Владимир ДАШКЕВИЧ: "Появились песенные абрамовичи и березовские, которые никого наверх не пускают, а сами ничего не умеют"

Владимир Дашкевич — один из самых известных мелодистов современности. Он написал музыку к 80 спектаклям и более чем 150 кинофильмам, в числе которых культовые "Шерлок Холмс и доктор Ватсон", "Бумбараш", "Собачье сердце"... Его песни "Ходят кони" и "Журавль по небу летит" давно получили высокое звание народных.

Не так давно Дашкевичу исполнилось 70. Его творческая жизнь в полном разгаре — недавно состоялись театральные премьеры с его музыкой — "Мертвые души" и "Пир во время чччумы", сейчас композитор одновременно работает над оперой "Ревизор" для Бориса Покровского и экранизацией пьесы Островского "Волки и овцы". Дожидаются своего часа еще десятки различных предложений. Но мы решили поговорить с Дашкевичем о головной боли любого хорошего композитора — современной популярной музыке.

— Что вы думаете о кризисе современной музыки?

— Все, что происходит сейчас в легкой и классической музыке, — результат мощных глубинных негативных процессов. Не только в музыке, но в культуре в целом. Все гении, в том числе Моцарт, сходились во мнении, что чем более великий художник, тем меньше он сочиняет. Не он пишет, а им пишут. Я верю в то, что художник получает от природы определенную программу выживания человечества — архетипы. Архетипы закладываются в подсознание каждого человека, это свет, который горит на его пути. Но кто-то должен его зажечь. И во все времена это делали именно художники. Но в последнее время свойство получать этот сигнал сохранилось у очень немногих из них. С увеличением информации, ее ускорением сила этого сигнала стала опасной для жизни, художники стали погибать — вспомните судьбы многих и многих...

Некоторые художники стали уходить от опасности и как следствие — потеряли способность передавать архетип понятным для людей языком. Появилось такое явление, как бегство в авангард: профессиональное искусство, лишенное языка. Профессионалы смотрят, критики хвалят, а люди ничего не понимают. С другой стороны, появилась обратная сторона медали — попса, язык, лишенный искусства. Перестав получать новые архетипы, человечество заметалось, потеряло моральные ориентиры. России, где этическая система всегда была слабой, это касается в первую очередь. Наш народ был и остается язычником — я могу сказать это как музыкант. В русской музыке христианства нет, как есть оно на Западе в произведениях Баха, Моцарта, Верди... Языческая музыка — это Бородин и Мусоргский, Стравинский и Прокофьев, весь фольклор. О том, что православие оставило в нашем народе какой-то след, можно было бы говорить, если бы оно было воплощено в художественных образах. Но христианского пласта в русской классической музыке практически нет. В России этическую систему поддерживали только интеллигенция и художники. Для этого были нужны мощные моральные лидеры — такие как Толстой, Чехов, Достоевский или Шостакович.

— Сегодня в роли моральных лидеров все чаще оказываются представители попсы...

— За последние 30 лет в нашей стране из институтов выпущено около тысячи молодых композиторов. Но этих имен никто не знает. Воспитание под знаком авангарда делает их творческими импотентами. А попсовые артисты, приватизировавшие эстрадную песню, не пускают к себе профессионалов. Приватизацию песни начала Пугачева. Она первая смекнула, что профессиональные авторы сократят ее доходы, и года с 1985-го практически не исполняла песни профессиональных авторов, даже тех, что вывели ее на арену, того же Паулса, а перешла на собственную продукцию. За ней пошли все остальные. Артисты, которые попали в волну при Ельцине, очень хорошо устроились в жизни. Многие известные деятели эстрады — держатели акций государственного телевидения, у многих есть акции предприятий, имеющих отношение к "трубе". Эта приватизация песни вызвала колоссальное снижение ее профессионального уровня. К приватизации прибавилась монополизация, и появились песенные абрамовичи и березовские, которые никого наверх не пускают, а сами ничего не умеют.

