...Для меня он — Петрович. Так сложилось, что за четверть века знакомства мы прошли достаточно сложный путь взаимоотношений. Возрастные и прочие различия со временем стерлись, оставив главное — чувство искреннего уважения к человеку, который сыграл свою немалую роль в жизни многих людей. В том числе и в моей жизни.

С Сергеем Гулиным мы познакомились осенью 1980-го в клубе самодеятельной песни "Ижик". Среди молодых любителей и ценителей творчества бардов он уже имел свой, устоявшийся и характерный, голос. Лауреат знаменитого Грушинского фестиваля 1978 года, тогда единственный в Ижевске. В те времена цена этому званию была совсем другой, более высокой, чем нынче. Получить его было совсем непросто. Поэт, чьи стихи публиковались в коллективных сборниках и периодике. Журналист, сотрудник одной из лучших "молодежек" страны эпохи застоя — газеты "Комсомолец Удмуртии". Страстный любитель велосипеда, туристских костров и вечный сторож то в музее, то в детском садике — все это Сергей Гулин.

А еще всем была известна его песня о родном городе, популярная и до сих пор:

В городе Ижевске нет большой реки

И не засыпали город наш пески,

Здесь не проходил всемирный фестиваль

И не проживает знаменитый Таль.

И все же, братцы, я навеки с ним,

Люблю не как Москву, не так же точно,

Люблю за то, что он неповторим,

Как каждый человек и каждый почерк.

И еще в Гулине всегда была некая житейская мудрость, не декларируемая явно, но присутствовавшая во всем, что делал этот человек.

Мне кажется, что по своему мироощущению, по характеру творчества Петрович принадлежит к младшему поколению "шестидесятников". В его песнях звучит горечь Галича, лирическая нотка Визбора и Окуджавы, бесшабашность молодого Высоцкого. А замечательные детские песни, прекрасно воспринимаемые в любой аудитории! Не случайно, уже в те годы гулинские песни получили известность в Москве, Питере, Перми, других городах. Не могу не вспомнить здесь Диму Михатуллина, друга КСП "Ижик", инженера одного из столичных космических "ящиков", который часто приезжал в командировки в Ижевск. И почти каждый раз он увозил с собой пленки с песнями Петровича.

Последний снег, ты ростом невелик,

Привык тепла чужого сторониться,

А мне все кажется — ты мой двойник,

Любой из нас понять себя стремится.

Не стало б ссор и не было б обид,

С водой целебной заросли бы раны.

Я ветром времени к земле прибит,

А так хотелось мчаться в океаны.

Это одна из моих любимых песен Петровича того времени. На исходе 1982 года, после смерти, казалось, бессмертного Брежнева, Сергей Гулин написал "Год Кабана":

Не много обещано в год Кабана,

Но ждем перемен, потому что устали,

Спасибо тебе, дорогая страна,

За те идеалы, что высятся на пьедестале.

Все голос имеют, никто не ослеп,

Спасибо, что в Кремль не закрыли ворота,

Спасибо, что цены остались на хлеб,

Спасибо, что вера на уровне прошлого года.

В этой песне, которая сегодня, увы, уже неактуальна, слились воедино ощущения Гулина-поэта и Гулина-человека. Он, действительно, т а к думал, и т а к верил. Мы все чувствовали тогда время неизбежных перемен, но Петрович выразил наши мысли открыто, хотя подобного рода поступки явно не приветствовались власть предержащими в наступившие андроповские "холода".

Еще вспоминаю, как в 1987 году, уже в эпоху гласности и перестройки,"старички" из распавшегося к тому времени "Ижика",собрались вместе, чтобы отметить день рождения Владимира Высоцкого. Наша идея была решена в форме свободного концерта, где каждый из участников выходил на сцену и говорил о своем отношении к Высоцкому. Он тоже присутствовал здесь через фонограммы и слайды, а его место на сцене символизировала гитара.

И был полный зал, и была искренность, и был диалог со зрителями. Но не все получилось так, как задумывалось: хромала режиссура, не все смогли выразить у микрофона, перед публикой, то, что чувствовали в душе. Короче говоря, не выстраивался достойный Высоцкого финал. А без такого финала-катарсиса этот вечер мог превратиться в заурядное мероприятие, чего очень не хотелось. И тогда Петрович, уже выступивший ранее, снова взял гитару и шагнул к рампе. Он спел "Год Кабана" и только что написанную песню:

Моя надежда в латаном пальто

Стоит немая посреди бумаг,

Проходит время тех, кто знает "что",

Приходит время тех, кто знает "как".

