Ирина Богушевская и Алексей Иващенко признаются в любви классику босса-новы

Певица Ирина Богушевская и один из авторов мюзикла "Норд-Ост", композитор и поэт Алексей Иващенко, задумали спеть по-русски произведения Антонио Карлоса Жобима, бразильского классика стиля босса-нова. Программу русских переводов песен бразильского мастера, получившую название "Утро карнавала", Иващенко и Богушевская представят 8 апреля в столичном КЦ "Меридиан". Для Ирины, известной авторскими ретростилизациями и программой песен Вертинского (которые она исполняла в дуэте с Александром Ф. Скляром) это будет первый выход на сцену за два года. Алексей Иващенко, участник культового бард-дуэта "Иваси", выступает также после долгого перерыва – это будет его первая работа со времени трагического финала "Норд-Оста". Беседуя с корреспондентом "РГ" о своей новой программе, Ирина посетовала на намертво приклеившийся к ней ярлык "певица для умников" и рассказала о проклятии, которое наложил на ее песни Бари Алибасов.

– Почему вы вдруг решили играть босса-нову?

– Я страстная фанатка Антонио Карлоса Жобима: мне кажется, его музыка – это босса-нова в первоисточнике, из которой потом выросли все популярные модификации этого стиля. Мне очень хотелось ее петь; я даже в свой позапрошлый альбом вставила его песню "Аква джи бебэ" – в моем переводе она называлась "Жажда и вода". Первоначально мы ее исполняли по-португальски, но в ходе работы мне захотелось, чтобы она зазвучала по-русски. Вообще наш язык настолько богат и выразителен, а английские переводы Жобима настолько неточны и приблизительны... Хотелось вернуть его словам точность и истинный смысл. Я долго думала, кого бы мне завербовать себе в партнеры, и предложила свою идею Алексею Иващенко, с которым мы давно собирались поработать вместе. Алексей в качестве переводчика исключительно хорош. Он и Георгий Васильев в прошлом году собирались привозить в Россию мюзикл "Отверженные", Иващенко переводил все либретто. К тому же он сам автор и композитор и прекрасно знает, как укладывать строчку в размер песни.

Алексей – очень интересный музыкант. Он – классик авторской песни, написал музыку для мюзикла "Норд-Ост"; каждому, кто ее слышал, совершенно очевиден солидный уровень композиторской работы. У него тончайший вкус, он в своей эволюции давно перерос бардовское клише. Но я смотрю на босса-нову как на медитативный музыкальный жанр. У Алексея же совершенно европейское отношение к этой музыке, в нем много "хорошо темперированного клавира", и я с этим пытаюсь бороться.

– Вы избегаете стилистического постоянства – на каждом вашем новом альбоме вы играете с форматом и звучанием. Театральные ретростилизации – на "Книге песен", "взрослый поп" – на диске "Легкие люди". В каком направлении пойдете дальше?

– С пластинкой "Книга песен" я взяла такую высокую планку, что теперь все, что я делаю, неизбежно подвергается сравнению с моим дебютом как с эталонной величиной. У меня сейчас материала на две пластинки, и я сейчас как раз в непростых думах, за какую из них приняться. Одна из них – как раз в стилистике "Книги песен", другая – нечто совсем ни на что не похожее.

– Интернет-журналисты отчего-то частенько записывают вас в барды...

– Вот это уж совсем ни к селу ни к городу. Однажды я была приглашена на слет КСП, где меня освистали. Кричали "Долой эстраду с подмостков авторской песни!". Этих людей, в общем, можно было понять: выходит певица и начинает под рояль петь декадентские песенки а-ля Вертинский. Артемий Троицкий изобрел термин "альтернативный шансон", и, по-моему, это определение всегда мне подходило больше всего. Жаль, что сейчас шансоном называется блатняк – ведь исходно этим понятием обозначали стилистику Пиаф и Азнавура. Меня сейчас ставят в тупик вопросы о "попутчиках": я вдруг почувствовала, что при всем моем стремлении к контакту с окружающей музыкальной средой я все время оказываюсь где-то в стороне от... сегментов рынка. И получается, что я не вписываюсь ни в один формат.

– А насколько вообще музыкант сейчас может выжить, не вписываясь в формат? Возможно ли нормальное существование артиста, который не соотносит свои амбиции с потребностями конъюнктуры шоу-бизнеса?

– Вот вам любопытный пример. На своем последнем альбоме "Легкие люди" я поставила эксперимент – попробовала записать пластинку, на которой "форматные" требования находились бы в полном согласии с моими собственными устремлениями. Мне казалось, что эти песни вполне могли бы звучать на волнах самых мейнстримовых радиостанций, однако не тут-то было. Видимо, еще со времен студтеатра на мне лежит печать "певицы для умников" и это заклятие не перебороть ничем, пока что-нибудь в умах властителей этого королевства не изменится. Со временем я освободилась от этих ожиданий: попаду в эфир или нет, впишусь в обойму или не впишусь. Пока что я не внутри шоу-бизнеса, и слава богу: я очень хорошо (хотя и на чужих примерах) знаю, как сильно он может подавить автора и что эта машина может сделать с человеком.

У меня несколько лет назад был интересный разговор с Бари Алибасовым. Он мне сказал: "То, что вы делаете, – это хорошо, но тете Клаве это неинтересно". На что я ему ответила: "А вы дайте этой тете Клаве услышать это, а потом уже самой решать, нравится ей это или нет". Ведь эта тетя, которая у них олицетворяет массового слушателя, заслуживает того, чтобы видеть перед собой все цветы и самой выполоть ненужные. А пока что продюсеры с их обширными связями в мире электронных медиа лишают их такой возможности.