Завтра на сцене Московского международного дома музыки торжественно закроется 30-й юбилейный Грушинский фестиваль авторской песни. На его становление в свое время повлияли такие легендарные русские барды, как Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Юрий Визбор. Сегодня о бардах и авторской песне "Новые Известия" беседуют с одним из корифеев жанра Сергеем Никитиным, который на днях отметил свое 60-летие.

– Еще пару десятилетий назад Грушинский фестиваль был просто слетом единомышленников, которые собирались летом в лесу у костра и пели свои песни. Сегодня он стал настоящим официозным фестивалем, который проходит в престижных академических залах. Как думаете, пошло ли это на пользу фестивалю?

– В последнее время я там не бываю, потому что мне стало это не очень интересно. Устроители гонятся за количеством зрителей, в этом кошмаре отдельно человека уже невозможно услышать. Что же до распространенного мнения, что авторская песня связана с туристскими слетами, походами, палатками, кострами, то, на мой взгляд, это взгляд устаревший. Небольшие театральные, концертные залы, уютное кофе – вот те площадки, где я себя чувствую лучше всего. А в байдарочные походы мы ходили вместе с Визбором скорее для дружеского общения, чем для творчества.

– Вы часто повторяли, что взяли в руки гитару, вдохновленные примером своих кумиров – Булата Окуджавы и Юрия Визбора. Когда была пройдена вами грань в отношениях с ними – от "кумиров" к "коллегам"?

– С Визбором мы действительно быстро подружились. Что касается Булата Шалвовича, эта грань никогда не была пройдена. Может быть, Окуджава и относился ко мне как к равному, но мы старались держать дистанцию. Меня раздражают люди, которые мысленно похлопывают мэтра по плечу: "Мы с Булатом...".

– Помнится, Булат Окуджава даже написал к вашему 50-летию стихотворение. Вы долго дружили с ним?

– Я боюсь говорить, что были дружны. Скорее, хорошо знакомы. Познакомились в 67-м на его вечере в Центральном доме литераторов. Он спросил: "Это вы поете "Пони девочек катают..."?". Меня тогда просто поразило, что сам Булат Окуджава знает одну из наших песен.

– Сергей Яковлевич, 8 марта вам исполнилось 60 лет. Каково мужчине праздновать день рождения в Международный женский день?

– Одно время я пытался перенести день рождения на 7 или 9 число, но в любом случае получилось, что в моей семье этот праздник главнее, чем 8 марта. Конечно, я использую возможность поздравить всех своих женщин, в первую очередь свою маму, Веру Сергеевну, дай Бог ей здоровья. Когда-то витала в воздухе идея создать мужской клуб родившихся 8 марта, собрать товарищей по несчастью.

– Почему же не создали?

– Некоторых уже нет. Андрей Миронов, Евгений Матвеев тоже родились 8 марта.

– А с Татьяной, супругой, как вы делите этот день?

– Легко. Нам нечего делить. Тем более у Татьяны день рождения 31 декабря. Я не склонен переоценивать это совпадение, но так получилось – и хорошо.

– Как отметили юбилей?

– Я хотел в этот день видеть своих близких, друзей, так оно и было. Но все-таки отчасти это был "трудовой" день рождения. Мы с Татьяной сначала поехали с концертами в Казань, потом в Самару. Позже к нам присоединился наш сын Александр, и мы устроили концерт в Санкт-Петербурге. Как раньше говорили, "отметили юбилей трудовыми подвигами".

– Ваш сын Александр решил пойти по вашим стопам?

– Он вообще-то филолог. Но гены, куда деваться. Играет на гитаре, поет. Правда, в основном чужие песни. Сочиняет стихи, но они пока не опубликованы. Исполняет с нами наш "наследственный" репертуар.

– В свое время вы предпочли музыку науке. Не жалеете?

– Передо мной встал выбор, организму стало трудно везти два воза, и я выбрал музыку.

– Как же все-таки из научного сотрудника получился знаменитый композитор-бард?

– Я не задумывался над этим. Все было естественно. Уже в 70-е годы, будучи младшим научным сотрудником, я очень серьезно относился к тому, что делаю с гитарой. По сути, у меня появилась вторая профессия, и две профессии мне удалось пронести вплоть до 87-го года, когда я из института биофизики в Пущино пошел работать заведующим музыкальной частью в Театр-студию Олега Табакова. Но уже была перестройка, было не страшно потерять "официальный" статус научного работника Академии наук.

— Как относятся к вашему творчеству коллеги-ученые?

