Когда я был маленьким, очень любил бардов. Потом услышал "Наутилус"–"Аквариум"–"Кино" и разлюбил. В копилке пристрастий остался Высоцкий и еще несколько сопоставимых имен, но аббревиатура КСП закрепилась в лексиконе как ругательство в адрес эпигонов, превративших живую песенную культуру в мертворожденный канон.

Немудрено, что на очередную Грушинку ехать поначалу не хотелось. Мерещился 300-тысячный заповедник этого самого КСП в самом гнусном проявлении, где поют про природу и туризм в сопровождении неистребимого ля-минора, а шаг в сторону или вверх незамедлительно карается расстрелом. Побывавшие на Грушинке знакомые утешали, что теперь она больше походит на Гайд-парк, чем на тоталитарную секту душных людей с гитарами и рюкзаками. Но я все равно колебался, пока за неделю до фестиваля не выяснил, что туда собирается Юрий Шевчук.

Сомнения улетучились. Сразу захотелось своими глазами посмотреть, что за "великий праздник души" его отец-основатель Борис Кейльман проводит под Самарой уже 29-й раз и как будет выглядеть Шевчук в диковатой для него бардовской компании.

Пятница, утро. Полным ходом идет конкурсное прослушивание – лауреаты завтра выступят на Большой Гитаре в компании Почетных Гостей. Надеюсь, поют они где-нибудь в тени — на солнце температура под сорок. Жара не останавливает особо буйных, решивших испытать свою прочность в соревнованиях по футболу и ориентированию. Люди более здравомыслящие предпочитают водные виды спорта. Присоединившись к большинству, отмокаю в реке и осваиваю пляж. Лавируя в нескончаемом потоке мокрых тел, понимаешь, что именно Волга — главный хэдлайнер фестиваля, с которым не сравнятся все выступающие, вместе взятые.

После купания окружающий мир гораздо легче наводится на резкость, и сразу бросаются в глаза разнокалиберные полотнища с забавными надписями, украшающие многие палаточные городки (как вам название "Путевая рабочая станция № 149", например?). Импровизированный конкурс студенческого остроумия тянется километрами, но всех обошли какие-то сибирские ребята, не поленившиеся привезти и развесисть между деревьями огромную "растяжку" с прошлогоднего концерта "ДДТ" в своем городе.

К вечеру отдыхающие рекрутируются в слушателей. Уследить за всем невозможно — одновременно работают около десяти эстрад, и расписания составляются на ходу. Мечешься как угорелый по фестивальной поляне, чуть задержавшись возле "самодеятельных" площадок "32 августа" и "Волжск-на пеньках", показавшихся интересней большинства "официальных". На одной из них застаю "Дркин бэнд" Вени Дркина — его песни поет теперь московский харпист Володя Кожекин.

У милой кольцо на пальце

обручальное с кровостеком...

Крылья под капельницей...

Безнадега ты, безнадега...

При жизни Веня никогда не был на Грушинке — слишком мало было с ней общего у этого Вертинского образца конца XX века. Теперь вот появился.

На пресс-конференции организаторы с воодушевлением рассказывают, как здорово справились в этом году: построили лестницу на спуске, увеличили количество водных скважин, пустили втрое больше электричек, а сотрудников милиции пригласили аж 400 человек. Одного застал бредущим с пляжа и напевающим новый текст на знакомый мотив: "Наша служба и опасна, и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. На второй и третий — тоже не видна. На четвертый-пятый — тоже не видна".

Работы по специальности у самарской милиции оказалось не много. Главная эстрада — под номером три, на площади Визбора. Именно там чертиком из коробочки выныривает Шевчук, вызвав массовый ажиотаж публики, потянувшейся в направлении знакомого голоса, — подпеть народные хиты про осень и "просвистевший" НЛО. Затянув напоследок "Это все", Шевчук исчезает так же внезапно, как явился, оставив площади половодье чувств с преобладанием легкой эйфории и щемящей неудовлетворенности. После его ухода сцена долго пустует. Никто не хочет обрекать себя на роль камикадзе, пока не появляется Сергей Матвеенко, достойный памятника за проявленную смелость. Но перемещение по лагерю тысяч полуголых тел уже возвращается в русло исходного броуновского движения: многим, как и мне, хочется увидеть и услышать сразу все, и никакой Козьма Прутков нам не указ. Происходящее похоже на Интернет: вокруг глобальная песенная сеть для десятков тысяч пользователей, подключенных к порталам эстрад. Но не виртуальная, а самая что ни на есть живая, а местами даже крайне интерактивная.

