Приведенный ниже материал — это творчески переработанные Петром Трубецким выдержки из интервью с Гусаковым Сергеем Борисовичем (Командором) о том, как создавалась и работала радиостанция АЛА. Наверняка многие помнят эту станцию, круглосуточно передававшую в начале 90-х авторскую песню. Вот что сказал Дмитрий Соколов: "По просьбе Петра Трубецкого перечитал с удовольствием. Сомневаюсь пока только в дате 1991. Проверю по своим "Инф.бюллетеням".

В последние выходные сентября 1991 года мне вдруг звонит наш замечательный знакомый Леня Беленький и говорит:

— Вот, Сережа, у тебя фонотека большая?

Я говорю:

— Ну как — большая. Леня, ведь ты же знаешь, есть фонотеки больше моей в десятки раз, может быть в сотни.

Он говорит:

— Нет, но у тебя для...

Я ему:

— Ну, что ты хочешь?

— Вот у тебя есть там такие и такие авторы.

И называет такой средний стандартный список. Я говорю:

— Вот по таким и таким к Сереже Школьникову (мы с ним последние годы вместе работали и разделялись [...], все же охватить невозможно).

Он говорит:

— Меня интересует, что есть у тебя. То-то и то-то у тебя хорошо записано?

Я говорю:

— Если я называю каких-то авторов, то значит хорошо.

— Ты можешь, там, взять таких и таких авторов, вот, подъехать. — Hазывает адрес: на Пятницкую 25.

— Хорошо. А зачем?

Он говорит:

— Hу вот, понимаешь, сейчас вот нужно помочь, как бы создается одна такая инициатива (слова были именно такие, немножко несуразные).

— Так что нужно? Записи или я?

— Hу вот, ты приезжай и давай..., еще никто ничего не знает, но будет работать новая радиостанция, которая хочет самодеятельную песню давать в эфир.

Идея, о которой давно мечтали лучшие звукооператоры гэ Москва, и не только гэ Москва — всего мира. Замечательная инициатива, я не могу отказаться и, посовещавшись буквально несколько секунд со своим внутренним голосом, говорю Лене, что буду в три часа дня, как он просил, около входа, с паспортом, естественно. Ну и еду, взяв, там, Жукова,... — поглядел, что у меня получше записано из последних, Луф, поскольку я его обслуживал, Жуков Гена с Томской избы, поскольку незадолго до того запись была сделана.

И приезжаю. Ждем чуть ли не час перед входом, ждем господина. Попутно мне Беленький раскалывается, говорит:

— Вот, этот господин, Астаркин Лион Александрович, он и должен быть главным, вот мы его ждем.

Я говорю:

— Ну, знаешь,— говорю,— Леня, радиостанцию..., чего так срочно к трем часам, человека нет, вдруг с записями. Радиостанцию пока организуют — лет пять пройдет.

Он говорит:

— Нет, все уже сделано.

Эта фраза меня насторожила.

— Как все?

— Все! Все уже готово! Вот буквально можно выходить в эфир, только нужна фонотека.

— И на сколько часов в сутки планируется звучание?

— Круглые сутки.

— 8-( )!!!!

Через час приезжает Астаркин. Такой весь из себя чиновничий. Характерное овальное выражение лица, короткие волосы, могучий устремленный взгляд, как у биоробота, куда-то.

— Сергей Борисыч, очень приятно.

Пропуск; все сделано; мы в студии.

Захожу я в какую-то студию, вижу ряд вожделенных ЭСТЭЭМов. Хорошо мне так становится. Слышу звучание какой-то самодеятельной песни, я не помню, кто это был; просто-напросто, что-то звучит. Уже вовсю пишется, звук хороший такой. И вдруг вижу такая омая медведе-, или медвеженкоподобная фигура склонившись над ЭСТЭЭМом, ну, девочки-операторши суетятся местного розлива, и фигура такая знакомая — знакомая, со спины. Поднимается она от стула, поворачивается ко мне и говорит:

— И ты, Брут? Ты как здесь оказался?

А я ему встречный вопрос:

— А ты, Дима, что тут делаешь?

Это был Дима Волков. До того мы оба с ним обслуживали Беленького на слете "Бригантина" под Звенигородом в 1987 году. Выясняется, что Диму, как и меня, туда же. И вот Дима там сидит и уже переписывает. Я вижу, что дело зашло далеко, раз там Волков присутствует.

Опыта у меня тогда студийной работы серьезной не было. Какой бы ни был любитель дома, он впервые в жизни, фактически попадает в реальную, работающую, хорошо экипированную студию. О каком эфире может идти речь? Разобраться можно за тридцать минут сей работой, от какой кнопки что зависит, но, хотя бы тридцать минут нужно, что бы разобраться.

