Автор и ведущий Иван Толстой

Иван Толстой: Малознакомый Высоцкий. Наша программа сегодня приурочена к 25-летию со дня смерти Владимира Высоцкого. Он скончался в Москве 25 июля 80-го года. Вероятно, мало какая радиостанция, телеканал, газета или еженедельник не будут в эти дни говорить о Высоцком. Мы постараемся отыскать какую-то свою линию.

Звучит песня "Скажи еще спасибо, что живой".

Сегодня у нас в гостях Андрей Гаврилов, директор издательства "Солид рекордс", выпускающего музыку для слушания, а не для фона. Высоцкий относится к числу любимых авторов Гаврилова. Мы не случайно начали программу с этой песни. Я знаю, вам есть что сказать по поводу этой записи.

Андрей Гаврилов: Поскольку программа называется "Малоизвестный Высоцкий", очень хорошо, что она началась c песни, которая вроде бы у всех на слуху, но тем не менее, вариант, который мы только что прослушали, известен намного меньше, поскольку Высоцким исполнялся единственный раз, и никогда больше именно эти строфы, эти слова не звучали ни в записи, ни со сцены. Это пленка, которую он записал в 71 году, — рабочий материал для фильма "Неизвестный, которого знали все". Песня в телефильм не вошла, и этот материал так и остался лежать, и лежал практически четверть века, пока, наконец, не всплыл и не стал доступным нам, слушателям. Тем не менее, он доступен очень немногим, поскольку мало кто обратил внимание, что это малоизвестный вариант. Теперь ее, наверное, услышали еще несколько тысяч человек. Это очень приятно.

Иван Толстой: У вас весьма похвальная скромность, вы не сознаетесь, что это именно вы выпустили эту песню, как и две других, на специальном диске. Если можно, расскажите об этом немножко.

Андрей Гаврилов: Дело в том, что среди коллекционеров и "высоцковедов", к которым я отношусь с огромный уважением, — это энтузиасты, благодаря которым и сохранились километры пленок, из которых теперь создаются компакт-диски, — среди них давно ходил то ли слух, то ли легенда, то ли информация, что существует вообще неизданная песня Высоцкого, которую никто не слышал, и что на этой пленке есть еще что-то. Действительно, как показала жизнь, это все оказалось правдой, эта пленка была обнаружена коллекционерами-энтузиастами в Киеве у режиссера Луговского, для которого, собственно, она и предназначалась. И благодаря совместным усилиям очень многих людей и, в первую очередь, музея Высоцкого, которым руководит его сын Никита, эта пленка попала в Москву, в музей. А поскольку мы пытались свести режиссера и музей, принимали какое-то моральное участие во всей этой операции, то Никита Высоцкий и музей доверили нам выпуск этой записи.

Иван Толстой: Мы приглашаем к разговору наших слушателей. Считаете ли вы песни Высоцкого истиной поэзией?

Звучит песня "Обо мне, о поездах и о пустыне".

Иван Толстой: В дни после смерти Владимира Высоцкого, в конце июля — начале августа 1980 года многие посвящали свои передачи, свои программы памяти поэта. На Радио Свобода сохранились записи того времени. В парижской студии собрались несколько людей, знавших и любивших Высоцкого, и провели программу памяти поэта. Вот некоторые записи, которые впоследствии не повторялись ни на наших волнах, ни на волнах других радиостанций. О Высоцком вспоминает и размышляет Виктор Некрасов.

Виктор Некрасов: Владимир Высоцкий, актер театра, актер кино, бард, поэт. Правда, этого не считает "Литературная газета". Это газета, которая умудрилась через пять дней после кончины человека, которого знает весь Советский Союз, начиная от Политбюро и кончая самой захудалой тюрьмой, ни одной строчки ни дать о смерти его. В то время, когда это литератор и большой литератор. Поэт, который поет. И, может быть, в этом явлении, которое охватило в последние годы Россию, что стихи поются, может быть, в этом есть какая-то великая сила. Так же как в свое время по всей России, по всему союзу было шествие анекдота, который заменял собой литературу. Может быть, это явление, которое называется бардами, явление поэтическое и актерское, говорит о многом. Так же как Саша Галич, который был актером, оказался одним из наиболее ярких поэтов, который умел преподнести свои стихи, свои поэмы, под звуки гитары. Так и Володя Высоцкий. Он большой, настоящий и серьезный поэт. Потому что он пел и писал, скажем так, о том, о чем думает, говорит, переживает и мучается русский народ. И, может быть, самое важное и самое трудное в нашей странной сейчас советской литературе, в которой есть и то и то, есть и Георгии Макеевичи Марковы, и Сергеи Михалковы, которые, в общем, народу не нужны, есть Валентин Распутин, которому сейчас в Иркутске проломили череп, позарившись на его джинсы в Иркутске. И в этой сложной, запутанной и все-таки великой литературе Володя Высоцкий занял свое большое заслуженное место.