Устав от песен, можно бесконечно путешествовать по мудреным улицам самого грандиозного палаточного лагеря страны, когда фонарики встречных слепят, словно дальний свет на автостраде, а вверху проглядывает за кронами звездное небо, уже начинающее медленно голубеть. Свежий воздух, песни у костров и долетающие разговоры рождают ощущение безграничной свободы, вряд ли возможное где-нибудь еще. А захочется побыть одному — можно уйти по ветвящимся тропкам подальше в лес и человеческие голоса заглушит кваканье лягушек — у них параллельно идет свой фестиваль, сугубо вокальный.

Субботним вечером отоспавшийся народ стягивается на Гору, чтобы лицезреть центральное событие Грушинки — концерт на Большой Гитаре. Выходит главный старожил фестиваля Борис Вахнюк, и начинается пятичасовое путешествие на "американских горках" с захватывающими дух полетами вверх-вниз и шараханьем из стороны в сторону. Многие ведущие авторы жанра манкировали фестивалем. Может быть, поэтому изрядную часть выступающих циничная привычка к обобщениям легко раскладывает на два потока. Во-первых, люди, написавшие когда-то одну-две-три хорошие песни и поющие их теперь всюду и всегда. Все бы хорошо, только подмывает обратиться к ним словами "Гренады": "Новые песни придумала жизнь. Не надо, ребята, о песнях тужить" (или, совсем уж обнаглев, вспомнить гребенщиковского "Электрического пса": "Долгая память — хуже, чем сифилис, особенно в узком кругу. Идет вакханалия воспоминаний, не пожелать и врагу"). Второй поток — авторы, выходящие на Гитару с однозначной установкой "я иду развлекать".

Костры-бакштаги-рюкзаки трансформированы у них в тюбики зубной пасты, блинчики, улыбки молодых папарацци и прочую дребедень, рассчитанную на тех, кого и протянутый пальчик смешит до слез, а песни про еду и гигиенические принадлежности и вовсе вызывают истерический хохот.

Выступают господа эстрадники кто хуже, кто лучше. Кто совсем хорошо, как Тимур Шаов, чей уморительный "Футбол" про позорное выступлению нашей сборной стал главным хитом фестиваля.

Позабыв про прелесть лета,

бросив все на произвол,

сели мы смотреть на это...

Извиняюсь, на футбол.

Там, как будто бы не жравши,

подыхая от тоски,

по траве ходили наши,

извиняюсь, игроки...

Но общее ощущение неправильности происходящего все равно усугубляется: Высоцкий или Окуджава, песни которых тоже звучали этой ночью, никогда не появлялись на сцене со столь утилитарными целями, как у большинства "поточных" авторов.

На удивление выигрышно смотрятся лауреаты — Михаил Калинкин, Катя Болдырева, Наталья Кучер. Несводимое к общему знаменателю врезается в сознание яркими вспышками сказочного стробоскопа, высвечивая то устремленные в небо голубые глаза Дарьи Марченко, то Виктора Луферова, собравшегося сигануть с Гитары в воду и уплыть. Но вокруг столько лодок, что прыгать некуда... Рок-н-ролльный "ГрАссмейстер" Тимура Ведерникова, неизвестно как затесавшийся в бардовскую компанию, поющий песни еще одного беглеца из рока Андрея Козловского... Михаил Кочетков, Анатолий Киреев, Елена Фролова, Гейнц и Данилов... Вот, наконец, Зоя Ященко пытается сломать навязчивую эстрадность атмосферы песней "Голубая стрела", написанной когда-то в память о Дмитрии Холодове...

Голубая стрела без сигнальных огней

разбивает стекло, исчезает в окне.

Твой игрушечный поезд летит под откос,

Только это уже почему-то всерьез...

Выходит неестественно напряженный Шевчук и с ходу забывает слова новой песни, написанной от лица пришельца из "горячей точки"...

Нас завтра снова продадут,

пойдем на урожаи.

А он в ответ: "Брось, баламут,

Господь нас уважает".

Все по нулям, уже видна

дыра большого срама.

Живет подачками страна

проевшего все Хама...

Минутами спустя выясняется, что он мог и просто перебирать струны — Гора с удовольствием пела за него. Фантастическая энергетика этого человека окончательно разгоняет застойно-развлекательную смурь, и дальше концерт катится уже по инерции. Очередные камикадзе удачно шутят, что у них на разогреве был Шевчук, потом выходит еще кто-то, и еще. Олег Митяев затягивает привычную жалобу про избиение желтой гитарой. Концерт подходит к концу.