Мою надежду враг мой обобрал,

Она имеет виноватый вид.

Тот, кто недавно принародно врал,

Сегодня вряд ли правду говорит.

Песня эта прозвучала впервые и имела потрясающий эффект. Зал буквально замер. У меня лично пошли мурашки по коже. Позже, в сборнике стихов Сергея Гулина "Сторона света", она так и была названа "25 января 1987 года".

Я совсем не случайно стараюсь указывать здесь точные даты тех или иных событий. Петрович никогда не был конъюнктурным поэтом, но часто так получалось, что многие его стихи песни приходились ко времени и к месту.

Многие из журналистов, сегодня работающих в самых разных средствах массовой информации — на радио, в газетах, на телевидении — прошли через школу Гулина-редактора. И, наверное, каждый может сказать свое слово. Я же хочу здесь вспомнить несколько эпизодов о собственном пути к журналистике, к творчеству, где Петрович оказался моим "крестным отцом".

А дело было так. В 1981 году исполнялась первая годовщина со дня смерти Владимира Высоцкого, песнями которого я "болел" очень давно. О нем тогда почти ничего не писали, и пробить любую публикацию, а тем более в провинции, было очень сложно. А написать о нем мне очень хотелось, тем более, что он выступал в Удмуртии незадолго до своей смерти, в 1979 году, и это был как бы официальный повод. Мы поговорили с Петровичем, и он дал "добро": "Пиши, попробуем напечатать". Тогдашний редактор "Комсомольца Удмуртии" Герасим Иванцов находился в отпуске, Петрович оставался за главного и это было в его власти.

Как я писал эту статью, помню до сих пор. Не было ни опыта, ни умения: я знал, о чем писать, но совершенно не знал — как. Мучился, рвал уже написанное, в общем, проходил через "творческие муки". А время поджимало. В конце концов, решил для себя: "Или напишу сегодня, или не напишу вообще". Написал, как сложилось: неумело, но искренне.

На следующий день, с пачкой вкривь и вкось исписанных страниц, пришел к Петровичу. Он попросил меня прочесть это вслух, а потом сказал: "Знаешь, я все чувствую примерно так же, но придется сокращать". Помню, я ляпнул тогда какую-то дурацкую фразу, извинительную по молодости, типа: "Сокращай, как хочешь, но здесь моя душа".

И вот через несколько дней моя первая статья, скорее, даже заметка, набранная петитом, была напечатана. Она называлась "Он был чистого слога слуга". Там же было фото Высоцкого и два его стихотворения. Повторяю, для провинциальной газеты это было много. И публикация эта разошлась по стране, имела свой резонанс, а для меня послужила хорошим стимулом в дальнейшем.

Но, главное, читая свой опус на газетной полосе, я понял, что Петрович очень тактично подошел к первому опыту молодого автора. Практически ничего не меняя по сути, он несколькими штрихами, незаметно, сделал из этого, достаточно "сырого" материала, вполне читабельную вещь. Таким был для меня первый урок Гулина-редактора.

После этого случая три года ничего не писал, а потом снова ощутил внутреннюю потребность и родилась статья о военных песнях Высоцкого. Ее я, конечно же, принес Петровичу. И она была напечатана вместе с несколькими стихотворениями поэта на военную тему, которые были опубликованы впервые. Это был уже достаточно серьезный, полосный, материал, который вызвал интерес высоцковедов по всей стране. Здесь я хочу сказать не о собственных заслугах, а о позиции газеты и ее редактора Сергея Гулина. Позже, уже во времена перестройки, мы опубликовали в "Комсомольце Удмуртии" еще несколько стихотворений Владимира Высоцкого. И снова это была первопубликация, причем представленные тексты считались острыми даже для того времени. Наверное, "пробивать" их Петровичу было нелегко, но здесь уже начиналась его редакторская принципиальность: ради интересов газеты Гулин часто шел на конфликт с цензурным начальством.

Сегодня, кстати, эти первопубликации стихов Высоцкого, как и многие другие материалы о нем, напечатанные в "Комсомольце Удмуртии", занимают свое достойное место в серьезных библиографических каталогах и исследованиях о поэте и певце.