[b]Иван Толстой:[/i] В той же парижской студии в августе 80-го года записал свои воспоминания о Высоцком художник Михаил Шемякин.

Михаил Шемякин: Мало кто знает, что одной из самых своих серьезных песен он считал "Я был и слаб и уязвим". Вот передо мной одно из его предпоследних писем, где он пишет: "Миша, и наконец самая моя серьезная песня. Это "Я был и слаб и уязвим". Это ты дал мне идею этой песни". Я хочу рассказать, что это за песня, и как она возникла. Однажды я рассказывал ему об одной из страшнейших психиатрических больниц города Ленинграда, где я провел энное количество месяцев. Это экспериментальная клиника Осипова, куда со всех концов Советского Союза были свезены самые отборные шизофреники и параноики, и где врачи (поверх офицерских униформ на них были напялены белые халаты) производили свои страшнейшие эксперименты над нами всеми. И через некоторое время Володя пришел ко мне и исполнил удивительную песню, где человек подвергается совершенно немыслимым средневековым пыткам и он постоянно требует этих людей, которые его пытают, показать. Покажите мне дело, которое вы завели на меня, я хочу хотя бы знать, и я его наверняка не подпишу. И в конце песни врач-садист, усмехаясь, прячет от него эту папку и говорит: "А твоя подпись и не нужна, поскольку это не дело, а история болезни". Вот еще одна характерная черта. Незадолго до своей смерти он сидел у меня и, обхватив лицо руками, буквально кричал: "Я не могу жить там больше, не могу!". Накануне он видел фотографию, о которой он мне рассказывал. Это фотография афганской девочки 14-ти лет, обожженной советским напалмом. И он написал песню, которую, к сожалению, я не мог записать. Я помню только несколько строчек из нее, где папу уговаривают не лететь в самолете, потому что это опасно для жизни. И он отвечает, что

Лететь не страшно, я в Судане,

А нынче смерть в Афганистане.

Я не встречал никогда в своей жизни человека, который был бы так равнодушен к славе и к почестям. Он знал, что он любим в народе, но он никогда не говорил о себе как о поэте, как о художнике. Помню, как он приехал из Нью-Йорка, и с каким восторгом говорил о том, что Бродский написал ему: "Вы являетесь большим, великим русским поэтом". Он считал эту похвалу Бродского одной из самых высоких оценок своего творчества, потому что он благоговел всегда перед Бродским, и всегда спрашивал самого себя, и меня, и своих близких друзей, являются ли действительно его песни поэзией. Он очень мучился. Он говорил: "Может, это всего-навсего песенки".

Светлана Владимировна (Москва): Я слушаю вашу передачу с большим интересом и благодарностью. Владимир Высоцкий сейчас у меня любимый поэт. А было время, когда в молодости я узнала о нем, как о скандальном человеке, как о человеке, который поет в ресторанах. И я не считала его тогда серьезным. И теперь я узнала через архив авторской песни вообще бардовское движение. И захотела прочесть книги Высоцкого и увидела, что он большой поэт, наш современный русский поэт. Он до сих пор очень актуален. Я благодарна всем, кто организовал сегодня эту передачу. Спасибо вам.

Александр Григорьевич: У меня был случай. У меня была одна знакомая. Когда я ей сказал, что ценю Высоцкого не меньше, чем великих поэтов, как Пушкин, Лермонтов и так далее, ее просто передернуло. И я задумался над этим вопросом. И пришел к выводу, что доказательства моей правоты дали математики. Они, исходя их изученных явлений жизни, ввели понятие бесконечности. Так вот, мне кажется, что Высоцкий относится к категории вот тех самых бесконечно великих мастеров, сравнивать которых просто нельзя. Так же, как нельзя сравнивать две бесконечности, какая из них больше.

Звучит песня "Основная песня".

Иван Толстой: Андрей, какова в целом судьба звукового наследия Высоцкого. Кто, когда и как собирал и хранил его записи, кто заботился о качестве записей, был ли около него какой-нибудь Санчо Панса или, если угодно, Левий Матвей, который записывал за учителем?

