Уж если в чём и была неотразимая привлекательность авторской песни – так это в лирическом герое, без зазора совпадающем с реальным прототипом, – нашим современником. Голос – искренен, оттого ему и вера.

Помню случайно подслушанный двадцать лет назад диалог двух шофёров (судя по мимике и мозолям). Один, который потрезвее, всё восторгается:

— Прикинь, старик – ни слова, б.., ни понимаю, а брюхом чую – всё, б.., про нас, всё – чистая, б.., правда!

Другой кривится:

— Ты чего разорался?.. о ком?..

(Ну думаю, сейчас точно скажет – Высоцкий).

А тот:

— Про-о... как его?.. э-э... О! Акаджаву!

В общем, этот потёртый паренёк сформулировал в своеобразной манере примерно то, о чём сегодня печётся А.Мирзаян – приоритет интонации в стихе и песне. Дело было, для справки (впрочем – кому?), в Чебоксарах в 1977 году. В привокзальном ресторане, естественно...

Под подлинностью голоса я подразумеваю не только чисто акустический эффект (или феномен?), но и звучание всего поэтически-музыкально-интонационного состава – ритм, словарь, мелодика, драматургия и, опосредованно, – личность. Судьба... В биографии каждого барда (героического периода) был, как мина, заложен изначальный конфликт. Б.Окуджава, Ю.Визбор, Ю.Ким, В.Туриянский – репрессированные родители, сиротство, бедность, военная юность. Ранний разлад с реальностью, ощущение жестокости советской жизни, несправедливости потребовали высочайшего духовного напряжения, чтобы как-то гармонизировать сознание, преодолеть незаслуженную обиду. Самые пронзительные, сердечные строки – родом оттуда, из детства, из беспомощности перед мировым холодом. Оттуда – огонь и великодушие песен Окуджавы, мужество и улыбка Визбора, лирическая пластичность и задор Кима, нежность и мудрая доброта Туриянского. Биографии слушателю можно не знать – голос, стихи и музыка сами про всё расскажут. Поэтому далее не будем касаться кровоточащих ран, скрытых пружин творчества, просто обрисуем характер драматизма, как он звучит в произведениях, как складывается в цепи произведений авторский образ.

Отчего из всего первого, ярчайшего поколения бардов именно Высоцкий стал национальным мифом? Ведь Александр Галич пел, пожалуй, даже более бескомпромиссно, а уход его – не менее трагичен. Почему же вся мера народного сочувствия досталась Владимиру Семёновичу? Видимо, всё дело в различии творческо-биографического стереотипа у народа и у интеллигенции.

Путь Высоцкого – путь сказочного героя, ухватившего жар-птицу; вектор движения снизу-вверх; полёт, оборванный на коде, на высшей точке. Далее – миф, легенда. В каком-то смысле, это российский вариант американской мечты. (То есть закон "народного" успеха един – что для Сергея Есенина, что для Джона Леннона). Сверхценность в творчестве Высоцкого – воля, праздничная свобода – соответствует сверхценности, на которую ориентировано национальное подсознание – тоталитарное, солдатское, лагерное, казённое и, вглубь времени, – крепостное. Таков был Степан Разин, утопивший княжну. Таков Тарас Бульба, зарезавший (кажется, всё-таки застреливший) сына-предателя. Волк, прыгнувший за флажки государственных, общественных, семейных и иных ограничений. Закон для него – только свобода и мужское, военное товарищество. (Я говорю, разумеется, не о реальном поэте В.Высоцком, а о его лирическом герое, причём в экстремальном, чистом воплощении). И, между прочим, для такого героя характерна сыновняя, мистическая связь с матерью-родиной. Во всяком случае, мифологический персонаж обязан либо трагически погибнуть в пределах отечества, либо, как в песне, умершим сердцем-селезнем вернуться к родному порогу. Примерно это и есть стереотип "любимца фортуны", младшего среди братьев...

...Посмотрите – вот он без страховки идёт...

Дорога Александра Галича – дорога российского интеллигента. Путь "барина" в глазах народа – судьба декабристов, народников, Льва Толстого, Сахарова...

"...Я выбираю свободу..."

И сразу:

"...Смеешь ли выйти на площадь?.."

Свобода в понимании интеллигента – это не анархический бунт, забубённая вольница, а жертвенное служение. А в жертву приносится покой, карьера, благополучие, а зачастую – сама физическая свобода. То есть, выбирая духовную свободу, интеллигент рискует, жертвует человеческой. Вектор движения сверху-вниз. Народу такая метафизика не близка. "Простой", "природный" человек способен ещё как-то принять путь раскаяния, путь святости, но – не путь совести. А именно совесть – сверхценность для русского интеллигента, для Александра Галича. Кроме всего прочего, в песнях Галича слушатель узнаёт о себе много нехорошего, видит себя и окружающую советскую действительность в нелицеприятном зеркале. Если у Высоцкого тон разговора – дружелюбный, снисходительный, свойский, подбадривающий, то у Галича – саркастичный, обвиняющий, любящий, сострадательный и – всегда требовательный. Чтобы выдержать уровень ТАКОГО разговора, необходимо, как минимум, иметь чувство личной и гражданской ответственности, навык рефлексии и хотя бы зачаточную способность к нравственному совершенствованию.

...Но слаще, чем ваши байки,

Мне гордость моей беды,

Свобода казённой пайки,

Свобода глотка воды...

