(Заметки о Девятом слете клубов самодеятельной песни Восточного побережья)

Небесное светило щедро заливало поляну, звонко названную "Indian Head", в районе Блумсбургского уезда Пенсильванской губернии. Именно на ней мы, шлепнутые, вместо того, чтобы нежиться в ближайшей недорогой гостинице, с большим туристским приветом разбивали палатки, натягивали защитный гремучий целлофан, проводили лампочки Ильича и, едва успев осесть, спешно подъедали скоропортящееся. Тепло в первый день было до неправдоподобия! Навстречу мне, подобный Королю-Солнце, двигался президент КСП Восточного побережья Валентин Черняк со словами:

— Бэла, я придумал начало для вашей статьи! "Несмотря на проливной дождь и холод, любители авторской песни все же нашли возможность собраться в этом убогом месте..."

Светило подмигнуло: мужское кокетство... И тем не менее! Держа в руках тысячи нитей, господин Черняк исхитрился-таки договориться с небесной канцелярией – и, несмотря на устрашающие прогнозы, за трое суток дождь шел не долее тридцати секунд. Что лишний раз доказывает: слет – дело богоугодное.

Курилка продолжает жить и побеждать. Бардовская песня сотворяется, исполняется, влечет в пленительные сети, образует и поддерживает среду обитания, без которой причастившимся как без воды. Перейдя из категории когда-то "нельзя" в искусство, безраздельно принадлежащее народу, она обросла сегодня невероятным количеством теоретических изысканий – от российского школьного учебника до монографий высшей категории сложности (см., в частности, речь Иосифа Бродского при вручении ему Нобелевской премии, "Введение в субъективную бардистику" академика Дмитрия Сухарева, суровую отповедь этой страшной субъективности под названием "И жить еще надежде!" академика же Александра Городницкого, честный труд Льва Аннинского "Барды", эссе "Авторская песня как база русской национальной идеи" Александра Мирзаяна и т.д.)

Солидность теоретических изысканий в области жанра может сравниться разве что со страстью самих пишущих, помноженной на опасение сверзиться засохшим листком с пышно зеленеющего древа жизни — которая, слава Богу, пока еще есть творчество и соприкосновение с ним. И вполне естественно и нормально, что в движении наблюдаются некоторые метаморфозы – подчас довольно своеобразные и не вдруг объяснимые. Молодое поколение русскоязычных американцев, странным образом тяготеющее к КСП – этому сугубо советскому являению, поет много откровенной шелухи: походи по кострам – услышишь все вплоть до "Взвейтесь кострами..." или блатного "Сиреневого бульвара" — но ни Кукина тебе, ни Визбора. Однако ведь на слеты приезжают – и высиживают длиннющие концерты до конца! В то же время у иного огня, где собираются люди постарше и где раньше от души пелось вместе, на тебя могут и шикнуть: не заглушай мэтра! Потому, скажем, те же Леонид Новиков и Александр Годин (великолепный дуэт из Нью-Джерси, потрясающее совпадение обертонов голосов!) исполняют свое исключительно сами – подпевать им, даже чистенько в терцию, никто не просит. Много нынче песен, которые можно только слушать (или, как выразился сотоварищ по второму подряд слету кадровый московский каэспэшник Ефим Крейдин, "потреблять не участвуя"). Оно и правда: если Новикову-Годину при случае в дружелюбном окружении подтянуть все-таки можно, то мощному Александру Смогулу или таинственному Диме Певзнеру — вряд ли. Да и плохо ли, что есть шедевры, в разряд массовки ни при каких обстоятельствах не переходящие!

И был первый вечер – мастер-концерт гостей, и сказали мы, что это хорошо, хотя бывает и лучше, но просто не все званые прибыли вовремя. И было следующее утро... На сайте, где проходило прослушивание, восседал патриарх КСП Михаил Мармер со товарищи: Борис Косолапов, Александр Грайновский, Владимир Сигалов. (Тебе, корреспондентка, позволили примоститься с краешку – так придержи свой совещательный голос — а посторонние вообще рассыпьтесь до концерта! Вот оно как — без социалистического идиотизма да Главлита треклятущего: и муха безвкусицы пролететь не должна!) На вопрос, а судьи кто, сиятельный Михаил Львович отвечал вполне демократично: "А кого я сам выбрал – те и судьи!" На самом деле, авторитарности нет места в наших светлых рядах – просто у заслуженного Мармера есть четко выраженная позиция: слушать других и выносить свой вердикт могут люди досконально знающие, что есть поэзия вообще и бардовская песня в частности. Потому он не ставил себе целью набирать в жюри непременно авторов, для которых все, что чуть выше или чуть ниже собственного уровня – уже заведомо худо.

