Перекрестки авторской песни

20 мая – 65 лет со дня рождения российского автора и исполнителя песен Виктора Архиповича Луферова (1945).

Многим выпадает популярность и шумный успех. А вот возможность повлиять на развитие жанра, изменить что-то в окружающем мире и судьбах людей – далеко не каждому...

В царстве минералов

В детстве у меня было любимое развлечение: в летний солнечный день устроиться на лавочке, вооружиться лупой и, поймав яркий луч, направить светящуюся точку на деревянную поверхность. Довольно скоро отмеченная солнцем точка начинала дымиться, затем углубляться. Появлялась темная выгоревшая дырочка. О том, что лавочка вскоре станет вся дырчатая, как бабушкины блинчики, и мысли не приходило. Ведь тот момент был настоящим чудом: с помощью простого стеклышка и чуточки внимания я могу управлять самим солнцем! Превращаю его волшебное свечение в нечто осязаемое... Про крылья Икара тоже не вспоминалось. Я тогда и не знала о его существовании – греческие мифы прочла позже. Но довольно скоро впервые услышала голос музыканта и поэта, который через много лет запишет песенный альбом под названием "Новый Икар", а своей энергией напомнит о полузабытом детском занятии – управлять солнечным лучиком.

Никогда не забуду первого впечатления, оставленного тем голосом (хотя прошло уже лет 25, не меньше). Воля, ирония и сарказм сочетались в нем с трепетом и нежностью, а внутренняя уверенность и покой – с эмоциональным напором, волнением до дрожи. Это было не похоже ни на кого... Спросив, я узнала, что обладатель незабываемого голоса, долетевшего с магнитофонной пленки, – московский бард Виктор Луферов.

Позже побывала на множестве его концертов, но особенно запомнился один, проходивший в здании геологического института. Над сценой в качестве задника были развешаны минералогические карты России в ярких и таинственных пятнах. Луферов сразу отметил символизм обстановки, кивнув в сторону карт: "У меня обычно хорошо проходят концерты среди геологов... Наверное, потому что и сам я похож на минерал". А ведь, и правда, – похож... И не только потому, что при взгляде на него сразу возникает ощущение "самородка" – природного, корневого таланта, глубоко связанного со своей землей и культурой. Поражает осознанная укорененность Луферова в традициях русской песенной культуры – в самом широком диапазоне: от деревенского импровизированного многоголосья до городского фольклора, от цыганского и эстрадного романса до рока. Следы этого песенного и мелодического богатства прямо или косвенно всегда слышны в его песнях.

Да и сам он на концерте заговорил о том, что авторская песня в нашей современной национальной культуре заместила уходящий в небытие фольклор. Одно из главных подтверждений этому: способ сохранения и передачи текста – непосредственный, прямой, через контакт исполнителя со слушателем. "От сердца к сердцу", как определил это Луферов. А многолюдные фестивали авторской песни, дружеские посиделки у костра или застолья с гитарой имеют вполне ритуальные корни. И, как во всяком культовом пространстве, в этом мире есть свои жрецы, свои ежегодно посещаемые священные места. Гитара успешно заняла место священного инструмента (наподобие тимпанов и гуслей, упомянутых в псалмах Давида).

Но главное сходство, выявляющее культовые истоки авторской песни, – возможность приобщиться к общему для всех корню через соучастие, объединяющее священнодействие: исполнение любимых песен – снова и снова. Психологически и эмоционально пространство авторской песни для большинства к ней причастных – своего рода "маленькая церковь", со своими собственными "святцами": Б.Окуджава, В.Высоцкий, А.Галич, Н.Матвеева, Ю.Ким, Ю.Визбор и так далее – вплоть до "местно чтимых".

Даруемая мифом через фольклор возможность приобщения к истоку культуры, казалось, была утрачена нами вместе с живым фольклором. Но непостижимо возродилась в феномене авторской песни.

Путешествие героя

На концертах, общаясь со зрителями, Луферов не раз рассказывал, как почти в самом начале творчества осознанно выбрал сцену, а не туристские песни. Отказался от популярной в те годы возможности совместного распевания у костра. Но что значит в мифологическом контексте "выбор сцены", т.е. обособленность, предпочтение индивидуального пути? Такая траектория движения противонаправлена коллективному освоению мифа. Дает Луферову возможность индивидуальных с ним отношений. Подталкивает создавать персонифицированные мифологические образы: "героя", "творца", "странствующего философа". А напор мысли, стремление задавать вопросы, испытывая себя и других, придает большинству его песен подлинно философское звучание. Очевидно, что наряду с поэтом и музыкантом в Луферове живет философ – глубокий, интуитивный философ, "корневой", мыслящий самостоятельно, а не академически (т.е. опираясь на готовые категории). Неразрешимыми вопросами и внутренней честностью не дающий покоя ни себе, ни другим. Сам этот образ – глубоко российский, укорененный в народной культуре (вспомним, как любил изображать Николай Лесков таких вот "стихийных" философов).

Настоящему мифологическому герою доступно то, о чем не дерзнет рассуждать наш среднестатистический современник, – требовать ответов от Господа, искать смысл, думать о связи жизни и смерти, проникать за ограду запретного сада, где обитают умершие. Его дело – сокрушение общепринятой иерархии; осознание права "трясти небеса", задавать вопросы о смысле напрямую и получать столь же прямые ответы.

Перед тем как к вам прийти, зашел я к Господу,

"Помоги, – сказал – отец, собраться в путь!

Снаряди, да приодень, а к людям попаду –

Сверху присмотреть за мной не позабудь".

Сами знаете: Бог даст всё, что ни попроси.

Даст и ум, и глупость даст. А что ж не дать?

Но не стал я ничего просить у Господа:

Бог сам знает, что кому давать.

