(разговор с Дмитрием Антоновичем и Дмитрием Степановичем)

Дмитрий Антонович Сухарев в российской поэзии и в порожденном ею жанре поющейся поэзии — личность без всяких преувеличений уникальная. Понятно, что такого института, как поэты-песенники, в бардовском жанре нет по определению, поскольку там-то уж точно все песенники. Кстати, в свое время (увы, не в наше) в этом цехе работали замечательные поэты. Другое дело, что определенная заданность, необходимость писать на заказ и на вкусы аудитории не могла не сказаться на их творчестве. Потому и возникла бардовская песня как жанр, что появилась у поэтов потребность писать и петь то, что важно для самого себя и только, без всякой оглядки на чьи-то вкусы. Все равно аудитория сформируется из тех, кому это интересно. Так появились классические барды-поэты, поющие свою поэзию с музыкой, заложенной в стихи изначально самим автором. К ним-то Сухарев как раз и не относится, хотя старожилы биофака МГУ помнят, что в былые времена Дмитрий, тогда еще не Антонович, пел "биофаковские" песни со своей собственной мелодией. Но это все грехи очень ранней молодости. В русскую поэзию Сухарев пришел всерьез уже со своей первой книгов стихов "Дань". И в конце 60-х никто из литературоведов, снисходительно похлопывающих бардов по плечу, вот мол какая у нас талантливая самодеятельность, делать это по отношению к биологу Сухареву не осмеливался. Конечно же он поэт, поэт серьезный, яркий и значительный. Но родство душ – понятие странное, трудно формулируемое. И очевидно, по этому самому родству барды –композиторы наперебой начинают писать песни на Сухаревские стихи. Сколько поэтов былo озвученo в музыке, от Баратынского до Иртеньева! Но к кому еще так часто и столь удачно как к Сухареву обращались музыканты? Сергей Никитин и Виктор Берковский, Александр Суханов и Вадим Мищук создали на его стихи песни, давно уже ставшие классикой. Вспомним хотя бы Никитинские "Брич-Мулла", "Две женщины", "Напоследок дурацкий круиз" или из оставленного Виктором Берковским "Вспомните ребята", "Альма матер", "О, сладкий миг". В проект "Песни нашего века" вошли 10 песен на стихи Сухарева. Продолжают ли стихи, вышедшие из под пера, принадлежать поэту? Доволен ли он сам таким вторжением музыки в его поэтическую судьбу? О непростых и не всегда идиллических отношениях стихов и песен наш разговор с поэтом, лауреатом Государственной премии имени Б.Окуджавы, составителем антологии авторской песни Дмитрием Сухаревым.

— Известно, что многие поэты весьма скептически относятся к попыткам петь серьезную поэзию. Кто-то, как например, А. Кушнер, воспринимает это очень агрессивно. Поэзия, мол, не нуждается в этих украшательствах. Кто-то спокойно, но без энтузиазма: "ну куда от них денешься". После того, как столько Ваших стихов перепето, спрашивать, как Вы к этому относитесь, было бы глупо...

— Ну, почему же обязательно "глупо"? Кушнера сколько ни пой, он останется при мнении, что "музыка стихов" самодостаточна и не нуждается в "музыке музыки". Такая позиция заслуживает внимания и уважения. Вообще-то, всё это – давние споры, они велись задолго до рождения бардовской песни. Кому интересно, рекомендую статью А. Махова, которая появилась недавно в журнале "Вопросы литературы" (сентябрь-октябрь 2005). Какие страсти кипели! Сколько дров, оказывается, наломано еще в 19 веке! Свое отношение к пению поэзии я бы затруднился выразить двумя словами. Расскажу лучше историю. Однажды мы работали на острове Путятин, это Японское море. И вот мой коллега, рижанин, сцепился с хозяйкой дома. Она утверждала, что на Западе клопов пруд пруди. Рижанин, стиснув зубы, тихо повторял: "На Западе клопов нет!" Спор иссяк, когда обнаружилось, что под Западом наша хозяйка подразумевала Свердловскую область, где ей довелось погостить. Так и с поэзией. Мы с вами знаем, кого в авторской песне называют поэтами (поющими поэтами). От иных, если их не петь, и вовсе ничего не останется. Что касается собственно поэтов, наверное хорошо, что их поют. Во-первых, как-никак люди приобщаются к стихам, уже польза. А главное – ведь иногда получаются совершенно замечательные результаты. Любимые бардовские песни всегда со мной, при мне, во мне. Одна настоящая удача оправдывает сотни неудачных попыток. Я, однако, далек от радикализма и открыт аргументам обеих сторон. Именно поэтому мой только что появившийся альбом так и называется – "Аргументы и артефакты". Там на двух плотно засеянных дисках я читаю свои стихи и их же поют наши славные барды. Иногда одно и то же стихотворение дается в двух или даже в трех музыкальных решениях. Слушателю альбома дана, таким образом, возможность самому судить, в какой форме стихи полноценней и можно ли из этого частного опыта вывести общее правило.