А был еще такой случай, для меня очень показательный и дорогой чисто по-человечески. К тому времени я уже печатался не только в Ижевске, но и в других городах. И вот в 1988 году написал статью о судьбе и песнях опального барда и драматурга Александра Галича. Он тогда был запрещенной фигурой, причем запрещенной строго-настрого и на всех уровнях, входил в так называемый "черный список". Статью эту я намеревался отдать в "молодежку" города Горького, ныне Нижнего Новгорода, где у меня были знакомые и где порядки царили более либеральные.

В тот день мы встретились втроем: я, Петрович и наш общий друг — поэт и журналист — Лев Роднов. Показал им только что написанную статью, но честно предупредил: "Петрович, это в "Комсомолец" не отдам. Вещь абсолютно непроходная в плане цензуры, хватит с тебя и своих неприятностей".

А надо сказать, что Сергей Гулин — редактор и человек — всегда был раздражающей личностью для двух обкомов: партии и комсомола. Еще бы: коммунист, член бюро обкома ВЛКСМ, боец, так сказать, идеологического фронта, ездит на велосипеде, подрабатывает сторожем, поет песенки под гитару, в газете позволяет себе и другим слишком много. Едва ли был еще один такой редактор в стране победившего социализма времен демократии и гласности. В общем, Петрович постоянно носил на себе несколько выговоров по партийной линии и был на грани вылета с должности. Тогда, кстати, пел он такую ироническую песенку:

Пицунда. Море. Пляж. Сосна, сезон, песок.

За мысом катерок, осводовцы в засаде.

Я думаю, меня спасать вам не резон,

Заслуженных писателей спасайте.

Прочитав статью о Галиче, Петрович сказал: "Я ее беру, мы это напечатаем в "КУ". Конечно, я с радостью согласился, хотя мы оба прекрасно понимали меру риска. Обговорили некоторые детали, еще я отдал для газеты фотографию Галича и два стихотворения, на этот раз достаточно безобидных: только бы прошло, только бы не "зарубили". Был даже назначен день публикации.

Все шло хорошо и вот накануне, когда номер уже был готов к печати, вдруг звонит Петрович: "Давай все, какие есть, упоминания о Галиче в советской прессе. Цензура против публикации, будем бороться, но, похоже, дело плохо".

Поскольку такие, даже самые мелкие, упоминания запрещенного имени можно было пересчитать по пальцам, много времени у меня это не заняло, хотя внутренне я уже был готов к неизбежному провалу.

Статья "Судьба и песни Александра Галича" вышла в свет 9 апреля 1988 года. Скажу без ложной скромности, что это была самая первая публикация о Галиче такого объема вообще в СССР. Знаменитая статья критика и литературоведа Ст. Рассадина в журнале "Октябрь", с которой, собственно, и начался процесс возвращения к читателю и слушателю Александра Галича, появилась тоже в апреле, но все-таки позже. Таким образом, мы оказались здесь "впереди планеты всей".

Петрович потом рассказывал, что ради выхода этой статьи он выложил партбилет на стол. Буквально так и сказал цензору: "Я, как коммунист и редактор, отвечаю за то, что печатается в газете. Покажите, где здесь нарушается государственная тайна?"

Месяца два спустя эта статья один к одному была перепечатана куйбышевской "молодежкой" "Волжский комсомолец". Факт сам по себе примечательный еще и тем, что это город, где очень сильны бардовские традиции и наверняка у них нашелся бы и свой собственный автор. Это была уже наша общая победа: автора, редактора и газеты.

А через полгода, когда реабилитация Галича шла уже полным ходом и все готовились отметить его 70-летие, в "Комсомольце Удмуртии" была напечатана большая подборка стихов Галича. И опять это было впервые. Как и в случае с публикациями Высоцкого, здесь можно говорить о приоритете чисто научном, литературоведческом. А кроме того, думаю, что эти публикации находили отклик среди читателей, пробуждали интерес к поэзии, к жанру авторской песни. И, кстати, в том, что этот жанр сегодня еще жив в Ижевске и республике, есть заслуга и Сергея Гулина. Ведь он до сих пор не изменил своей семиструнной гитаре, хотя многие давно перешли на "крутые" шести— и двенадцатиструнки иностранного производства.

И еще не могу не сказать здесь несколько слов о Гулине, так сказать, общественном человеке. За последние пятнадцать лет Петрович был и депутатом Верховного Совета Удмуртии, и ведущим телевизионных программ, пробовал себя в разных областях не только творчества, но и в более приземленных сферах. Об этом пусть расскажут те, кто был с ним рядом и наблюдал, так сказать, процесс изнутри.