Андрей Гаврилов: Левия Матвея как такового не было, или, по крайней мере, не было в одном лице. Дело в том, что все записи, которые остались нам после Высоцкого, можно, в общем, разделить на три-четыре огромные группы. Во-первых, это записи, сделанные для кино, театра, телевидения или радио. Они, как правило, неплохого качества, они сохранились потому, что хранились на студиях и, как правило, были подвержены самоцензуре, поскольку предназначались для коммерческого использования в советское время и полностью подчинялись законам советского времени. Кроме того, это домашние записи, сделанные в гостях, иногда просто в гостях, иногда на дружеских попойках, иногда во время Нового Года. Таких записей довольно много, но коллекционерам и слушателям, наверное, известны записи, которые к нам пришли от Александра Митты, от братьев Вайнеров, от Андрея Синявского. Это самые разные песни, и часто там бывали интересные варианты, которые рождались спонтанно, какие-то импровизационные ходы, которые потом могли больше уже нигде не повторяться. Огромный блок записей, это, разумеется, концертные записи. Они, конечно, с точки зрения современного права абсолютные бутлегеры, то есть, записи, сделанные незаконно. Хотя, может быть, этих бутлегеров оправдывает то, что, во-первых, конечно, Высоцкий об этом знал, нельзя было не видеть, как весь первый ряд сидел в микрофонами в руках, а во-вторых, их оправдывает то, что в эпоху полного отсутствия интереса со стороны фирмы "Мелодия" это единственное, что позволило нам сохранить живую запись концертов, живое звучание, живую атмосферу и то, что сейчас доносит атмосферу того времени. И вот теперь уже относительно Санчо Пансы. Было несколько человек, к которым Высоцкий или приходил, или которые его приглашали специально для записи песен. Таких людей было немного, но благодаря им сохранились некоторые очень интересные неподцензурные варианты, очень интересные песни и, в общем, эти записи, как правило, очень неплохого качества. Таких людей было мало, и я их сейчас назову просто для того, чтобы их фамилии с огромным уважением с моей стороны, прозвучали еще один раз. Это Константин Мустафиди (Москва), Михаил Крыжановский (Питер), Бабек Сыруш (Подмосковье), Михаил Шемякин, Владимир Туманов. Вот, пожалуй, эти пять блоков домашних очень высококачественных записей, то что позволило сохранить Высоцкого в том виде, в каком мы его сейчас слышим. Не концертного, а такого, как он сам хотел исполнять свои песни. Благодаря этим людям, благодаря неизвестным энтузиастам, которые писали его на концертах, благодаря звукорежиссерам различных студий, которые хранили эти записи много лет у себя, мы можем сейчас работать с огромным наследием Высоцкого, отбирая лучший вариант, реставрировать и преподносить их публике.

Иван Толстой: Мыслями о Высоцком-поэте я попросил поделиться моего коллегу писателя Петра Вайля. Петр, четверть века назад или даже больше, вы с вашим соавтором Александром Генисом написали статью о Высоцком, названную "Шампанское и политура". Объясните, пожалуйста, смысл этого заглавия?

Петр Вайль: Прежде всего надо сказать, что сейчас я бы такую статью не написал, потому что мое отношение к Высоцкому изменилось к лучшему, когда я вижу, насколько он выше всех остальных российских бардов, прежде всего потому, что Высоцкий — единственный, кого можно читать глазами. Он фактически единственный настоящий поэт.

Иван Толстой: То есть выше Окуджавы и Галича?

