(Времена не выбирают, в них живут...)

"Не выше пояса забвения трава..." Никогда не вдумывалась в смысл этой фразы. Может быть, потому что важен образ, а вовсе не смысл. Но всё-таки почему? Забвение не в сердце и не в голове, а в ...ногах? Пройденный путь отдаляет от нас тени и друзей и женщин того, кто пел эту песню?

"Нас друг от друга всё дела оберегают..." Дела ли? Начинала звучать мелодия, я подумывала, не задумываясь о словах. Мне всегда чего-то не хватает, такая я по натуре, вечно перебарщиваю. То мне кажется, что кто-то меня не любит и мне тут же хочется уйти, то, что меня никто не слушает, а так важно высказаться, то я не могу найти нужных слов и досадую на себя. В юности я, казалось мне, нашла верный способ: говорить стихами и песнями... только чужими.

Какая глупая девчонка! Сначала песня о встрече, под конец о расставании... Но как пытаться выразить чужой песней свою привязанность, дружбу, нежность?

Я принимала их так близко к сердцу, как свои собственные чувства и песни не старели, не надоедали. Меня удивляли слова: "Ну сколько можно петь одно и то же?". В песнях поселились мои собственные воспоминания. В том числе о том, чего не было. Например, о Пскове. Я думала о Соловках, Ростове Великом, Новгороде. Ещё важно было, что пел Саша, так же, как песню о "забвении". Я ему верила. Я была уверена, что уж он-то там точно побывал, он всё пережил, и, подпевая ему, я делила с ним его воспоминания.

Теперь я знаю, что песни предсказывают будущее. "А мы идём с тобой другими берегами и друг от друга глаз не можем оторвать..." То, что происходит со мной сейчас. Я издалека, за тысячу километров, пытаюсь поддерживать связь, эту лесочку, что связывает меня с Рождественкой. Все кого я повстречала на "реставрации" принадлежат для меня к этому бесшабашному братству. Пусть сейчас мы "совсем уже не те", у нас другие интересы и темы для разговоров, но это с ними я делила то последнюю перчину пилочкой для ногтей, то кашу без соли и сахара, но с кислыми сливами, то палатку, то спальник, а то и бессонную ночь. Поэтому так страшно для меня забвение и на уровне сердца я повесила фотографии Миши Бакшевского и Ютты со Стеном и Катей (её чудная семья). А в столовой висят присланные мне фотографии с празднования 238 февромарта с моими комментариями на французском. Вот только с Юттой я переписываюсь, как и с отдельными из рождественцев, мне шлют фотографии, а Миша мне уже ничего не подарит, ни слова, ни улыбки, ни сказок на день рожденья, ни хвойного чая, ни давно обещанного вальса, который мы так и не станцевали.

Порой я хулиганю и шлю, что попало на электронные адреса, значащиеся в Венином списке рассылок. Не потому, что мне есть, что сказать, просто хочется получить весточку от моих "лесных родственников", улыбку, пожатие руки, сыграть с ними в виртуальный футбол. Сколько раз мама меня уверяла: "Вот случится с тобой что-нибудь, обратишься к родственникам, а не к твоим этим..." и я прогуливала семейные праздники, отправляясь в велопоход. При этом именно с друзьями я чувствовала себя в полной безопасности, а с родственниками не знала о чём говорить. В своей "лесной семье" я такая, какой мне хочется быть, а в настоящей стресс и непонимание портят мне настроение. Однако, и в этом противостоянии рождественцы взяли верх – мой ближайший родственник – выходец из рождественских рядов и мы с ним одного поля ягоды.

Всё-таки о песнях. Володя Денисов прочитал в моих мыслях и прислал мне кассету "Песни нашего века. Часть третья". Теперь я с ней не расстаюсь. "Помнишь этот город, вписанный в квадратик неба, как белый островок на синем..." и в памяти всплывает яркий солнечный день и белоснежный монастырь, на фоне которого снялись три субъекта, плотно прижавшись друг к другу щеками. Автор снимка, он же один из троих, держал фотоаппарат на вытянутой руке. Помню реакцию Маши: Ты, Оля, самая симпатичная из присутствующих на снимке женщин" (т.е. Володи, Оли, Юрика). А потом был август, и яблоня, и я стою в расщелине дерева и яблоки кажутся прозрачными от палящего солнца, прикрываю глаза рукой. Гляжу на снимок и вспоминаю яблоки с капельками дождя, мокрую дорогу, смех ребёнка: кадры из "Иванова детства" Тарковского. Сегодня мыла голову в раковине и вспоминала "Зеркало", я отжимала волосы, капала вода... Здесь никому в голову не придёт так усложнять себе жизнь, когда есть душ, ванная, но во мне живёт ностальгия по образам, песням, картинкам из прошлого.

