— Мальчиши, что больше всего понравилось вам на фестивале?— спрашиваю двух светлоголовых братиков, сыновей моих знакомых по "Моримоше". Одному из пацанов нет семи, другому и того меньше. Пятнадцатый Ильменский фестиваль авторской песни для них — первый в жизни. И мальчиши в один голос заявляют:

— Костер!

Волшба огня, гитара и голос сидящего рядом: чья-то рука, протягивающая тебе кружку с дымящимся чаем; запеченная картошка, обжигающая руки... Встречи, совпадения, узнавания. Мерцание остывающих угольков, треск горящих веток; дым, съедающий глаза... Место исповедей, прозрений, братания...

На этот раз повезло. Уже утром подхожу к уфимцам. "Видишь пакет?" — говорят они, показывая на подозрительно большой полиэтиленовый сверток. Пакет, лежащий прямо на земле, оказывается не кем иным, как досыпающим Граховым. Коля — поэт, переводчик, автор песен, почти не известных здесь. А, между тем, он каждый год на Ильменах; и это автор чистой пробы, каких не так уж и много. Если сравнивать, то Ланцберг, Крупп, Визбор — имена, стоящие где-то рядом. Негромкая, непрямолинейная исповедальность маленького человечка большого города — Колина тема. Говорю "человечка", потому что не обладает он острыми локтями, внешностью супермена и другими отличительными признаками сильной личности. А просто имеет мужество жить, открыв глаза; перемалывая все внутри себя и приходя при этом к истинам пронзительным и вечным.

Как у поэта у Николая Грахова, кроме песен, несколько поэтических сборников (в том числе сборник детских стихов); как у редактора-составителя — два сборника стихотворений и поэм Марины Цветаевой, другие книжки. А вот последний авторский концерт состоялся уже давно, года три назад. На Ильменке Коля последние годы не выступает. Он поет, как пишет, — лишь по потребности души.

Удача, что нашелся он здесь, на поляне, и поет у нашего костра, на что магнитофонные писатели делают мне восклицательные знаки большим пальцем ("Здорово!").

Почему возникла потребность говорить именно о нем? Еще и потому, что проблема иногда — услышать хорошего автора на подобном фестивале. Концерт обычно состоит из броских, не всегда замечательных и не всегда оригинальных (первичных по музыке и стихам) номеров. (Вспомнился автор, преподавший нынче урок плагиата, — Юрий Марков. "Песня о трамвае" ведь типичная киреевская штучка, что с грустью констатирую). Всегда порядочно "клюквы", на которую шумливая фестивальная публика реагирует с восторженностью соловьев-разбойников. Когда подобных песенок достаточно и есть соответствующая им аудитория, концерт больно бьет по головам всех остальных масс-культурным кулаком (потому что обычно сопровождается выпаданием в экстаз и пьяными выкриками) Будет ли тогда услышан тихий, не очень концертный голос автора, подобного Николаю Грахову? Пожалуй, нет. Зачем же ему выходить на эту красивую сцену с белым парусом? Незачем. Вот он на неё и не выходит.

Мне могут возразить: мол, это камерная песня. Но, думаю, дело не в камерности, а в том, кто слушает и что слышит. Камерная песня Окуджавы собирала полные залы. До сих пор гадают почему. Время, что ли, такое было, совпавшее с поголовным обострением слуха?

Но, думаю, не ошибусь, сказав, что и на "Ильменах-91" слушали очень внимательно. После четырнадцатого фестиваля, что состоялся вблизи Ленинска на озере Морскалы, многие его очевидцы ехать хотя бы и на Ильмены опасались. Потому как возникло тогда ощущение потери-пропажи духа фестиваля. Воздух его там был тяжелым, настоянным на спирту. Лагерь пил по-черному; приехавшие "культурно" отдохнуть были так же далеки от авторской песни, как и она от них. Ночная дискотека на центральной "улице" не давала петь до утра, кому-то досталось и по физиономии. Начинал концерт Олег Митяев, приехавший на черной обкомовской "Волге". Спел три песни и, благополучно освистанный, быстро укатил обратно. Глухие времена, подумалось тогда. Может, поэтому не встретились сегодня на Ильменах Лариса Коробицына. Юрий Трахтенберг и другие, взрастившие Ильменский фестиваль? Из "аксакалов" был здесь, пожалуй, лишь один Евгений Садаков бессменный кинолетописец АП, неотделимый от своей камеры, теперь уже видео.

Впрочем, до последнего дня, то есть до пятницы, не было определено точное место фестиваля. "Тормознул" Ильменку Миасский горисполком. И еще в пятницу (день самого массированного заезда) утром и днем стоящие на ильменской дороге милицейские посты из противопожарных соображений отправляли песенное братство куда подальше: одних на Тургояк, других аж на Морскалы. Поэтому ничуть не удивлюсь, если узнаю, что фестиваль состоялся еще в двух местах.

Но, невзирая на то, Ильменская поляна встретила все же около шести (официально зарегистрировано полторы) тысяч участников фестиваля. Это, наверное, оптимальное количество для данного места. Больше не надо. Потому что лес при таком количестве стонал под топором, так как обещанные дрова так и не заготовили, и народ валил и валил, в основном, правда, сушину. Запрещенные костры разводились и горели, а догорев, засыпались дерном. Хорошо, если мы оставили при этом поляну не слишком истерзанной. "Пусть все проблемы уйдут и останется одна проблема — песня", — произнес на открытии фестиваля заместитель директора Ильменской турбазы Владимир Дюсюше.