Петр Вайль: Давайте не сопоставлять так. Но еще раз повторяю, он единственный, кого можно читать глазами. Не все, разумеется. И вот к этому "не все" и относилось тогдашнее название "Шампанское и политура". Речь шла о том, что лучшие вещи Высоцкого это — чистопробное поэтическое вино, а, к сожалению, он иногда падает до такой бардовской почти что халтуры. Этого не может не быть, не могло не быть, потому что Высоцкий за довольно короткое время, примерно за два десятка лет продуктивного периода своей жизни, написал более 600 песен. Для сравнения, Окуджава за 40 лет написал менее 150-ти. Нельзя написать 600 великолепных песен. Это просто исключено. Надо сказать, что два человека потом мне говорили. Это близкий друг Высоцкого Михаил Шемякин и его близкий друг администратор Янкович. Они говорили мне потом, что Высоцкий читал эту статью и как-то ее даже одобрил, вот в таком смысле, что сказал, что здесь правда. Я с ним не был знаком, но таким заочным образом узнал, что он с ней как-то согласился. Сейчас я, конечно, на эту самую политуру внимание обращаю меньше, как и в наследии любого поэта. Тогда Высоцкий был жив, к нему можно было предъявлять такие критерии. Сейчас мы его рассматриваем уже как законченное поэтическое явление, и здесь он вырастает до мощной, эпической фигуры. Надо сказать, что он таинственная фигура. Потому что, с одной стороны, это культовый человек и, конечно, мемуары о Высоцком превосходят все мыслимое. Друзей Володи развелось такое количество, что их просто не счесть. Например, вышло два словаря окказионализмов Высоцкого. То есть, слов, которые он придумал. Кое-что он придумал, кое-что ему в этих словарях приписано. Но сам факт, что подход к Высоцкому такой! Согласно социологическим опросам только полпроцента населения России не слышали о Высоцком. Если представить себе всю территорию России, то я убежден, что в этом смысле он превосходит даже Пушкина по своей популярности и по известности. И, конечно, важнейшее обстоятельство, что Высоцкий рассыпался афоризмами по России. Строчки из его песен знают все. Но, отвечая косвенно на ваш вопрос о соотношении шампанского и политуры, что получилось? Высоцкого долго никто не знал в лицо. Его знали как голос. И он, надо сказать, очень из-за этого переживал. Его друзья вспоминают, что он переживал. Его не пускали на телевидение. В 60-е годы он снялся в фильме "Вертикаль", где пел свои песни, но тогда его еще не так хорошо знали, чтобы этот образ закрепился в сознании. Он очень хотел вырваться. Он играл в кино, но мало и довольно незначительно — может быть, только в фильме "Служили два товарища" сыграна прилично роль поручика Брусенцова. А в 79-м году он наконец-то сыграл роль, сделавшую его безумно популярным. Это капитан Жеглов в сериале "Место встречи изменить нельзя", но произошло это за год до смерти, и получилось так, что Высоцкий умер Жегловым. И это, на мой взгляд, нанесло сильнейший удар по репутации Высоцкого. С ним, с его, действительно, обаятельным образом, связаны не те слова, которые с ним должны были быть связаны. Потому что текст, который произносит Жеглов в кино, за исключением единственной фразы, претендующей на афоризм (знаменитое "вор должен сидеть в тюрьме"), все остальное — чушь собачья: "Дырку от бублика ты получишь, а не Шарапова", "Теперь — горбатый", "С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жеглов". Все эти фразы, которые все знают, произносит, разумеется, не Высоцкий, а его персонаж, который сильнейшим образом ему уступает интеллектуально, и морально, и эмоционально. Но запечатлелся он таким, потому что он после этого умер.

Иван Толстой: Петр, не было ли это ролью политуры?

Петр Вайль: Именно. Это — косвенный ответ на ваш вопрос. Получилось так: хороший актер Высоцкий? Да, неплохой, но конечно, в первую очередь, он — поэт, и, повторяю, единственный бард, которому не нужно сопровождение гитарной песни. Подавляющему большинству нужен костер и выпивка. Окуджаве необходим его необычайный голос, и гитара, но Высоцкого, при том что его голос может быть еще более неповторимый (одни только эти его растяжные согласные), можно читать! И я свидетельствую, как слышавший это лично от Иосифа Бродского, что тот сказал, что рифмы Высоцкого — выдающиеся. Он это несколько раз повторил с восторгом. Он сказал: "Я — человек дикий, и рифмы для меня — главное, и у Высоцкого рифмы потрясающие".

Владимир (Санкт-Петербург): Я в линию "малознакомый Высоцкий" хотел бы сказать, что из россыпи бриллиантов в его творчестве один бриллиант я бы назвал "путеводная звезда для человечества". Это звучит так у Высоцкого: "Все беды — от извращенной информации, а то, что пишет "Правда" — это ложь". Это легкое прикосновение озарения к этому открытию Высоцкий сделал в Париже, с Мариной Влади. Путешествие началось, и когда ему показывали окрестности концертного зала, импресарио извинительно заметил, что "это — рабочая окраина". Концертный зал находился не в центре Парижа. Ярость Владимира была непостижима. "Это — окраина? Это — рабочая окраина? Да в таких домах московская номенклатура не живет!" Это был 67-й год. Озвучил он это открытие в Политехе в Петербурге, в 76-м, в пик тоталитаризма. Есть, на магнитофоне, вероятно, это его открытие.