– И в Пущино, и в Москве, где я работал в институте органической химии, я себя ощущал их выдвиженцем, и они меня воспринимали, как человека, которому они поручили свое представительство на сцене. Собственно, я не расстаюсь с нашей дружеской научной средой. Это наш главный слушатель, порой нелицеприятный критик, короче, наш творческий котел.

– То есть до сих пор авторская песня прежде всего адресована научной интеллигенции?

– То, что делаем мы с Татьяной, нельзя ассоциировать со всей авторской песней, это явление разнообразное. Здесь, как и в любом жанре искусства, есть свои мастера, своя самодеятельность, свои конъюнктурщики, эпигоны. Есть своя попса. К сожалению, в последнее время попсовая ветвь преобладает, но мне кажется, это временное явление.

– Буквально в эти выходные по Российскому каналу снова показали кинофильм "Москва слезам не верит" с вашими песнями. Думали ли вы, когда писали эти песни, что они станут чуть ли не манифестом целого поколения?

– Я об этом совершенно ничего не думал, просто хотелось сделать работу на заказ как можно лучше. Владимир Меньшов уже показал мне готовый, смонтированный фильм, со всеми шумами, речью и так далее, там только музыки не хватало. Я пригласил Дмитрия Сухарева, и он придумал эту самую "Александру", и сразу все встало на место, мелодия стала основной темой фильма. Мне кажется, что в фильме был прежде всего очень сильный режиссер, а все остальное приложилось.

– Почему у многих авторов получаются гениальные песни, когда они работают "на заказ", а самостоятельные произведения не такие яркие?

– Не могу согласиться. Никакой закономерности здесь нет. В моем случае то, что было "на заказ", как раз не самое популярное. "Когда мы были молодые", "Переведи меня через майдан", "Брич-Мулла" написаны просто так. Другое дело – песни из рязановской "Иронии судьбы". Там все слилось в едином порыве. Простенькие слова Кершона "Я спросил у ясеня..." обрели много добавочных смыслов, обрели глубину, хотя в стихах этого нет. Просто в нашем сознании все, что связано с этим фильмом, проецируется на эту песню.

– Считается, что музыку сочинять очень легко. Бреется, к примеру, композитор, а в голове – мелодия. Или слышит дождь, а тут же звуки сплетаются... А как происходит рождение песни на самом деле? Помните ли вы, как писали свои хиты "Под музыку Вивальди" и "Золотая Брич-Мулла"?

– "Под музыку Вивальди" сочиняли вместе с Виктором Берковским, и, разумеется, не в процессе бритья. А вот "Брич-Мулла" – просто счастливый случай. Таких случаев, может быть, четыре-пять во всей жизни и было. Я совершенно не помню, как родилась эта мелодия, просто родилась, и все. На самом деле работа над каждой песней долгая и кропотливая, через пробы множества вариантов. Даже песня "Собака бывает кусачей" – казалось бы, такая простая мелодия – шлифовалась долго. У меня даже запись на магнитофоне сохранилась, там было шесть вариантов.

– А "Переведи меня через майдан" как написали?

– Юнна Мориц рассказала нам, что есть стихотворение Виталия Коротича, которое она перевела, и мне запомнилась оттуда только одна строчка "переведи меня через майдан". С этой строчкой я жил несколько лет, напевая ее на разные мотивы. А песня родилась в то время, когда Владимир Высоцкий ушел из жизни.

– Часто авторскую песню упрекают в примитивности аранжировок, вы с этим согласны?

– Все зависит от того, кто делает аранжировку и для чего. Настоящая авторская песня – это проявление индивидуальности, там важны нюансы, а когда эти нюансы замазываются, пропадает что-то главное. Иногда аранжировки вредят. Скажем, невозможно себе представить сценические песни Александра Галича в шикарной аранжировке. Есть печальный опыт, когда того же Юрия Визбора положили на электронную основу, и результат стал напоминать ресторанный шансон.

– Кстати, о шансоне. Как вы относитесь к блатным песням на нашей эстраде?

– Я даже не хочу об этом говорить, потому что это типичная спекуляция. У русского народа есть историческое сочувствие к узнику, к каторжанину, к слабому и угнетенному. Спекуляция идет на этом и еще на чисто внешнем сходстве этого идеализированного героя с Владимиром Высоцким. Но на 90 процентов это все подделка, цель которой заработать деньги и больше ничего. Я четко разделяю сферу обслуживания и сферу служения искусству. В основном наши средства массовой информации сейчас занимаются обслуживанием, причем контингент людей, готовых заплатить за эту музыку, не особо радует. Но это нормальный перекос общества, находящегося в начальной стадии капитализма. Просто у публики еще сохранилось такое чувство, что если что-то передают по радио или по телевидению, это отражает потребности общества. Но это не так. Обществу это уже обрыдло.