Не скажу, что звучавшие песни были очень уж проблемными. Может, этого и не надо сейчас, когда голова пухнет от проблем, своих и общих. Лишь малая доля услышанного поранила, задела за живое. Например, честная, не аффектирующая, песня Геннадия Довганюка из Белебея. посвящённая январским событиям в Прибалтике (по первой строчке — "Январь не Божьим даром дан") "Можно ли привыкнуть к доброте сытых и холодных палачей?" — спрашивал он и тут же пел про "тропу прощения", что пролегла "от Балтики к Кремлю". На следующий день, послушав Геннадия в дуэте с двенадцатилетней дочерью, а потом снова одного, я подтвердила свое узнавание: да, это имя стоит запомнить. Может, конечно, техники ему чуть не хватает, но это уже ипостась исполнителей. Зато посеянное им — без плевел.

Ну, а где было неплохо с техникой, по крайней мере, голосовой, так это у юной Юлии Мешковой Строки ее песен, такая, например, как: "Я хочу быть обнаженной, грешной и святой, я хочу быть твоей Маргаритой", — вызвали бурно выраженный восторг не очень-то экзальтированной каэспэшной публики. Открытие юношеского фестиваля АП в Челябинске, Юля Мешковая стала открытием и здесь, на Ильменах. Во время оценки зрителями выступавших в гала-концерте только у нее зашкалило шумомер от улюлюканий, свиста и криков обалдевшей толпы. Чуть меньше децибел набрали другая Юля — Михеева — и дуэт "Конфуз", в составе которого Алексей Гущин и Сергей Андрейченко. Но продолжу о Юле Михеевой, неизменно вызывавшей горячую симпатию. Меня, например, порадовало, что в свои 17 лет она владеет поэтической формой; все спетое Юлей скроено добротно, без слов и строк выпадающих, заключено в изящную композиционную рамку. Не случайно, наверное, Юля учится в художественном училище. Может быть, в будущем ей предстоит высветлять свою палитру, но осознание необходимости этого приходит с годами. А здесь, на Ильменах, она получает очередную записку от болельщиков со словами поддержки: "Ля-минор — тоже звук!".

Два мужских дуэта: Владимир Тиунов — Леонид Курбатов (Сатка, КСП "Дорога") и Владимир Кисарин — Анатолий Карманов просто обаяли спокойным, чистым звучанием. И. конечно, чудный звук был у квартета из ЧГУ "Возвращение" (в составе которого: гитара-соло, гитара-ритм, продольная флейта, бонги). Правда, тут можно поспорить о чистоте жанра, так же, как и в случае, когда на сцену вышел солист "Ничево!" Юрий Князев с акустической гитарой. Стихи "Возвращения", как говорится, "не произвели...", и здесь, наверное, есть смысл обратиться к поэтической классике. Тогда возможен другой эффект, а параллельно и определенные музыкальные находки.

Владимир Паньшин из Челябинска-70 показал на концерте свою "Осеннюю песню". Жаль, что ее, кажется, не расслышали, потому что оператор студии "Гала" завалил звук (не надо говорить при этом, что хорошо звучать здесь может лишь Митяев; я слушала того же Паньшина на свободном микрофоне, и там со звуком было все в порядке, потому что "майор Пронин" — звукооператор "Моримоши" Сергей Пронин — знает дело). Жаль, что Володя Паньшин не "прозвучал", потому что это автор с осенью в сердце и пишет он песни, что застревают как заноза, которую не хочется вытаскивать.

Итак, фестиваль, проходивший нынче на бесконкурсной основе, определил, надеюсь, достойных (хотя и здесь не обошлось без отбора, который уже был субъективен). Впрочем, и раньше это делал "народ", на чье мнение жюри не очень-то влияло. Помню, долго не давали регалий Николаю Якимову, что было уже не обидно, а даже смешно, потому что к тому времени стал он лауреатом; нескольких серьезных фестивалей. А у нас лучшим автором музыки и исполнителем всегда оказывался кто-то другой.

Что касается приехавших на "Ильмены-91" гостей, те они почти повторили прошлогодний набор: Анатолий Киреев, Сергей Боханцев, Петр Старцев. Относительно "свеженькими" оказались Елена Казанцева из Минска и чета Матвеевых (Галина и Евгений) из Перми. "Но еще не развенчана вера моя, наихудшее все впереди", пел Евгений Матвеев, а под сцену выскочил танцующий гопник, подтвердивший раскованными телодвижениями несоответствие текста и танцевальной аранжировки. Приглашенные Сергеев, Туриянский и Михалев так и не приехали, "остались на местах". И директор (слово-то какое!) фестиваля Костя Просеков был этому даже рад, так как не сорвал им гастрольные выступления в других точках Союза. Случайно заехавший на Урал Леонид Мараков из казахского Темиртау, известный больше как "Орфей", порадовал новой песней, пародией на митяевский "Таганай". Не зло, по существу и даже смешно.

Итак, фестиваль состоялся, может быть, не для всех, но для многих приехавших на него. Как всегда, много слушали, пели, но еще больше общались. Это было главным, что радовало всех встреченных здесь знакомых, будь то авторы, исполнители, фотографы, зрители. Мы вновь нашлись на фестивальной тропе и оказались друг другу интересны и необходимы.