Иван Толстой: Слушаете ли вы песни Высоцкого. Опрос на улицах Петербурга проводил Александр Дядин.

Прохожий: Я на закрытые концерты Высоцкого ходил, когда он выступал здесь еще в Пятилетке, такие полулегальные. "Альпийские стрелки" — великолепная песня. Много у него хороших песен, перечислять можно без конца.

Прохожая: Слушаю, и раньше слушали, когда он был подпольным певцом. Берет тем, что он самую сущность хватает, как будто он везде побывал и все прожил. Он больше, чем поэт.

Прохожий: Я его слушал в детстве, в юности. Даже если я не особый его поклонник, он все равно для меня легенда. Каждую его песню можно осмыслить. Можно прожить его словами.

Прохожая: На самом деле, очень редко слушаю, но с радостью. Уважаю этого человека. Очень нравится. Он, наверное, передает настоящую жизнь своими песнями. Есть много людей, которые в прошлом, но до сих пор являются настоящим, и он один из этих людей.

Прохожий: Молодость наша прошла с Высоцким. Мы его помним и любим.

Прохожая: Я не скажу, что я сильный поклонник, но мне его песни нравятся. Нравился он мне как человек. Особенно у меня муж его любил. У меня до сих пор сохранились диски Высоцкого.

Прохожий: Сейчас не слушаю, к сожалению, но в детстве слушал довольно много. Дома это очень хорошо поддерживалось и очень много было пластинок с Высоцким. Мне нравилось, что на концертных записях перед каждой песней он что-то говорил. Мне нравились его рассказы. Он мне казался очень остроумным человеком. Некоторые его песни очень интересны, потому что многие его стихи посвящены каким-то шуткам, интересным историям из жизни.

Прохожая: Отец у меня слушает, и я тоже слушаю с удовольствием. Мне нравится его манера исполнения. И как актер он мне очень нравится.

Прохожий: Конечно. Это величайший наш бард вместе с Окуджавой. Все песни его проникнуты честностью, которая отсутствует в наше время, любовью к жизни. У меня есть его альбомы, несколько его фильмов.

Прохожая: Фанатом я его не являюсь. Но если при мне поставят его пластинку, я не закричу и не попрошу немедленно убрать. Я не думаю, что вы можете назвать человека подобного Высоцкому. То есть сравнить. Я думаю, нет таких, на кого бы он был похож.

Прохожий: Я слышал его песни, они мне понравились. Хороший человек, хорошие песни.

Прохожая: Слушаю, очень нравится. Он просто герой нашего времени. Очень талантливый и очень честный. Просто жил, делал то, что считал нужным.

Прохожий: У меня в машине лежит 9 кассет Высоцкого, которые я слушаю постоянно. Обидно, что он ушел в столь раннем возрасте. Потому что если бы он сейчас был жив, он бы, я думаю, отразил то, что у нас сейчас происходит. У него все песни несут глубокую смысловую нагрузку. Слушая в десятый раз одну и ту же песню находишь в ней еще больший смысл.

Иван Толстой: Теперь у меня вопрос нашему гостю Андрею Гаврилову. Что вы издали Высоцкого, где это купить?

Андрей Гаврилов: Издано довольно много. Мы старались издавать Высоцкого, во-первых, хронологической серией. Вообще по магазинам вы можете найти какое-то бешеное количество дисков Высоцкого, изданных не только нашей компанией. И для человека, который хочет прийти и понять, а что же за феномен Высоцкий, разобраться практически невозможно. Ему предлагают или концерты, или домашние записи, или студийные записи. Какие-то варианты, в которых очень трудно найти свою линию, свою жилу, то, что тебе может быть интересно. Мне немножко жаль тех, кто захочет понять, что же за феномен Высоцкий, идя через магазины и диски. Мы старались делать эти издания более ли менее логичными. Мы начали хронологическую серию. Эта серия мне дорога тем, что мы очень тщательно отбирали варианты по звуку и по манере исполнения. Не всегда хорошая запись, с точки зрения техники, хороша с точки зрения эмоциональной, с точки рения экспрессии, выразительности. Нам кажется, что мы нашли компромисс между этими двумя требованиями. Все записи подверглись очень аккуратной реставрации и, как показывает опыт, а опыт здесь — это реакция слушателей, судя по всему, нам это удалось, и это то издание, которым мы можем гордиться. Кроме того, нами издавались концерты Высоцкого, как знаменитые концерты типа нью-йоркского, концерта в Торонто, концерта в ДК "Коммуна", концерты большие, концерты, которые известны коллекционерам-любителям, и которые, действительно, отражают творчество Высоцкого того или иного времени. Также нами были изданы и несколько коробок с концертами Высоцкого, которые интересны, может быть, чуть менее, поскольку основные, знаковые концерты были изданы отдельно, но, тем не менее, без которых понять феномен Высоцкого, понять атмосферу, которая царила на его концертах, просто невозможно.