Доверимся же сведущим!

...— Пожалуйста, подходите ближе, добрый человек! И — сразу пойте: песня, о которой надо долго рассказывать, явно не стоит того, чтобы ее исполнять, тем более прилюдно.

Наив. Сдержанное судейское "спасибо" и подавленные вздохи. Опять робкий наив под дежурные аккорды – хотя автор, по всему слышно, старался быть предельно искренним, рифмуя что-то такое "...нежен" с "букет сирени свежей". И снова романтизированная банальность — ну, сколько же можно испытывать сочетания "осень" – "сосен", "календарь— январь" и до каких пор "зима" почти императивно будет подразумевать схождение "с ума"? (Как говорила героиня из "Простоквашина": "Это гриппом болеют хором – с ума вместе не сходят!") Но внимание членов жюри не рассеивалось ни на секунду: а вдруг из беспомощного подражания да выблеснет нечто? Вот же оно, вот: откровенный стрем хрипатого, в бельевой маечке, рокера Олега Диденко — ну, нет текста, хоть умри – и вдруг: "Чтобы быть чуть выше травы, чуть громче воды..." — господи боже ты мой... А потом – новое чудо: "Ломтик медового месяца" Иосифа Бродского в исполнении трио Валерий Берман – Сергей Шалацкий – Антон Карнаух. Никогда эти стихи не казались мне особо песенными, а уж блюзовый ритм, моментами неуловимо переходящий в маршевый, явился полной неожиданностью. Но ведь и впрямь тронуло!

Помимо интересного, выпало и грустное, когда в общую тональность поневоле вклинилась диссонирующая нота разлада. Заспорили наши верховные: нужно ли выпускать на сцену нежного отрока, который поет слабеньким голосом хорошие, но до неприличия запетые стихи? Надлежит ли явить уважение к почтенному ветерану последней мировой войны, взгляды на творчество которого могут быть, мягко говоря, разными? И можно ли не дать выйти к публике гостю, который ради этого звездного мига приехал из жуткой дали? В результате порешили дело миром. Вероятно, се худой мир, но, думается, великодушие – не самая плохая вещь (хотя мое собственное вредное редакторское естество в случаях, подобных этому, вопиет и жутко дергается, обжигаясь о бедный смысл, чахлые глагольные рифмы и беспомощные внесхемные ударения...)

А на соседнем сайте прослушивались исполнители. Корифеи-гитаристы Алик Алабин, Елена Фиксман, Илья Винник морщили лбы, вежливо благодарили – но по всему чувствовалось, что мучительно сложно это для них – отметать кого-то, хотя не менее проблематично давать "добро" на то, что доброго слова пока не стоит. Однако все трое честно сделали порученное дело — а потом, сложив с себя судейские вериги, с вожделением охватили грифы своих гитар – и начали обмениваться невероятными гармоническими ходами, и такое тут упоение пошло, такой пир души...

