Когда в сентябре прошлого года в Германии умер Владимир Ланцберг, его смерть осталась практически незамеченной ни средствами массовой информации, ни его почитателями, что куда горше. Я сам узнал об этом только потому, что услышал сообщение по радио "Эхо Москвы". И его смерть стала для меня лично еще одной потерей в череде неизбежных потерь. А если говорить о жанре авторской песни в целом, то, конечно, заслуги Владимира Ланцберга здесь велики, и прежде всего не как автора песен, а как теоретика и практика бардовского движения.

К песням и стихам Володи у меня всегда было однозначное отношение: это — не мое. И я это свое мнение никогда не скрывал ни среди КСП-шников, ни перед самим Ланцбергом. То есть Ланцберг-человек был мне значительно интереснее, чем Ланцберг-художник. Услышь я его песни сегодня, может быть, я бы отнесся к ним по-другому и стал завзятым его почитателем, как многие другие, но этого не произошло. А почему — я попытаюсь объяснить.

А так мы с ним были знакомы с 1981 года. Не дружили, не приятельствовали, сталкивались в основном на концертах и по чисто КСП-шным делам, но личных встреч было немного. О некоторых я постараюсь рассказать, а вообще в Ижевске у него были более близкие люди, например, Виталий Ураков, Юля Рубинштейн или мой однофамилец, трагически погибший в 1994 году по дороге на Грушинский фестиваль, автор песен и руководитель клуба "Дилетанты" Саша Красноперов.

За двадцать пять лет Владимир Ланцберг был в Ижевске, наверное, столько же раз, если не больше. Он выступал практически во всех наших КСП и на всех площадках города. И у него был свой постоянный, пусть и относительно небольшой, круг зрителей, что очень важно для любого автора.

А первый такой приезд состоялся в марте 1980 года по приглашению КСП "Ижик". Концерты проходили в ДК "Металлург" и я пришел туда как простой зритель, еще не зная ни автора из Саратова Владимира Ланцберга, ни того, что через полгода я сам окажусь среди членов этого клуба, ни того, что всю дальнейшую жизнь стану заниматься авторской песней...

Володе Ланцбергу тогда было всего тридцать два года, но выглядел он старше, как мне показалось, и главное — не обладал, по моим тогдашним максималистским понятиям, никакими вокальными, голосовыми и артистическими возможностями. Просто вышел на сцену человек и стал негромко петь свои песенки и рассказывать о своей же жизни, приглашая к разговору всех присутствующих. Это было в большом зале ДК и народу было много, что вообще характерно для тех лет.

Володя пел песни, в том числе и на стихи других поэтов, но не просто так, а выстраивая некую внутреннюю философию концерта, точнее своего видения мира. И вот эта философия меня как-то не задевала, не дергала по нервам. Еще может быть и потому, что Ланцберг тогда активно занимался педагогикой, коммунарским движением, и много говорил об этом. А мне вся эта идейность приелась еще в школе, чуть ли не четвертого класса, когда нас приняли в пионеры и нашему отряду присвоили имя только что состоявшегося Двадцать Четвертого Съезда КПСС, а соседнему — имя Юрия Гагарина. И, помню, мы страшно обиделись, не соглашались, просили сделать наоборот, никто на наши детские вопли, конечно, не обратил внимания, но партию и правительство мы не любили уже тогда. И авторскую песню я ценил тогда, как и сейчас, прежде всего за вольномыслие и хорошую поэзию. И очень важной составляющей было наличие в песне некоего активного действия, сюжета и резонансного настроения. Как, например, в песнях тогда еще живого и горячо мной любимого Владимира Семеновича Высоцкого.

Здесь же ничего подобного не было, хотя две песни с того, первого, концерта мне запомнились. Это:

Я оставлю тебе

эхо лестницы, шорох перил,

свой звонок в коридоре,

несмелый, смешной и короткий,

полутемный подъезд,

что впервые нам дверь отворил,

и стихи о любви

на клочке папиросной коробки.

И вторая песня,"Зеленый поезд":

Слепой закат догорел и замер,

и вновь, худобу кляня свою,

зеленый поезд виляет задом,

а я с моста на него плюю.

Ему — на север, а мне — налево,

и чертыхаюсь я каждый день,

что держит дома меня холера,

а может, дело, а может, лень.