Долго он копался в сваленной там ветоши

И такую плохонькую из одежд

Мне дает и говорит: "Сынок, ты не тужи!

Главное – не растерять надежд".

И протягивает башмаки дырявые:

"На меня надейся, а сам не плошай.

Башмаки – они и новые износятся.

Главное – не износилась бы душа".

Сила луферовского героя – в способности перешагнуть время. Свободно дышать в тех ситуациях, сюжетах и жанрах, которые давно уже принадлежат вечности. Самые близкие ему жанры – сказка, баллада, а сюжет – путешествие героя в "иную страну". Встреча с ангелом, бесом или с душами умерших. Поединок. Возвращение из "подземного царства"... И всегда – с дарами. Например, с пониманием, которое долгие годы потом поддерживает и самого автора, и его слушателей:

И сказал: "Ответь тому, кто крикнет вслед тебе:

"Кто в цветущий век наш бос – дурак, мол, тот",

Что презренным Бог дает корыто сытости,

А любимым Бог скитания дает!"

В большинстве луферовских песен действуют мифологические персонажи: Музыкант, Герой, Чудак (выросший из фольклорно-сказочного "дурака"), Мудрец, Поэт, Рыцарь и пр. Да и сами ситуации в его песнях не бытовые, а всегда мифологические: встреча с Богом, одиночество (уход в пустыню) и возвращение к людям, искушение дьяволом (как в песне "Два монолога"), или, наоборот, помощь либо явление ангела (этот мотив силен в его романсах):

Один слепец, в ночь лунную прозрев,

За облик мира принял лик луны бездушной,

И вновь ослеп, свет солнечный презрев,

И умер всем чужой и никому не нужный.

Как счастлив я, что поводырь слепцов –

Сверчок, что вел меня вдоль тротуарных трещин,

В тот миг, что я душой прозрел, в конце концов,

Привел в чудесный сад, где я увидел женщину.

С тех пор я не смотрю с тоской надежды в небеса,

Хотя лазурь и впрямь – божественная краска.

Прекраснее смотреть в прекрасные глаза,

Нежданные – как сдернуть с глаз повязку.

Характерный для луферовских песен образ Музыканта пришел из средневековой Европы, напоминает о менестрелях, поэтических состязаниях и выступлениях на рыночной площади (драматизм ситуации "искусства на рынке" Луферов почувствовал одним из первых). Но главным среди всех его персонажей остается образ самого мифологического героя – человека, решившегося на переход границы, которая разделила пространство прошлого и настоящего, живого и мертвого.

Театр песни

В основе каждой луферовской песни – диалог. В сюжет неизменно встроены "отношения", борьба, взаимодействие. Поэтому так органичен для него театр. В итоге в 1985 году Виктор Луферов становится руководителем созданной им студии, а впоследствии театра песни "Перекресток" – экспериментальной песенной площадки, где занимаются не только авторской песней, но и фольклором, возрождают традиции площадного театра. "Перекресток" не раз выступал на международных фестивалях уличных театров: "Караван мира" (Москва, 1988), "Шагающая улитка" (Архангельск, 1991) и т.д.

Работа в "Перекрестке" раскрывает еще одну важную грань в судьбе этого человека – щедрость, желание поддержать товарища по цеху, а не приковывать к себе одному зрительское внимание. Скольким молодым и начинающим авторам Виктор Луферов помог быть замеченными, услышанными, поддержал своей энергией, участием и авторитетом! В течение 15 лет (до закрытия в 2004 г. по финансовым причинам) "Перекресток" был популярнейшей площадкой для выступлений неординарных бардов и рок-музыкантов.

За стремлением Луферова открыть кому-то другому дорогу к зрителям всегда угадывалось его ощущение территории авторской песни как всеобщего пространства, суть которого – во взаимообмене, в дарении. Пространства, в котором невозможно и нельзя "владеть" хоть чем-то в одиночку.

Я вновь и вновь задавалась вопросом: почему же Луферов так выламывается из авторской песни, стоит особняком? Причина этого не только в его темпераменте "рок-певца", музыкальных экспериментах с необычными инструментами (типа колесной лиры, колюки с косой или изобретенной им шлангофлейты), исполнительской виртуозности...

Каким-то чудом в творчестве Луферова перехлестнулись укорененность в русской песенной традиции и – острая индивидуальность, абсолютная непохожесть тембра и внутреннего звучания. Многие авторы все-таки хоть во что-то вписываются: в какие-то традиции и сообщества, в тематику и стиль определенного жанра. А Виктор Луферов – явление уникальное, выводящее авторскую песню на совершенно новый, непривычный ей уровень. Мне кажется, дело именно в герое луферовских песен. В настоящем мифологическом герое, который способен перемахнуть через ворота райского сада или беседовать с Господом. Песенное искусство Луферова приобщает к мужественности в высшем смысле – как к духовному состоянию.

Своим творчеством Луферов сплавляет воедино разрозненные фрагменты национального песенного бытия: фольклор, романс, духовный стих (через проблематику и вопрошание), философскую лирику, присущую авторской песне. Его "песенный миф" открывает для авторской песни возможность стать тем звеном, которое способно соединить распавшиеся звенья национального духовного пространства.

Конечно, завораживающий эффект от его выступлений вызван еще и артистизмом, юмором, даром остроумного рассказчика. Но чем дальше, тем очевиднее сквозь сценические таланты просвечивает главное – дело, которому отдана жизнь.

Творческая энергия Виктора Луферова напоминает полумифическую рыбу – лосося, способного плыть против течения, преодолевать бесчисленные преграды и изгибы пути ради того, чтобы вернуться к месту своего рождения. Рыбу, ведомую непостижимой уверенностью: только возвращение к истокам способно породить новое поколение и одарить его духовной перспективой.