Я намеренно заострил именно различие, а не созвучие песен Высоцкого и Галича, чтобы наглядней выявить драматургию развития каждого. Несмотря на очевидное пересечение материала, на самом деле направления развёртывания авторского образа, художественного мира Галича и Высоцкого – противоположны. Для интеллигентского сознания творческое поведение Галича – идеально. Для массового – "барин блажит". Точно так же массовое сознание не поняло и не приняло – ни Толстого, ни Сахарова, ни Солженицына. Да и вообще, как говорила Ахматова: на Руси христианство ещё не проповедовано... Кто-то вспоминал, как сокрушался один идиот из ЦК: дали бы, мол, вовремя Солженицыну Ленинскую премию за "Ивана Денисовича" – не было бы потом хлопот, не было бы "Архипелага"... Н-да-а, это – ИХ представление о людях...

Необходимое замечание: понятия "вектор", "верх", "низ" я употребляю здесь исключительно в драматургическом качестве. То есть, в завязке, к примеру, Князь Сергей Волконский – богач, завидный жених; в финале – каторжник, лишённый звания и средств. Драматургический вектор сверху-вниз. Или в завязке – Гришка Отрепьев, в финале – царь всея Руси Дмитрий Иоаннович. Вектор снизу-вверх. Я хочу пояснить, что в драматургическом смысле эти понятия лишены нравственной окраски. Векторы этического и интеллектуального движения могут и совпадать, и не совпадать с драматургическим.

И ещё, основные ценностные ориентиры и у Высоцкого, и у Галича, и у Окуджавы, и у Визбора (да и у любого художника гуманистического склада) – совпадают. Я пытаюсь сейчас нащупать у каждого ГЛАВНУЮ, ЗАВЕТНУЮ ценность, которая объединяет, структурирует остальные, и – определяет вектор драматургического развития.

В поэзии Булата Окуджавы сверхценностью является – что? Любовь? Пожалуй. Надежда. Уходящая, меркнущая красота... Тайна... В ранних песнях Окуджава изображал, отстранял понятия этого рода в виде аллегорий: "Ваше благородие госпожа Удача...", "Ваше величество женщина...", "Две странницы вечных – Любовь и Разлука...", "...матерь Надежда..." и т.д. Но чем позднее произведение, тем образный ряд, приёмы становятся проще, безыскусней. Взгляд поэта на мир – "всё суета". Идеальные ценности располагаются во внутреннем пространстве. Поэзия Окуджавы сосредоточена вглубь, – в сердце, в любимые воспоминания, в прошлое. Вектор движения – обратный движению времени. Из пошлого настоящего – в золотое Пушкинское прошлое. Драматургически это движение никак не выражено, вектор – вглубь, "точка". Тем более, что сильнейшие реальные потрясения, оформившие судьбу, – тридцать седьмой год, война – обожгли, но не спалили. Они – в прошлом. Песни – уже после кульминации, они – не драматургия, а катарсис.

...После дождичка небеса просторней,

Голубей трава, зеленее медь... –

это взгляд выздоравливающего после болезни, очищенный, преображённый. Это – катарсис. Такой тон – и есть чистая поэзия, детский сердечный лепет...

Ну так вот – этой пьесы больше нет. Театр закрылся, зрители разошлись по домам. Свобода, совесть, душевная глубина... Боже мой, какие родные, священные звуки... в какой поход мы собирались, и как это было недавно... А жизнь – потребовала иного.

Говорят, сейчас большой спрос на записи Визбора. И некоторые удивляются – к чему бы это? (Собственно, что значит – некоторые? Я и сам удивлялся). Но, положа руку на сердце, – так и должно быть. Визбор – именно та фигура, которая оказалась более всего необходимой новому времени. Он – певец НОРМЫ. Его лирический герой вполне приемлет этот мир, видит его добрым и разумным. Все ценности – внутри самой жизни. Поэтому жизнь – главная ценность. Драматургический вектор (вообще-то – дурацкое словечко, не знаю, как вы, а я уже от него оглох) совпадает с течением времени: детство, юность, зрелость, старость. Лирический герой (опять словечко) – не ангел, не демон, не дитя, не старик. Это – славный, обаятельный, ироничный мужчина. Как будто – всегда знакомый. Рядом с ним – надёжно и уютно. С песнями Визбора – легко. Не надо никуда рыпаться, ведь жизнь – хороша, а люди – прекрасны. Вот этот-то взгляд нынче и пригодился.

Ведь все — дико устали. Человек хочет чувствовать, что он нужен таков, как есть. Хочет ободрения и одобрения. Это так естественно. После того, как Валерия Ильинична Новодворская (достойнейшая женщина) монополизировала демократическое наследство, можно выходить на пенсию. Мы, ребята, – на дембеле. Если уж "смеешь ли выйти на площадь" сменилось на "смеешь ли выйти на трибуну" или "смеешь ли выйти в телеэфир"... Не-ет, в этом шоу работайте сами. Герой античной трагедии стал героем фарса. Когда свобода совести – не недостижимый идеал, а повседневная реальность, – с ней, как с родными, как с ребёнком, надо как-то жить. ЖИТЬ. С утра и до утра. До конца. А повседневность – большого сочувствия и сильных поэтических эмоций не вызывает. Это трудное, но ЛИЧНОЕ дело каждого.

...Спокойно, дружище, спокойно...

Я даже не могу уверенно сказать – на сколько Юрий Визбор поэт? Может – рассказчик? Психотерапевт? Но видимо, когда мир сходит с ума, кто-то должен держать НОРМУ. Норму чувствования, норму размышления, норму поступка. В Визборе всё это – есть. Он – сегодняшний негромкий герой.

...Спокойно, дружище, спокойно...

Вот так...

Ну а сам то я (если кому интересно) до сих пор больше всего люблю песни Булата Окуджавы...