Утром мы с товарищем играем в этнографов: гуляем по лагерю, слушая песни у костров. И убеждаемся, что фестиваль живет своей, самостоятельной жизнью, нисколько не согласуясь с мнением почтенных родителей. Вовсю звучат песни Арефьевой, Башлачева, Гребенщикова, Данского, Дркина, Дягилевой, Кинчева, Макаревича, Науменко, Романова, Шевчука, других рок-музыкантов и авторов "промежуточного жанра".

Интересно, давно ли деятели оргкомитета и Почетные Гости гуляли вот так по фестивальной Поляне и ее окрестностям, вслушиваясь в ритмы и голоса? Их ожидал бы шок... Вспоминаются почему-то физики столетней давности, убедившие себя, что с открытием теории относительности жизнь потеряла смысл. Зато сразу становится понятен восторженный прием посла другой песенной культуры, которую в простоте своей господа каэспэшники предпочитали не замечать. И, наверное, менее всего ждали, что Шевчук обыграет их на территории, которую почитают своей. В восприятии масс наш рок уже успел благополучно деградировать до новоявленных ВИА, пропагандируемых "Нашим радио" и другими коммерческими станциями (авторскую песню похожим образом пытается приватизировать "Радио "Шансон"). А на крупнейшем песенном фестивале только теперь решили догадаться о его существовании...

На встрече с отмеченными жюри "молодыми талантами" палатка пресс-центра подозрительно пуста — ни лауреатов, ни журналистов. Потом появляются юные "джазовые уклонисты" из курской группы "Март", второй год ставшие лишь дипломантами и снова не попавшие на Большую Гитару. Под конец озорного разговора решаются вежливо намекнуть, что не вредно бы и омолодить жюри, а то поют тут всякие после Шевчука... Становится интересно, но ненадолго. Сменившие их более взрослые коллеги по несчастью на полном серьезе заводят разговор о том, как относиться к отщепенцам, исполняющим свои авторские песни на чем-то еще, кроме гитары, а то и вовсе решившие применить такую жуть, как электроинструменты. Тянет погладить маленьких по головам, ласково приговаривая: "Не плачьте, дети, что XXI век на дворе и в песнях главное — музыка и слова, а рядом с этим любые инструменты — дело сто двадцать пятое..."

Но на итоговой пресс-конференции Борис Кейльман выглядит довольным: "Мне кажется, мы находимся на верном пути. Всего несколько лет назад концерты на Горе были похожи как две капли воды, — одни и те же песни, одни и те же люди. Последние годы идет очень интересный процесс и, по моим ощущениям, мы находимся в преддверии прорыва в области авторской песни". И, наверное, это тоже правда. Ведь стоявшие у истоков крупнейшего песенного праздника честно стараются быть открытыми новому, насколько возможно это для людей, чьи вкусы давно сформированы. Иначе не проводился бы "Второй канал" Владимира Ланцберга и другие альтернативные конкурсы, а воскресным вечером, когда на площади Визбора яблоку негде упасть, на сцене не появилась бы новорожденная группа под названием "Груша" — Юрий Шевчук, которому "с листа" подыгрывали музыканты "ГрАссмейстера" и инструментального ансамбля "Нон-стоп". Лажи получается немеряно, но драйв перевешивает. Шевчук поет песни новой программы "Единочество", разбавив их "Последней осенью" и допотопными "Хиппанами" (под гармошку и виолончель звучит забавно). А уйдя со сцены надевает для конспирации черные берет и очки, чтобы отправиться в путешествие по лагерю. И повторить мои открытия прошлой ночи. Словом, Грушинка напомнила своей свободой то ли первый Вудсток, то ли первый рок-клубовский фестиваль — все слушают всех и нет никакой направленности на хитовость. Рок-н-ролльный дух постоянно ищет себе место и теперь, похоже, переместился сюда. Именно здесь я почувствовал его здоровое начало — очень чистая, здоровая атмосфера вокруг, совершенно непохожая на "пивные путчи" вроде "Крыльев" с "Нашествием" или "Продвижения", где шоу-бизнес окончательно убил все живое. Важно, чтобы Грушинка не пошла по этому пути, не превратилась в коммерческий фестиваль, а сохранила свою неповторимую атмосферу, тем более, чудо это рождено на нашей земле, а не содрано с Запада, как какое-нибудь "За стеклом".

P.S. Выходит, зря боялся ехать. Все-таки это больше похоже на Гайд-парк