Сочинителю песен Михаилу Щербакову исполняется сорок лет.

Поздравляем его и желаем не обращать внимания на славный юбилей (что он, скорей всего, и сделает).

Одновременно у Щербакова вышел новый диск "Если" — пятнадцать песен, написанных в последние два года.

Думаю, первенства этого автора в жанре так называемой бардовской песни сегодня не оспаривает никто; слава Щербакова прочна, репутация безупречна, аудитория велика, постоянна и космополитична (на весну намечено очередное американское турне). Не стоит повторять банальностей о четком делении его творчества на "раннее" и "позднее" (на самом деле принципиальной разницы нет: разве что в раннем он иногда не без иронии повторял общеромантические штампы, а в позднем ему, кажется, решительно все равно, о чем писать). Слово в текстах Щербакова давно перестало значить: он занимается осуществлением давней мандельштамовской мечты — "и, слово, в музыку вернись", мечты о "блаженном бессмысленном слове". В песнях нашего автора оно стало материалом, нотой, краской — иными словами, средством. Щербаковские многословные, виртуозные, ажурные конструкции — давно уже ни о чем: это средство трансляции абсолютной, вечной музыки, "нежного голоса высших сфер".

Разумеется, какие-то мысли и даже сюжеты в песнях, составивших альбом "Если", наличествуют: к сожалению, о чем-нибудь все равно проговариваешься. Но самого автора, похоже, от души забавляют попытки умничающих студентов и стареющих архивных юношей отыскать в его сочинениях кладези мудрости, чуть ли не эзотерические откровения и пр. То, что пытается транслировать Щербаков, бесконечно интереснее, амбивалентнее и непостижимее всяких слов и любой философии: это музыка как таковая, предвечная печаль или небесная радость, а имена и толкования только портят все дело. Вот почему самое лучшее для поэта — быть Никем, как и называется одна из лучших песен альбома, "Nemo": "Пока я был никто, не обитал нигде, примерно лет от двух до трех, я наслаждался тем, что никакой вражде не захватить меня врасплох. Тогда любая власть, творя любой эдем, не причиняла мне вреда. Ведь я же был никто. И потому никем не назывался я. О да".

Другие строят дома — Щербаков делает облака. Можно спорить о том, что лучше, интереснее для ума и благотворнее для души — поэзия смысловая или суггестивная, декоративная или декларативная; во всяком случае, щербаковский опыт не отменяет ничьего другого. Тем не менее именно в поздних сочинениях этого автора присутствует на редкость чистое, беспримесное вещество искусства, неосязаемая материя "Божьей тоски". Мечта о музыке, абсолютной, совершенной, содержащей в себе все и толкуемой произвольно, пронизывает все песни из нового цикла, но особенно отчетлива в "Травиате": "Зверь летучий в дымах и саже, небыль, музыка, мир иной. Или горд не вполне ты, даже уже почти располагая мной?"

Для автора здесь главная задача — самоустраниться, истребить в себе все человеческое, мешающее расслышать звуки небес. В человеческом мире герой Щербакова откровенно беспомощен, ему тут скучно: "Будь я моложе лет так на шесть или хотя бы на пять лет, мне б нипочем восторг и тяжесть новой любви. А нынче нет. Ночь не молчит — журчит, бормочет, много сулит того-сего, но ничего душа не хочет там, где не может ничего". Одним авторам скучен человек, другим — все, кроме человека; но и те, и другие сходятся в том, что музыка Щербакова оригинальна и энергична, а стихи виртуозны и остроумны. В песнях, составивших "Если", нет и тени высокомерия – есть высокое смирение перед тайной искусства. Никакие другие соблазны автора уже не занимают, и слава Богу: "Север зовет ее в скитанья к серой зиме, к сырой весне. Спи без меня, страна Испанья. Будем считать, что я здесь не".

Щербаков перестал использовать слово как средство для описания мира и начал использовать как материал для его строительства. Этот мир, в котором много пустого пространства, облаков, лесов, песков, вершин, — на редкость привлекателен, в нем каждый чувствует себя свободно, краски тут чисты и ярки, а звуки сливаются в хорал. Кому-то в этих пространствах холодно. Тогда можно вернуться в другое пространство и почитать любого другого современного поэта. К сожалению, он будет хуже Щербакова, потому что равных ему пока нет. Бродскому повезло больше — его уравновешивал Кушнер, равный, но "теплый".

Михаил Щербаков. "Если". 2003