В них присутствовали и гражданственность, что совсем не является синонимом идейности, и чувство самоиронии, что всегда привлекательно в любом виде творчества. Позже появилось у меня еще несколько любимых песен Ланцберга, точнее, Берга, как мы привыкли его звать, но их можно пересчитать по пальцам.

А второй концерт состоялся на следующий день в так называемом Малом зале ДК, менее комфортабельном, где зрителей было поменьше. И вот тут Володя Ланцберг потряс меня настолько, что это ощущение я прекрасно помню и сегодня. Он сказал буквально следующее: "Вот вчера я пел свои основные песни, а сегодня я буду петь песни не основные, которых у меня штук двести". В этом была, на мой тогдашний взгляд, некая выпендрежность, несерьезное отношение к собственному творчеству. А во-вторых, я подумал: "Парень, если у тебя двести песен только второго уровня, то сколько же ты вообще успел написать?" Ведь бардовская песня в те годы — если ты рискуешь выносить ее на зрителя — это кусок души, кусок нервов, по большому счету — кусок жизни. Правда, тут же Володя добавил, что первую песню он сочинил в семилетнем возрасте на стихи детского поэта Якова Акима. И это тоже было для меня странным, потому что обычно авторы стараются избегать таких моментов в своих выступлениях, а тем более акцентировать на них внимание. Наверное в его словах было что-то, чего я не уловил, отчасти из-за того, что с дикцией у Ланцберга всегда были проблемы, но я воспринял их именно так и не стыжусь в этом признаться.

Второй раз Владимир Ланцберг приехал в Ижевск в ноябре или декабре 1981 года. Я тогда уже был активным членом "Ижика" и, помню, что мне позвонила Галя Обухова и сказала: "Ночью приехал Ланцберг, он сейчас там-то и там-то, отдыхает, а вообще делать ему до концерта нечего, тем более погода мерзкая, так что сходи, пообщайся, поговори с человеком, помоги, так сказать, скоротать время. Тем более, что ты там рядом живешь". Действительно, жил я неподалеку и я поперся на известную мне квартиру прямо тут же, а телефоны тогда были еще не у всех и я невольно оказался в роли нежданного гостя. Во всяком случае, Ланцберга я разбудил, это точно, и поначалу возникла некоторая неловкость, как это и бывает в таких случаях. Но это быстро прошло, мы познакомились, и целый день разговаривали на какие-то темы, не обязательно связанные с КСП, и вот тогда Володя открылся мне совершенно с другой стороны, именно как человек нестандартный, думающий, пытающийся максимально самореализоваться в непростых условиях нашей жизни. Я его что называется зауважал.

Правда, до вечера мы не досидели, мне нужно было встретить знакомых ребят из Чайковского, которые приехали специально на концерт Ланцберга, и я ушел раньше. Но вечером мы уже встретились нормально, как люди, имеющие нечто общее только для двоих. Все это я говорю при том, что Володя был чрезвычайно контактным человеком, неприхотливым в быту и удобствах, а его принципиальный отказ брать деньги, пусть даже такие небольшие, какие могли заплатить КСП, известен всей стране.

Не помню, в этот приезд или в следующий, Ланцбергу пришлось выступать не в "Металлурге", где базировался "Ижик",и где к нам относились хорошо, а в зале ДК "Машиностроитель",и там возникли какие-то проблемы с дирекцией, мы слегка даже полаялись с директором ДК, но все обошлось. Мы — это не я и Ланцберг, а те, кто отвечал за организацию концерта. Володя об этом ничего не знал и выступил, как всегда, на своем уровне. Но здесь для меня проблемы дикции или, скажем, владения гитарой, уже не имели никакого значения. Ланцберг не стал моим автором, но стал единомышленником.

Повторяю, что у него была масса почитателей, истинных ценителей, в разных городах, и другие могут с чем-то соглашаться или не соглашаться, но я стараюсь писать о своих личных впечатлениях, по возможности не давая фактам сегодняшнюю оценку, а сохраняя ретроспективность момента.