Первое отделение субботнего концерта подарило зрителям в основном... гм... разное – но славно, что закончили его мощные калифорнийцы – авторы Игорь Кузьмин и Владимир Рагимов. А во втором блеснуло столько звезд сразу, что сердца зачастили — и кто бы вспомнил о категории времени... Вышел на сцену почтенный Александр Алексеевич Суханов – и день из нежнейшего его "Апреля" закружил нас в холодке октябрьской ночи, а бессмертная "Баня", которая однажды просто-таки спасла окоченевший народ на давнем чимганском фестивале, и здесь отогрела на славу. Лиричные Леонид Новиков и Александр Годин, как всегда, просветленно и чудно спели что-то из Иващенко и Васильева, а потом взяли да и сломали лирический лад вампирской "Чикагской" Владимира Васильева (другого) – но никто не был в претензии. Когда появилось трио Дима Певзнер (красная пилоточка "испанка") – Алик Алабин (белая панамочка–"алабинка") и Виктор Луферов (желтая налобная повязка), люди сразу попадали, хотя ниже травы, на которой возлежали, падать было вроде некуда. Дима продекламировал новое стихотворение завораживающего таинственного смысла – а потом трое вжарили под колдовскую Аликину гитару да луферовскую партию барабана на бочке "Ах, как по улице Майорова..." — тож странноватую, но постижимую до последнего слога и ноты (вы найдите, послушайте...) А "Мирзояниада" Игоря Лунькова, которой позавидовал бы сам Александр Завенович Мирзаян! А трогательная "Не засидеться бы в Форт-Ли до петухов..." Сергея Арно, а "Монолог Гамлета" калифорнийского хулигана Александра Быстрицкого, а "История эволюции" хохлоцентрика Игоря Семененко! Исходите завистью – вы, оставшиеся дома!

...Насладившись "Масонскими частушками" Ильи Винника во время концерта, я подошла к нему после, надеясь поговорить о высоком и серьезном, а перво-наперво – сочувственно расспросить на правах старожила, как оно тут на новой земле новичку, прибывшему три месяца назад. Человек был специалистом по организации, планированию и управлению театрально-зрелищными мероприятиями, вел жизнь богемную, десять лет пел в дуэте с Каролиной Кузьмич-Янчук, был артистом Брянской филармонии, а в свободное от сцены время обучал игре на гитаре по совершенно гениальной методике. Ну, как Америка отрезвляет заоблачных гениев от искусства, дело известное. Однако, как я ни тщилась, следов усталости на круглом добродушном живейшем лице не читалось... Человек просто кипел избытком энергии:

— Все ждут от меня, приехавшего в Штаты три месяца назад, какого-то мученичества, выраженной болезни приживания. Потому страшно стыдно не маяться ни над чем, но правды не скроешь: ну, не чувствую себя плохо! Конечно, тысячи вопросов пока не решены, но впечатление ударенного пыльным мешком берегу для социальных служб. Наш жанр – великолепная отдушина в любых географических координатах! На мое счастье, за три месяца пребывания в Америке я был на трех слетах – в Орегоне, Лос-Анджелесе — и вот теперь у вас.

— Насколько наша "Индейская голова" оправдала ожидания артиста и профессионального организатора зрелищ?

— Загадывать специально было глупо – а увиденное вполне оправдало надежду, которая есть всегда. Организация американских слетов на несколько порядков выше, чем российских, ибо удобство, комфорт и человеческое отношение к человеку ругательными словами здесь не являются. А вот в области формирования программы у здешних бардов, извините за каламбур, полный бардак. Прослушивание ведет великолепное, знающее жюри – а потом зритель мерзнет на полянке и слушает, извините еще раз, хрень. Слушает долго – пока не выйдут припасенные на десерт. Почему? Ведь если человек поднимается на сцену, то законы сцены начинают работать автоматически – как законы природы, вне зависимости от того, знаем мы их или нет. Если тому или иному исполнителю уровень не позволяет общаться с залом – да пусть он, милый, общается с компанией, поет себе у костра и продолжает рыпаться! Еще одна песня, еще слет – и ты сделаешься востребованным.

— Но высоченно поднятая планка, став метафорой наоборот, подчас сбивает живое: например, за умолкнувшую Женю Мастяеву – нью-йоркского автора тонких, умных, лиричных стихов, пусть и не обладающую вокальными данными оперной певицы, я готова поубивать пару-тройку вершителей сценических судеб...

— Верно, не надо путать грешное с праведным! Невысокий уровень исполнения хорошего автора – не драма: выпустите его! Публика чуть помается — если это и вправду такая уж маета — но в итоге все поймет и оценит. Основная проблема слетов – неадекватность самооценки плохих авторов, захваленных собутыльниками и компанией. Каким-то непостижимым образом часть из них все-таки попадает на сцену. Поэтому к представителям жюри — приличным людям, понимающим, что к чему — у меня все-таки много вопросов... Однако, задавая их, я вовсе не боюсь прослыть выскочкой и кого-то обидеть. Члены оргкомитета слета – маньяки-энтузиасты, проворачивающие дикое количество работы абсолютно за так. Гляньте на тех же гопников (группа охраны порядка – Б.Г.): уверен, перепьют любого – но при исполнении служебных, точнее, общественных обязанностей – ни капли!