— Но чувствуете ли Вы сами, что стихи спетые что-то теряют, становятся легковеснее; не кажется ли что они изменяются, нет ли мысли "я не это писал"?

—Такая мысль иногда приходит в голову. Но все-таки нечасто. Вот, кстати, недавний случай. Александр Дулов решил, что для альбома, о котором я сейчас говорил, он должен перезаписать свою музыкальную версию стихотворения "А мне красться не судьба". В ходе записи Дулов обстоятельно рассказал, как он понимает стихотворение. Я был поражен. Ничего общего с тем, что вкладывалось мною! Но тут я сам виноват: стихотворение чересчур непрозрачно.

— В песенном варианте к стихам приходит гораздо большая популярность. Но ведь все мы человеки, и здесь есть свои подводные камни. Для большинства слушающих "Брич-Мулла" — это конечно же Никитин; "Альма-Матер" или "И когда над ними грянул смертный гром" — естественно, Берковский. Я знаю замечательного исполнителя, поющего "А мне красться не судьба". Так вот о том, что это стихи Сухарева, он сам узнал после двух лет ее исполнения. Может ли быть присуще поэту такое естественное человеческое качество как обида?

— Да, обидно бывает. Особенно от хамства. В недавней телепередаче, посвященной памяти В.С.Берковского, даже светловская "Гренада" (любимое стихотворение Марины Цветаевой!) была подана так, будто никто, кроме Виктора Семеновича, не имеет отношения к авторству этой вещи. Что уж тут говорить о Сухареве. Напомню, однако, что в народе песни на стихи Некрасова, Есенина, Фатьянова считаются песнями Некрасова, Есенина, Фатьянова безотносительно к авторам музыки. То есть, несправедливость бывает и обратного рода. Наверное, оптимальный вариант, это когда мы, человеки, стараемся быть справедливыми.

— Дмитрий Антонович, то, что Вы делаете, это поэзия в ее классическом понимании. Но после стольких лет сотрудничества с музыкантами, причем выдающимися, меняется ли техника и подход к самому созданию стиха? Не происходит ли своеобразная прикидка, а как это может быть спето?

— Вопрос интересный, мне об этом не доводилось задумываться. Пожалуй, благодаря сотрудничеству с музыкантами техника стиха стала у меня изощренней. Например, появились стихи, которые спеть можно (и я знаю, как), а прочитать с листа нельзя. Такое случалось в работе над мюзиклами, и тогда приходилось давать композитору не только стихотворный текст, но и запись его ритмического рисунка (аудио или нотную).

— Ну вот и о мюзиклах. Вы ведь не только один из наиболее известных и востребованных российских поэтов. Вы авторитетный ученый, доктор биологических наук. И вдруг, два мюзикла по Чехову и Островскому. Поставили на пуанты Полищук и заставили петь Филозова. И чего еще можно от Вас ожидать?

— Все-таки не вдруг. До "авторитетного ученого" и до серьезного отношения к своим стихам я был вполне нормальным молодым человеком, который в раннем аспирантском возрасте запойно участвовал в театральной самодеятельности биофака как исполнитель небольших ролей и сочинитель текстов, в том числе песенных. Песенки не раз сочинял вместе с мелодией, чего уже давно не делаю. Будучи в образе, мог станцевать канкан (вне сцены всегда панически боялся танцев). Короче говоря, музыкальные спектакли присутствовали в моей жизни изначально и постоянно, их было не два, а существенно больше.

Чего можно ожидать от человека, которому за 75? Сам я порадовался тому, как легко и желанно в 2003 году написалась вдруг проза. Назвав эту вещь "Все свои", я зациклил жизненный круг: так называлась моя песенка, давшая название первому биофаковскому театральному обозрению, это был 1953 год. Новые "Все свои", написанные в манере лирического абсурда, сложились на одном дыхании, тут же напечатались в "Иерусалимском журнале". Накануне Нового 2006 года "Все свои" вышли книжкой. Означают ли эти события, что я перешел на прозу? Пока не знаю.