Хорошо помню зато, что зимой 1983 или 1984 года, когда клуб стал распадаться, делиться на группы, искать какие-то новые формы работы, не всегда четко понимая, чего же он хочет, Володя Ланцберг приехал в Ижевск не просто с концертами, а как живой спасательный круг для тонущих "ижиков". И дня три он возился с нами, устраивал какие-то семинары, беседы, анкетирование, то есть пытался нас как-то примирить, ему очень хотелось, чтобы наш клуб продолжал жить. Попутно он, конечно, пробовал на нас свои педагогические методики, потому что уже перебрался из Саратова в Туапсе и педагогика стала его хлебом насущным.

Позже Володя Ланцберг бывал в Ижевске неоднократно, но я приходил на его концерты не всегда, а по возможности, поэтому каких-то особых воспоминаний и нет. Все эти годы я о нем ничего не писал, за исключением единственного раза, когда Володя приехал по приглашению КСП "Колесо", который базировался в Ижевском механическом институте. Было это примерно в 1987-88 году и вот для их многотиражки "Механик" я написал небольшую статью, где попытался сформулировать свое отношение к творчеству Ланцберга-барда. Не знаю, видел ли он ее тогда и как оценил, но приведу здесь пару фрагментов, которые, на мой взгляд, уместны и сегодня:

"...Ланцберг-человек гораздо интереснее, сложнее и глубже, чем Ланцберг-художник. Его песни рассчитаны на некий переходный возраст, то есть хороши до определенного момента, а после серьезно уже не воспринимаются. Зато постоянно подрастают новые благодарные слушатели...

Ланцберга одинаково трудно слушать на концерте и с магнитофона. Отсутствует практически все: сильная поэзия, запоминающаяся манера исполнения, яркая музыкальная форма. Присутствует твердая убежденность в правоте своего дела, своей идеи, своих принципов. Что, видимо, и является движущей силой популярности Владимира Ланцберга".

В последнее время концерты Володи в Ижевске организовывал мой хороший знакомый Сергей Решетников, пришедший в авторскую песню через туризм, походы, костры и ему Ланцберг был ближе по творчеству. В апреле 1995 года такой концерт состоялся в Гуманитарном лицее, которым руководит Михаил Черемных, который знает и помнит Ланцберга со своих школьных лет, когда только пришел в КСП "Ижик". Я на этом концерте не был, потому что только что закончился бардовский фестиваль, посвященный 50-летию Победы, и на него я приглашал Вадима Егорова, которого мы чуть ли не накануне проводили.

А самая последняя наша личная встреча с Володей случилась 24 октября 1996 года. И вот по какому поводу. Я был одним из организаторов фестиваля авторской песни "Игерман" и под его впечатлением появилась такая идея, сделать что-то вроде школы ижевских бардов, которую потом реализовал в форме концертов Лев Роднов. Как раз в этот момент Ланцберг оказался в городе и я попросил все того же Сергея Решетникова устроить мне такую встречу, чтобы поговорить о проблемах жанра авторской песни. Мы встретились и примерно полчаса поговорили об этом под запись на диктофон. Среди прочего Володя высказал свой, очень интересный взгляд на песню вообще, и на творчество Высоцкого в частности. А оставшиеся полчаса мы просто посидели на кухне под чаек и поговорили за жизнь. У меня тогда было не все гладко, да и ему наверняка было нелегко, потому что альтруизма поубавилось и, как это ни банально сейчас звучит, всегда романтичный Володя Ланцберг сильно постарел и было в нем что-то от библейских старцев. Но это о внешности, а духом он, слава Богу, не постарел.

Заочный и прощальный, как оказалось, привет я получил от Володи Ланцберга в начале 1997 года. У него только что вышла книга "Условный знак" и оказавшись с концертом в поселке Игра, который устроил в ДК нефтяников мой друг Виктор Лобанцев, Володя передал несколько экземпляров в Ижевск для близких знакомых. Мне он надписал свою книгу просто: "Леше Красноперову — от всей души! Ланцберг. 14.01.97."

Больше мы не встречались, потому что я уезжал, возвращался, снова уезжал, в общем, было не до песен. Если всерьез поискать, то найдутся и фотографии и записи ижевских концертов Ланцберга, точно знаю, что несколько их есть у меня, может быть, они когда-нибудь и пригодятся, если кто-то соберется всерьез изучать творчество Владимира Ланцберга...

АЛЕКСЕЙ КРАСНОПЕРОВ

29 августа 2006 года