Возьмем Киркорова: он профессионально слабо подготовлен, у него посредственный слух. Если смотреть на него беспристрастно, то трудно понять, как он стал поп-звездой. Артист он никакой. Если бы вы слышали его "сырой", необработанный голос! Если бы не компьютерная техника и звукорежиссура, ему можно было бы выступать разве что в "Аншлаге". Тем не менее у него есть широчайшие возможности пиара в системе, которую выстроила Алла Борисовна. Она не допускает конкуренции. Да, в попсовых верхах происходит передел собственности, но от одних своих к другим своим. У нас это принято называть борьбой элит. Но признаком элиты всегда считалось преимущество в таланте и интеллекте. Для нашей попсы преимуществом является отсутствие любых моральных норм.

— Как вы относитесь к творчеству современных популярных композиторов, например, к произведениям Крутого?

— Музыка — очень формализованное искусство и сводится к двум критериям. Первое — понимание того, что в произведении есть существенная проблема. Второй критерий — запоминаемость мелодии. До сих пор вся Индия свой эпос знает исключительно потому, что она его поет. Вне запоминаемости музыки не существует.

Классическая музыка — это та, которую человечество помнит сотни лет. Если вы не можете какую-то мелодию носить с собой больше года, то, скорее всего, ее не надо носить вообще. Мода ничего не значит. "Бесаме мучо" тоже была написана в период определенной моды 16-летней девчонкой. Но человечество ее помнит, так же как и песни "Битлов". Про таких композиторов, как Крутой, я могу сказать одно: я не могу запомнить их музыку и не понимаю, какие проблемы они поднимают.

То, что мы видим сейчас в легкой музыке, происходит оттого, что исчезла серьезная музыка. Когда был жив Шостакович, легкую музыку писал Дунаевский, когда были живы Верди и Вагнер, легкую музыку писал Оффенбах и Штраус. Когда их не стало, появился Крутой. Впрочем, мне интересно творчество бардов — для меня они скорее поэты, которые иногда создают интересные музыкальные формы. Есть удивительные песенные формы и у Окуджавы, и у Галича, и у Кима. "Yesterday" — это тоже жемчужина по форме и тоже бардовская песня. Если бард включает гитару в розетку, он может назвать себя рокером, но сути дела это не меняет.

— А что вы можете сказать о современной российской песне?

— Песня, как и любое другое музыкальное произведение, — это маленькая программа выживания. В русской попсе примерно 95—97 процентов песен написано в миноре, потому что в миноре легче сочинять и производить эмоциональное действие на аудиторию. Но минор в музыке — это знак неудачи! Такое количество минорных "программ выживания" воспитывает поколение неудачников. Когда же минор переносится в блатную песню, то это превращает страну в зону. А качественную эстрадную песню Россия не создала. Вот летите вы в лайнере за рубеж. У вас в кресло вмонтированы наушники. Вы можете выбрать французскую, индийскую, итальянскую эстраду, но не можете выбрать русскую, потому что нет такого понятия.

— А как вы относитесь к музыке, сделанной на компьютере?

— Музыку не в последнюю очередь убили носители. Прослушивание музыки всегда было событием. Чтобы послушать Генделя, Бах пересек пешком пол-Германии, а сейчас можно просто поставить диск. Компьютер вообще не способен создавать художественную информацию — он имитирует типовые ритмы и фактуры. Особенно это легко сделать в танцевальной музыке.

Танцевальная мода предсказуема и поэтому просчитана на пять лет вперед. Сейчас уже 60 процентов такой музыки сделано на секвенсорах, и в ней нет никакой информации. Эта музыка биологически несовместима с природой. От нее сворачивается молоко, гибнут рыбки в аквариуме. А человек слушает и становится зомби.

Каждое поколение живет в своем интонационном резонансе. Особенно сильно это проявляется в танцевальной музыке. Там четко видно, что возрастание скорости приводит к эффекту переквантовывания времени на короткие ритмические отрезки. Плотность ритмической информации постоянно увеличивается. Посмотрите: гавот вытеснился менуэтом, потом были полонез, полька, чарльстон, фокстрот, твист, рок-н-ролл, рэп, техно. Ритм работает как секс-сигнал, давая каждому поколению сексуальное задание — сколько он должен родить детей. Особенно сильно резонансные интонации действуют именно на подростков.

