Александру Галичу опять не повезло

У каждого поэта есть строки-эмблемы. Узнав, что в заголовок вступительной статьи к первому претендующему на научность изданию стихов Александра Галича вынесена цитата, а за ним следует два эпиграфа, "источники" угадает всякий. Ну да, Началось все дело с песенки... И вот она эта книжка, / Не в будущем, в этом веке... Те, кто выбраны, те и судьи?! / Я не выбран. Но я судья. Что ж, В. Бетаки, подготовивший "Стихотворения и поэмы" для Большой серии "Новой библиотеки поэта", в своем праве. Но и читатель вправе спросить, что же это все-таки за книжка? Появившаяся уже в будущем (для Галича) веке, после целого ряда других изданий.

То, что Галича следовало публиковать в престижной серии с серьезными эдиционными традициями, обсуждению не подлежит. Даже если кому-то его песни "не ндравятся" (дело вкуса; по-моему — свидетельство безвкусия), даже если кто-то не видит, какую значимую роль сыграл Галич в освобождении поэтического языка конца ХХ века (его многоплановое влияние на очень разных поэтов — богатая и сложная филологическая тема), отрицать общественно-историческое значение этого поэта, его сцепленность со временем, его воздействие на несколько поколений русской интеллигенции невозможно. Галич — часть нашей истории, а потому и отношение к его наследию должно быть историческим. Что, кстати, и соответствует задачам "Библиотеки поэта". "Просто читать стихи" можно и по другим томикам.

Между тем подготовленная Бетаки книга пригодна только для "просто чтения". Разумеется, текстология Галича — проблема сверхсложная. Когда поэт был вынужден эмигрировать, рукописи ему взять с собой не позволили (судьба их неизвестна), а потому составленные Галичем и вышедшие на Западе сборники остаются основой для любого издания. Да, в данном случае невозможно игнорировать "последнюю авторскую волю" (как ни абсурдно звучит это словосочетание в советском контексте). Да, тексты Галича датируются с трудом — но ведь кое-что здесь сделать можно. Составитель и делает, честно фиксируя: Имярек сообщает, что слышал такую-то песню в таком-то году. А за Имярека, простите, кто поручится? Он ведь и напутать мог. Ясно, что необходимо сличение разных свидетельских показаний, сквозной просмотр мемуарного корпуса, анализ магнитофонных записей (не для установления "верного" текста, ибо вариативность тут "входит в стоимость путевки", в закон жанра), наконец, пристальное внимание к собственно текстам, в которых спрятаны полустертые "знаки времени". Ничем подобным в комментариях и не пахнет. История выносится за скобки — читателю представлен "свод текстов", раскассированный (да, самим Галичем, но оттого не легче!) по тематическим блокам. Поэт, лишенный истории, конечно, остается собой, но и утрачивает совсем не мало.

Ладно, оставим каверзные проблемы текстологии и хронологии. Есть ведь собственно поэтика — сюжетосложение Галича, его принцип обращения со словом, его цитатные ходы, его мифотворчество, включенность в традицию и полемический диалог с советчиной. Есть просто забытые реалии. Что ж, иные из них комментируются. Через две третья, и весьма приблизительно. О прочих составляющих комментария лучше и не заикаться.

И вступительная статья ситуацию не исправляет. Она написана со зримой любовью к Галичу, в ней есть интересные мемуарные фрагменты, есть попытки анализа (вторичные, эмоциональные и, увы, беспомощные). Это не халтура — составитель очень старается "делать как надо". Это дилетантизм, одновременно наивный и воинственный. И вот она, эта книжка...

Можно утешаться тем, что все предшествующие были еще хуже, что к основному корпусу добавлены песни из спектаклей и фильмов и тексты эмигрантской поры, что сам факт тиснения Галича в "Новой библиотеке поэта" знаменует... Да ничего он не знаменует! Честное слово, и без этого полуфабриката мы знали, что Галич — большой поэт. Публиковать, комментировать и осмысливать которого надлежит профессионалам.

В выходных данных значатся фамилии художника, художественного редактора, верстальщика и корректора. Редакторская отсутствует. К чему бы это?

14.07.2006