клетке перед входом в зал. Это была самая стойкая безбилетная публика, проникшая на концерт всеми правдами и неправдами. Один из них, проходя мимо меня в сторону освободившегося места, мимоходом бросил, что Высоцкий не тот человек, чтобы обманывать, и если он сказал, что будет – значит, будет.

И действительно, с лестничной площадки донеслось: "Приехал! Идет!" На сцену с простенькой гитарой в руках вышел небольшого роста, но удивительно стройный юноша. Да-да, юноша. Конечно, я знал, что ему уже за тридцать, но выглядел он удивительно молодо для своих лет. Тем более его вид не вязался с его голосом – голосом здоровенного и умудренного жизнью сибирского мужика.

Зал взорвался криками, свистом, топотом. Володя подошел к микрофону, и воцарилась гробовая тишина

.............................

— Я хочу поблагодарить за то, что вы меня дождались. В нашей съемочной группе произошла большая неприятность. На осветителя – он назвал имя и фамилию – упала тяжелая декорация и сильно придавила его. Нельзя было даже поднять ее без того, чтобы не причинить ему еще большие страдания, поэтому пришлось вырезать кусок стальной балки автогеном, а мы – все присутствовавшие в то время в павильоне – пытались все время держать эту декорацию на весу, чтобы ему меньше давило... Ну, ничего, теперь все, слава Богу, обошлось, пострадавший уже в больнице, и ему, кажется, легче.

Зал восторженно зааплодировал. Володя продолжал:

– Вообще-то, у меня есть программа из 20 с лишним песен, но черт с ней, с программой. Сегодня для вас я буду петь все, что вы пожелаете. Только чтобы не было выкриков из зала, лучше пишите записки. Я сейчас для вас спою первую песню по своему усмотрению, которую только что написал. – И он запел свою знаменитую "Балладу о гипсе":

И вот по жизни я иду загипсованный,

Каждый член у меня расфасованный,

По отдельности, до исправности

Все будет в цельности и сохранности.

© Рувим Рублев