Народ очень легко поймать на эти самые резонансные крючки и сделать из него зомби. Подсознание привыкает к однотипным сигналам, и им становится легко управлять — с помощью попсы, политтехнологий, рекламы и тд.

Я условно делю человечество на три категории: художники (или арт-мены), власть (логик-мены) и громадное большинство — зомби-мены. Поскольку последних больше, рейтинг отображает именно их мнение.

Рейтингом пользуются как рычагом зомбирования, зомби-менов становится все больше, а уровень востребованной продукции все ниже. Это заставляет продюсеров радио и ТВ ставить музыку еще более примитивную. Если говорят, что уровень попсы ниже плинтуса, надо начинать разбирать паркет и долбить цемент. В песнях происходит деградация лексики, исчезает утонченный интонационный язык. Мелодия никому не нужна. От нее неуютно, она заставляет посмотреться в зеркало, в котором видна кривая рожа. Вот и остается в песне всего несколько слов и интонаций. Она как шагреневая кожа, в которой прекрасно чувствуют себя наши попсовые исполнители. Несколько лет назад все возмущались примитивностью хита "Зайка моя". Сейчас его назвали бы чересчур интеллектуальным.

Когда рыночная продукция, которая не стоит двух копеек, вытесняет все остальное, это социальное бедствие. Серьезная музыка — это не рыночный продукт.

— Почему именно в России так остро раскрылся кризис современной музыки?

— За границей есть система сдержек и противовесов. Там не поют под фонограмму. Никогда раньше классический солист не играл с листа по нотам.

Это все равно, как если бы артист, играющий роль Гамлета, взял на сцене книжку и стал читать свой монолог. Сегодня все наши "супервеликие" играют по нотам. А я не вижу большой разницы между таким "классиком" и поющим под фонограмму попсовиком.

— Не обращались ли к вам эстрадные певцы с просьбой написать для них музыку?

— Очень многие приносили мне свои записи, но ничего не получилось. Они просто не могут спеть так, как мне нужно. У меня есть внушительное количество песен на стихи Тютчева, Блока, Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой. Я пробовал работать со многими исполнителями, но, кроме Юлия Кима и Елены Камбуровой, спеть эти песни никто не смог. Вместе с Еленой мы записали с симфоническим оркестром и хором цикл "Сохрани мою речь" на стихи Мандельштама, "Реквием" Ахматовой, произведения других великих поэтов. Главная разница между Камбуровой и остальными исполнителями в том, что голос при исполнении песни у нее летит вверх, а у остальных — стремится вниз.

— А что вы думаете о рок-музыке?

— Рок-музыка была интересным жанром, но очень быстро умерла. Кстати, Элвиса Пресли я бы не назвал рок-музыкантом. По моему мнению, рок — это коллективное творчество. Поэтому рок-музыка — это скорее Beatles или Rolling stones. Рок был движением в сторону более сложного строения музыкальной формы. Когда над песней работают несколько человек, то иногда получается неожиданное и исключительно интересное произведение. Рок был убит в тот момент, когда начал коммерциализироваться. Ведь рок всегда был протестным явлением. Так было и у нас, когда были молодыми Гребенщиков, Курехин, Цой, Мамонов...

— Как вы относитесь к современным обработкам своих песен? Не так давно была очень популярная композиция "Собака Баскервилей" — электронная обработка группой "Триплекс" известной темы из "Шерлока Холмса".

— Вот у меня на столе лежит договор, который мне Шнуров прислал. Он написал песню "Гитара" на "детективную" мелодию из Шерлока Холмса. Я сразу сказал, что слушать текст не буду. Количество матерных слов меня не интересует. Автор это написал, и запрещать ему что-то неправильно — я не хочу никому навязывать свои вкусы.

Но мне очень неприятно, когда мои произведения нагло воруют. Недавно звуковым фоном передачи "История в деталях" была музыка из того же "Холмса". Спросить у меня разрешения никто не удосужился.

Я для себя решил, что все эти ремиксы — свидетельство долгой жизни моего творчества. Пять моих мелодий продаются в виде рингтонов, и мне это нравится. Если так продолжится лет триста, то можно будет считать, что я сочинил хорошую музыку.

Беседовала Алла ГЕРАСКИНА

24.11.2005