— То есть программа вас где-то разочаровала, а организация порадовала, верно?

— Да господи, порадовало гораздо большее! Критиковать все мы горазды... Дорогим хозяевам помощников бы: а то поумничать, выпить-закусить добровольцев полно, а дровишки подкладывать да бутерброды намазывать на всех – это один безотказный Боря Косолапов, украшенный скромностью...

Не одного Бориса Михалыча украсила сия добродетель. Милейший Сергей Арно, профессиональный музыкант, бывший артист Ленинградской филармонии и Ленконцерта, стоял на торжище людском вместе с другими авторами, предлагая свой голос и душу на кассете и диске, но при этом не спеша напоминать, что он – автор той самой "Талибанки", убившей всех на прошлом слете. Разговорились.

— Слет – это удовольствие, выпадающее редко! Сам по себе я человек не очень походный, гитару взял не потому, что влекли палатка и лес, а потому что возникли "Битлз": они в мое время вытеснили всех и вся. Я профессиональный музыкант, был артистом Ленинградской филармонии – но по-настоящему вырос на бардовской песне, называемой исключительно самодеятельной: молодым писал спонтанно, не всегда утруждая себя мыслью – а движение КСП безмыслия не терпит. Познакомился с Кукиным – единственным бардом, которому разрешили работать в Ленконцерте. У него учился, взрослел – но, по сути дела, рос на всех. Потом диссидентствовал и продолжал писать. В восьмидесятые годы на Брайтоне появилась кассета "Сергей Арно: шутливые и лирические песни". Как ни забавно, рекламу отчасти сделал такой далекий от бардов человек, как Михаил Шуфутинский: мою песню "Зачем, кассир, нажал ты кнопку..." скромно назвал своей.

— Веселость ваша сомнению не подлежит. Но "Талибанка" родилась в прошлом году на волне такого горя и ужаса – как достало вам тогда юмора и раскрепощенности?

— Одиннадцатое сентября ударило меня не слабее, чем остальных. У пишущих есть потребность реагировать – но наваливаться на тему не спешил. А недели через три щелкнуло, как счетчик: "Ну, а меня заколебал талибан!.." Это не кощунство, это угол зрения: никакая трагедия не исключает сатиру – напротив, сатира из трагедии вытаскивает.

...Кострища отдавали последний серый дымок. У почетного гостя Александра Суханова спрашивали кассету, чтоб непременно "с каретой". Самозабвенный Виктор Луферов, дико вращая глазами и хрипя, пугал на прощание моего восемнадцатилетнего сына-студента, ошалевшего от впечатлений первого в своей жизни слета: "Ты слыхал про Магадан? Не слыхал – так выслушай!" Развеселый Илья Винник продолжал темпераментно что-то заливать, но вряд ли кому неясно было, что завершилось серьезное действо.

В посвящении Луи Армстронгу Игоря Кузьмина есть чудные строки: "Мед кончился – бочонок из-под меда все катится – не скатится с горы..." Не скатился – поем, ребята.... Отдельно взятые скулежники плачутся о кризисе жанра, ибо земля ему здесь вроде как чужая – так на здоровье! Никто, кстати, не оспаривает почвы и судьбы: движение и впрямь совком порождено, на полянках и в кухнях вскормлено, российской распахнутостью наших не всегда русских душ подпитывается. А кто это старое – и не во всех проявлениях дрянное! — огульно оплюет – тому глаз вон.

Бочонок катится – и полнятся светлые соты. Если такое количество беспомощных мается, но ищет — значит, у каждого раньше или позже прорвется своя нота. Если столько даровитых и ярких не думает меркнуть, а столько жаждущих не планирует слушать ерунду — значит, не умрем ни за что!

На том стояла и стоять будет песня бардовская.

Бэла ГЕРШГОРИН

Пенсильвания – Нью-Йорк.