Иван Толстой: Уже текут слюни. Скажете, где касса?

Андрей Гаврилов: Для тех, кто живет в Москве, я советую идти на Горбушку, просто потому, что там дешевле. Иногда приходишь в магазин, видишь свой диск и знаешь его отпускную цену, и глаза становятся квадратными, когда ты видишь ценник, который на него наклеили в магазине. Это что-то немыслимое. Издатели у нас не могут контролировать розничные цены в магазинах и то, что иногда диск в магазинах стоит в 2-3 раза дороже, чем он должен стоить, это явление достаточно распространенное. А жителям других городов я советую в магазины идти, потому что можно купить подделку. Нечто под названием "154-й концерт Высокого" или "Высоцкий, редкие записи", где собран, как говорит молодежь, всякий отстой, то, что ни один уважающий себя издатель просто не может включить в нормальное издание. Нужно посмотреть, нужно послушать качество. Надо просто потратить время. По крайней мере, очень аккуратно относится к названиям "Высоцкий, лучшие песни" или "Золотая коллекция". Лучше купить лишний диск, чем набрать то, что кто-то собрал, пользуясь исключительно своими вкусами. Я говорил с человеком, который на полном серьезе пытался издать все наследие Высоцкого в алфавитном порядке. Вы представляете себе, песни, которые подобраны в алфавитном порядке первых строк, где полный разнобой по всему — и по темам и по настроению, и по годам. Даже страшно себе представить, какой винегрет из этого может получиться.

Иван Толстой: Через два года после смерти Владимира Высоцкого воспоминаниями о дне похорон поделилась актриса Жанна Владимирская. Мы сохранили ее рассказ в том виде, как он передавался на волнах Радио Свобода 23 года назад — в конце июля 82-го.

Жанна Владимирская: В день, когда Володи не стало, я не должна была быть в Москве. И мои друзья были убеждены, что меня нет. И вдруг раздался звонок и мне сказали, что Володя умер. Я потом спрашивала всех, почему позвонили. Они не могли мне ответить, и я думаю, что люди не знали, что делать с этой вестью, они не хотели ее принять, не хотели остаться с ней наедине. Высоцкий, его песни, это уже для нас не было чем-то внешним, это была сама наша жизнь. Расстаться с ней было просто невозможно. Все эти три дня, которые нам надо было прожить до похорон, мы слушали его песни. И что удивительно, когда звучали его смешные песни, мы смеялись. Удержаться от смеха было невозможно. Такова была его творческая сила. Мы плакали и смеялись вперемешку. Но поражало в эти дни другое: когда мы слушали его песни, не покидала мысль о том, что в них он как будто бы предугадывал свою судьбу. Как будто ему было дано знание о ней, какой-то пророческий дар. И именно поэтому, наверное, смерть его не казалась случайной. В ней угадывался какой-то высший смысл, какой-то сознательный шаг, если можно так сказать. Последние годы он жил в бешеном ритме. Его творческая судьба как будто бы вступила в абсолютный резонанс с эпохой, с временем. И когда он выходил перед Гамлетом и пел эти слова Пастернака "Если только можешь, Авва Отче, чашу эту мимо пронеси", то мы, слышавшие его, понимали, что он молит и за себя. И вместе с тем, хотя он и чувствовал по-человечески, чем кончится эта безумная скачка, гонка, он понимал, что остановиться он не может, не имеет права. Он не имеет права сбиваться с шагу. Знаете, в его знаменитой песне "Кони" почему-то никто не обращает внимания на то, что он не только просит "чуть помедленнее кони", но еще их стегает, погоняет. Москва была непривычно пустынная, почти музейная в эти дни. И все-таки властям оказалось не под силу рассчитать, как в этой стерильной Москве, поперек ежедневного дневника олимпиады, с ночи соберется многотысячная толпа. Власти знали, что Высоцкий популярен, но они не догадывались, как много он значит для людей. Может быть, и сами люди не вполне это понимали.

Звучит песня Высоцкого на французском языке.