Когда студент мехмата МГУ Дмитрий Степанович Богданов пришел в агитбригаду биофака (математики и биологи тогда очень дружили), Дмитрий Сухарев уже был признанным поэтом, автором трех поэтических сборников. Но с поющими биологами связи не порывал и именно там познакомился с ансамблем ЖМАНС. Это миленькое название расшифровывалось довольно просто –Женско Мужской ансамбль. В нем то и начали петь вместе Дмитрий Богданов и Ольга Муратова. И из этого самого ЖМАНСа родился потом ставший широко известным ансамбль "Скай". Еще там, в Скае, Дима и Оля перепели почти все Сухаревские стихи под музыку Никитина, Берковского, Шангин-Березовского. Тогда и началось творческое сотрудничество Богданова с Виктором Берковским, продолжавшееся более 15 лет. И естественно об этом был первый вопрос.

— Дима, давай договоримcя: то, что я скажу — совсем не грубая лесть. Ты -высочайшего класса музыкант, исполнитель, аранжировщик. Ты столько лет проработал с Берковским. Не было ли это ущемлением своего собственного творчества? Не считаешь ли, что-то упущенным?

— Во-первых, общение и работа с Виктором Семеновичем – это огромная школа, творческая и жизненная. Именно работая с ним, я рос как "музыкант, исполнитель, аранжировщик". У меня всегда хватало трезвой самооценки. Я понимал, что Берковский – самородок, если не сказать – музыкальный гений. И то, что я участвую в его творческом процессе – это удача, пусть даже и, возможно, заслуженная моими скромными талантами и трудом. Добавим неимоверный магнетизм личности Берковского, большой круг общения ярких, творческих, просто очень знаменитых личностей, в который я был вовлечен благодаря дружбе с Виктором Семеновичем. Сейчас в концертах с Дмитрием Сухаревым моя творческая наглость доходит до того, что я исполняю собственные песни наряду с гениальными песнями Берковского. И еще об упущенном: я ведь не бросил основной специальности математика-программиста, а там тоже есть чем заняться. Все же пение песен для меня хоть и очень важная часть жизни, но не единственная.

— После сотрудничества с выдающимся композитором, каким несомненно был Берковский, сотрудничество с Д. А. Сухаревым. Поэт огромного масштаба, но все-таки только поэт. Не чувствуешь ли ты себя в этом тандеме неким музыкальным диктатором? Как я понимаю, здесь все решения за тобой.

— Во-первых, из меня диктатор – как из моей жены боксер. А в-главных, Дмитрий Антонович – человек необычайно музыкально одаренный, тонко чувствующий музыку, и его мнение очень важно для меня, особенно когда я пою собственные песни на его стихи. А еще мы с Олей Муратовой, с ансамблем Скаем и в проекте Андрея Сажина "Песни биофака", исполняли и продолжаем исполнять песни Сухарева с его собственной музыкой.

— Для широкой публики ты всегда человек команды: ансамбль Скай, дуэт с Берковским, программы с Сухаревым и, наконец, проект "Песни нашего Века". Но для тех, кто был ко всему этому поближе, хорошо известно, как много в этих командах было завязано на тебе. Что это, черта характера — быть в команде? Тебе так удобнее творчески как музыканту, или это личностное качество?

— Да, это скорее свойство характера. Я с возрастом обнаружил, что обладаю неким качеством, которое мне всегда казалось совершенно естественным, а теперь выясняется, что его отсутствие – нередкость в современных реалиях. Я люблю радоваться успехам коллег. И как продолжение этой радости, мне хочется делать что-то вместе с ними. А уж если я сам могу что-то предложить, то из этого может и родиться что-то интересное для всех.

— "Песни века". Проект скорее умер или живет? Что с ним происходит?

— Проект безусловно жив. Мы продолжили серию дисков, теперь уже персонифицированных, посвященных творчеству конкретных авторов. Лично для меня был тяжелый период, связанный с уходом Лиды Чебоксаровой. Я и сейчас полагаю, что ее очень не хватает в коллективе и творчески, и сценически, и человечески. Еще раньше Леня Сергеев стал главным "Фитилем" и не смог совмещать. Его тоже сильно не хватает. Но мы ищем новые "пути и формы творчества". На сегодня ситуация такова: в коллектив пришел Толя Колмыков, вернулся Леша Иващенко. Нас сильно сплотила смерть Виктора Семеновича. Мы записали диск его песен. В работе активно участвовал Сергей Никитин. Мне кажется, диск получился неплохим. Есть что-то, с чем я не согласен, но я думаю, в целом В. С. этим диском остался бы доволен. Сейчас мы много гастролируем в России с программами по песням Окуджавы и Берковского. Надеюсь, приедем с ними и в Америку еще в этом году. Ну а сейчас мы с Дмитрием Сухаревым и Ольгой Муратовой собираемся показать Вам нашу программу, составленную из стихов, песен и, частично, спектаклей, написанных Дмитрием Антоновичем. Итак, до встречи.