Вот начинается "Какой большой ветер напал на наш остров, с домишек сдул крыши, как с молока пену..." и я сразу вижу Среднюю Отлу: бревенчатые домики вдоль неспешной реки, чудесный лес на много километров, недостроенную золотистую часовню, Серёгу и Солнышко, реставраторов из Сыктывкара. Трое москвичей в красных рубашках в клеточку, россыпь алых ягод на столе, за окном размытая от дождя зелень и Саша берёт гитару. И кажется, что и деревня и лес и река находятся на островке, отрезанном от всей вселенной то ли океаном, то ли облаками. (Образ из "Соляриса"). На козлах деревянная чурка, слетают жёлтые стружки, двое детей смеются на колокольне, а у тебя под рукой рождается твой первый лемех. "И никакой силой тебя нельзя стронуть, скорей Нептун встанет со своего трона..." А потом мы идём с Солнышком по лесу, долго, до коммерческого магазина в соседней деревне. Мой спутник не отрывает глаз от тропинки: по старой археологической привычке он ищет "следы минувших столетий". Позже я буду упрашивать его взять меня на другой берег реки, в заколоченный дом, на вылазку за предметами древности. Нет, бесполезно просить. "Ну неужели и сегодня не возьмёшь, ну неужели ты всё на свете позабыл? Из снов моих большую креветку украдёшь, а раньше ты ведь очень добрым был..." Хочется плакать от досады.

Местные жители приносят нам украденную с колхозного поля капусту, а незнакомая бабушка зовёт нас с Мишей пожить у неё несколько дней. – "Ах, какой ветер!" — но мы отказываемся. Я простужена, Миша настаивает на тёплых носках и колготах. Денисов сомневается: "Много он понимает как нужно одеваться!", но я слушаюсь суженого. И вот на фотографии я в свитере, платке, юбке и шерстяных носках в августе месяце.

А на Коневце мы с Сашей уходили в лес "орать" — он учит меня петь в одной с ним гитарной тональности. "Как хорошо, что есть на свете горы, что есть на свете горы, вершины красоты!", на "парапупам, парарум, пампарарум, парарум, пампарарум, парарум, пампара" нужно подпрыгивать на стуле. В этом никто не может сравниться с Верунчиком. А потом мы читаем Хармса, и Саша смеётся и падает со стула и продолжает на полу – "Парарум, пампара!".

Мы на колокольне на Соловках, на которую забираемся по лесам. Весь остров, как на ладони. Небо розовеет на закате, вода плещется у берегов, качаются лодки на привязи. "Птицы поют в тростнике придорожном, в светлое небо подолгу смотрю, жить на земле и не петь невозможно, это я точно тебе говорю...". На Соловках мы реабилитируем старые песни. Пылит дорога на Секирку, нам служит эскортом комариная стая, все судорожно вглядываются в траву под деревьями и порой надолго пропадают в лесу – идёт грибная охота. А наверху нас встречают козы, жадные до нашего обеда. И, глядя вниз, видишь колышущееся море из верхушек деревьев, зелёное, с красновато-жёлтыми подпалинами. "Ах, ты палуба, палуба, ты меня раскачай и печаль мою, палуба, расколи о причал!"

Причал, ветер в лицо, большой теплоход, мы провожаем, словно старожилы, уезжающих на материк. И, конечно, с песней "Синее море, белый пароход, сяду, поеду на Дальний Восток..."

А в Москве все пропадают на неделю, улаживают свои дела, свыкаются со столичной жизнью, однако, глядь, дней через десять все снова вместе, и чай на столе и гитарист задумчиво перебирает струны. "Когда мы пробьёмся сквозь полчища туч и через все ветра и вот старый дом отпирает наш ключ, бывавший в иных мирах...". Так вещи, побывавшие в походах, получают имена, начинают приветствовать тебя при встрече. Я ни на что не променяю свой спальник Лютик, велосипед Серенький и миску "Кошатницу". Находя старые бывалые вещи, я им радуюсь, как старинным друзьям. "Его не надо просить ни о чём, ему не страшна беда. Друг – это третье твоё плечо, будет с тобой всегда..." — так через, вещи, фотографии, образы и картинки из прошлого, наши песни, ваши волшебные пальцы, перебирающие струны и знакомые голоса, дружба, скреплённая годами, дождём, ветром, солнцем, снегом, нашими секретами, ссорами, примирениями, открытиями, столкновениями, разочарованиями, радостями, горестями, обещаниями, расставаниями, встречами, шутками, упрёками, надёждами, но прежде всего доверием и нежностью друг к другу, согревает меня и за тысячи километров от Москвы. А песни, сросшиеся с нашими воспоминаниями, предохраняют меня от забвения.

И наша дружба является залогом новых встреч и приключений, я только жду вашего зова, родственнички! И ... "двинемся сквозь бурелом былья. Видишь, как поутру рвётся на север стая белья на балконном ветру? Двинем по ветру мы, а пока, кажется мне не зря пробуют скрипки на чердаках, вальсы свои бубня..."

Вот такая получилась слезливая история с обнадёживающим, однако, концом. Как говорится, назвался груздем... Полезу, полезу, вы не сумлевайтесь. Так что, желаю всем здравствовать, в футбол без меня не играть и присылать мне отчёты о проделанной работе.

Au revoir, mes chers, votre Olia.