Для меня же очень важным остается факт, о котором сегодня мало кто помнит, а кто помнит, старается не вспоминать. Ведь два с половиной года Ижевск носил имя Дмитрия Федоровича Устинова. Новое название прививалось почти что силовыми методами: были упразднены любые даты, события и факты, требовавшие упоминания "Ижевск" или "ижевский". Едва не отменили даже столь популярные соревнования по биатлону "Ижевская винтовка", а любимые горожанами "пирожки по-ижевски" чуть было не переименовали в "пирожки по-устиновски".

И все-таки новое название никак не приживалось, даже строгие дикторы радио и телевидения нет-нет да и сбивались с бойкого ритма славословий в адрес Дмитрия Федоровича и по привычке произносили "Ижевск". А среди горожан, особенно молодежи, тем временем получили второе рождение песни Сергея Гулина о родном городе. Кроме цитировавшейся вначале "В городе Ижевске нет большой реки...", есть у него и такая песня, менее известная сегодня:

Я иду по городу Ижевску,

Слышу стук сапог под звон гитар,

В райвоенкомате мне повесточку-повестку

Подписал военный комиссар.

Я иду по городу Ижевску,

Думаю, шагаю по Москве,

Оставляю в городе Ижевске невесту,

А в столице, может, даже две.

А вот эту песню очень часто просят спеть на фестивалях и концертах, особенно в других городах, может быть, завидуя тому, что про их родной город подобной песни нет. Эту шутку когда-то, очень давно, сочинили Сергей Гулин и Олег Хлебников, наш земляк, ныне известный российский поэт, москвич по месту прописки. Постараюсь здесь привести по памяти хотя бы несколько строчек:

В городе Ижевске Пушкин не родился,

Петр Ильич Чайковский только рядом жил,

И вообще наш город ничем не отличился,

Видно, бог на город что-то положил.

А точнее: ружья и автомобили,

Радиоприемики, мотоциклы "ИЖ"...

В городе Ижевске дали голубые,

Галя Кулакова ходит здесь без лыж.

Так вот, возвращаясь к теме обратного переименования Устинова в Ижевск, хочу напомнить, что у истоков этой нелегкой кампании стояли Сергей Гулин и газета "Комсомолец Удмуртии". Думаю, что когда-нибудь перипетиями этой борьбы всерьез заинтересуются историки и краеведы. Кстати, недавно в своем архиве я обнаружил так называемую "Хронику событий, связанных с переименованием Ижевска". Как бы там ни было, но 19 июня 1987 года привычное название было возвращено столице Удмуртии. И это был прецедент, благодаря которому потом были переименованы города Брежнев, Андропов, Калинин.

В моей фонотеке случайно оказался подарок и сюрприз для Петровича. Это его песня "Ах, мой город на холмах...". Сам автор утверждал, что этот текст у него не сохранился, а та фонограмма вообще единственная.

А история этой записи такова. Осенью 1987 года мы с моим другом Сережей Жилиным решили пригласить Петровича в гости, посидеть, поговорить за жизнь, попеть песен и записать их на магнитофон. Все так и получилось, и посидели мы хорошо. А было это во времена объявленной Горбачевым смертельной борьбы с пьянством и алкоголизмом. Смертельной, кстати, в прямом смысле слова: народ давился в очередях за водкой. Мы же решили не рисковать и потому сидели под напиток домашнего приготовления, так называемую "Грушевку". И получился прекрасный вечер, который и сегодня, несмотря на технические несовершенства записи, несет эффект присутствия доброты и ощущения молодости "посидельцев". Петрович тогда спел много песен, а начал вот с этой, она так и осталась на магнитофонной ленте:

Ах, мой город на холмах,

Ах, история в домах,

Не творится, а двоится,

Задыхается впотьмах

В бронированных томах.

Или кто-то не велит,

Сам историю кроит?

Кто творит ее — не пишет,

А кто пишет — не творит.

...Эти, во многом субъективные заметки, были написаны к пятидесятилетию Сергея Гулина. Прошло несколько лет и Петрович включил стихотворение "Ах, мой город на холмах..." в свой новый сборник "Домашний концерт", который и подарил мне с теплой дарственной надписью. Я же и сегодня готов повторить слова, сказанные тогда: "Будь здоров, Петрович! Добра тебе, спасибо, что живой!"

АЛЕКСЕЙ КРАСНОПЕРОВ

апрель 2001 года — октябрь 2006 года