Прежде чем как-то оценить перемены, произошедшие за последние пять-семь лет с авторской песней, перво-наперво следует ввести её в общекультурный контекст. Посмотрим – а что произошло в смежных жанрах в условиях свободы слова и рыночных отношений? Вкратце.

Самое главное – искусство перестало быть кафедрой для идеологических деклараций. Впервые лет за сто пятьдесят. При сильном желании каждый может тиснуть листовку за свой счёт. Или организовать партию нового типа. Или баллотироваться в депутаты. И никаких художественных ухищрений.

Оказалась скомпрометирована фигура литератора в роли просветителя, заступника и поборника чего бы то ни было. Художник сам нынче растерян, озабочен выживанием, как и любой узкий профессионал. Важнейшее, что наконец-то утрачено искусством – нравственный авторитет, власть над общественным сознанием. Прямые, короткие ответы на повседневные вопросы – что делать? кто виноват? как жить дальше? – теперь раздают политики, экономисты, астрологи, но уж никак не артисты. В этом смысле – Россия становится цивилизованной страной западного склада. Почему-то – пока только в этом...

Ещё недавно настоящее, неконформистское искусство придавало чувство моральной защищённости, принадлежности к некоей общности единомышленников. Вроде – есть ОНИ – предположим, мещане, консерваторы, власти предержащие, и есть – как бы МЫ – свободные, бескомпромиссные, взявшиеся за руки. Сие относится и к любителям джаза, Аксёнова, Кортасара, и к поклонникам "Современника", "Таганки", Высоцкого, и к завсегдатаям вернисажей на Малой Грузинской, Каширке, и к фанатам "Битлз", Толкиена, Борхеса, и, разумеется, – к слушателям авторской песни. Исчезли практически все субкультурные ниши, но грустить об этом нечего – мёртвое не должно мешать расти живому.

Всё это – материи очевидные, однако внешние. Внутренние же пути искусства – неисповедимы, даже на шаг вперёд – малопредсказуемы.

Если попытаться определить постсоветский стиль, то для внятности придётся воспользоваться старым добрым термином – "декаданс". Он – и знакомей, и значимей навязшего на зубах "постмодернизма". В чём же заметны черты декаданса? В ослабленном этическом и гносеологическом тонусе. В пессимистическом мироощущении. В тотальной эстетизации и самоиронии. На верхнем этаже культуры – симфонии Шнитке, поэзия Бродского, проза Соколова. На среднем – театр Виктюка, куртуазные маньеристы, арт-рок и авторский кинематограф. На нижнем – конкурсы красоты, карнавал презентаций и кабацкая, блатная музыка.

Ну-с, какова эпоха – таковы песни. Ежели 30-50-е были озвучены Утёсовым, Бернесом, Шульженко, 60-70-е – Окуджавой, Высоцким, Галичем, Кимом, 80-е – Гребенщиковым, Шевчуком, Цоем, то 90-е – извольте – Токаревым и Шуфутинским. Теперь это, говорят, называется "шансон". Ладно, быть по сему...

Так в каком же месте оказалась авторская песня и что она там делает?

Надо сказать, порча эстрадности, ресторанности почти не затронула жанр. (Оговариваюсь – "почти" – потому что несколько разительных примеров обратного – у всех на слуху.) Но в принципе – личностное, самородное начало бардовской поэзии, музыки и интонации плохо переваривается шоу-бизнесом. Чего, вообще-то, следовало ожидать. Если сложить ВСЁ время звучания авторской песни на ВСЕХ каналах радио и телевидения, то выйдет никак не более 3-5 часов в НЕДЕЛЮ. Чуть больше, чем современной литературы, и чуть меньше, чем джаза и фольклора. Для классической музыки есть "Орфей". И – всё! Это при том, что с десяток станций круглосуточно гонит интернациональную попсу с редкими вкраплениями качественного рока.

То есть – на нижнем этаже поэтическая песня не живёт. Видимо, сказывается и то, что носители жанра – люди по большей части лирические и ненавязчивые, неприспособленные к грубому давлению извне – ни к идеологическому, ни к рыночному. В консерватории поэту с гитарой ещё несколько десятилетий делать нечего. (Хотя... Чем чёрт не шутит? Дело, скорее, не в художественных особенностях, а в бабочке и фраке.)

Словом, ареал обитания барда – промежуточный, где-то между театром и литературным музеем.

Как ни странно, новое время артикулировало в авторской песне сугубо ностальгическую интонацию. В общем-то, ностальгия – эмоция благородных кровей, однако нынешняя мода на 60-70-е подминает под себя всё без разбора – что стиляги, что "Ландыши", что Братская ГЭС, что Визбор, что квартет "Аккорд" – для переживаний всё годится! Такова плата за былую массовую популярность. Наиболее живыми остались вещи, когда-то не совпадавшие с привычной эстетикой, казавшиеся странными или сложными. Например, песни Бережкова, Луферова, Мирзаяна. Они и теперь звучат свежо и необычно.

В последние годы явно обозначились две тенденции в развитии жанра – говоря условно, элитарная и демократическая. Первая, сужая аудиторию, выигрывает в её качестве. Здесь можно упомянуть и театр актёрской песни Е.Камбуровой, и концертную практику объединений "Свой круг", "Азия" и т.д. Вторая, соответственно, ведёт к расширению числа слушателей, делает шаг навстречу потенциальному, извиняюсь за выражение, потребителю. Тут нельзя не вспомнить о концертно-просветительских программах для детей С. Никитина, "школьном" проекте Ю. Лореса и М. Баранова, и, особенно, – о стратегии М. Кочеткова в его теле-бард-ток-ресторане "Гнездо глухаря".

Всё это требует отдельного обстоятельного разговора.

Авторская песня сейчас на стилистическом распутье. Куда она двинется? К Шуберту или советскому ретро? Выживет ли она, или будет ассимилирована в "Нашу гавань..."? А может – смешается с акустическим роком?

Ответы мы получим, вероятно, уже в третьем тысячелетии...