Но Дима со всем этим уже разобрался, Дима уже нажимает на кнопочки, говорит девочкам — это сюда, это сюда, в эту студию понесем это. Перед Димой куча катушек, блинов, точнее, фонотека Петрова. То есть, лежит часть его фонотеки, видимо, с подачи Беленького оказавшаяся там. Дима Волков сидел и перегонял ее (фонотеку) на студийную (технику). Он не просто перегонял, он выбирал, что можно дать в эфир. Это, конечно, кропотливая работа, нужно именно слушать всю эту вещь, потому что, если отвлекся на "трал" с кем-то, а в этот момент автор кашлянул, сказал — ой извините, я сначала начну, и вдруг в таком виде это и пойдет в эфир.

Надо сказать, что к тому времени я начал делать фирму по занятию наукой под землей, по экспериментам под землей, туризму международному. И тогда же шел ход документов, бумажная работа открытия фирмы.

Я подумал, что, ладно, радио важнее, пока отложу. Не дал ходу назад, но затормозил. Так как у меня в жизни было два главных дела, не считая прозы: подземля и КСПэшный звук, они на равных были, я подумал: "пока согласования пройдут, будет — не будет тут по крайней мере, я нужен сегодня здесь и сейчас". Потому я и был в эту субботу с трех часов дня; с четырех уже внутри здания.

Мы начали бегать, смотреть как перевести мои записи. Оказывается, что все, что мне было сказано по телефону Беленьким: "Привози, в каком бы формате они у тебя ни были сделаны. Все! Там есть все магнитофоны" — ерунда. В здании все есть, но чтобы до этого добраться, нужно подписать десяток бумажек, нужно поцеловать в задницу пяток начальников, после этого тебя введут в комнату, скажут: "Вот этот магнитофон стоит тут, а в понедельник придет звукооператор, который за него отвечает" (дело в субботу происходит). До понедельника прослушать мои записи нельзя.

Я посидел до вечера с Димой и с Астаркиным. Леня там был. Мы провели беседу совместно со слушанием этих записей, тех, которые Дима перегонял, Дима на несколько часов раньше меня оказался в этом здании. Еще это не была станция, еще шел разговор, какая будет станция, что вы хотите. Я чувствовал, что я хочу туда. Вдруг я, чуть ли не один раз в жизни понял, что рано мне говорить о том, что я хочу. Послушаю, что умные дяди скажут. Дяди говорят, что у них уже все куплено, все схвачено. Как выяснилось, не дяди, а дядя. Мы до часу ночи благополучно пробеседовали, когда Дима начал падать мордой на пульт и все мы окончательно отрубились, Астаркин не замечал усталости.

Дальше было следующее: мы спускаемся вниз, метро закрыто, в автобусы не содят. Астаркин делает свой жест, который потом стал достаточно ритуальным: он говорит: "Ну, у меня машина, шофер, я вас заброшу, кого куда". И в машине, (вот эта суббота закончилась, мы только говорили о том, какое должно быть вещание, сколько записей у меня, сколько у Димы) и вот в машине происходит такой диалог:

— Ну как Сережа — оборачиваясь назад с первого сидения говорит мне Астаркин — что вы об этом думаете?

— В принципе можно, но вы понимаете Лион Александрович, станции нужен редактор, который должен отвечать за подбор материала, за то, что будет в эфире.

Я поворачиваюсь к Диме, тут, может быть, я очень правильно поступил, и говорю ему:

— Дима, вот, ты хочешь быть редактором этой станции?

Волков, так вальяжно, делая вид, что он буквально весь перегнулся, говорит:

— Я! Ни за что!

Я говорю:

— Дима, а вот ты же звукооператор замечательный. Звукооператором?

— Ну разве что. С пленками возиться, готовить передачи к эфиру. Это я вполне. Отвечать ни за что не буду.

Я делаю паузу. Ничего не говорю вслух. Я все сделал и выдохся. И тогда Астаркин поворачивается, смотрит внимательно на меня и говорит:

— А вы Сережа? Как чувствуете, могли бы исполнять эти обязанности.

А я перед этим как-то ему очень мягко в течение вечера доказал, что он ни хрена не смыслит в самодеятельной песне.

Я ему говорю:

— Может быть, я не знаю, ну по крайней мере пока помочь могу, вот у меня сейчас есть время. Хотя у меня есть своя фирма, я сейчас занят ее организацией и у меня времени довольно мало. Но дело-то такое, хорошее дело.

Мы уже весь вечер говорили одними и теми же словами, что дело хорошее, мы хотели его всю жизнь и так далее.

Он говорит:

— Ну знаете, я подумаю над вашей кандидатурой. Я вам позвоню завтра вечером.

Приезжаю домой. Дома моя девица. Я говорю: "Так и так, вот Hаташ, предложили, что делать?

Она подумала, говорит:

— Ты знаешь, ложись сейчас спать, по-моему, он позвонит тебе гораздо раньше вечера.

И точно! В десять часов утра этот тип будит нас, но не этот, а Беленький.

Но это уже история второго дня Командора (радио "АЛА")...

Борис ЖУКОВ