Субботний концерт авторов и исполнителей самодеятельной песни в большом зале ДК прошел удачно. С точки зрения моей – организатора. Все, или почти все, кто был запланирован, приехали вовремя. На сцену выходили вовремя, уходили со сцены под аплодисменты почти полного зала... Правда, это "почти" немного смущало, смутно тревожило. Лезли в голову какие-то обрывки мыслей: "...а ведь еще пять, десять лет назад у входа стояла бы толпа и устраивались "прорывы"... Хотя, конечно, нет никакой рекламы, никто ведь о фестивале и не знает... Вот и утром на рокерах было даже еще меньше народу... Все нормально, нормально... Но еще пять, десять лет назад "прорывы" были бы точно...". Зал аплодировал, я шел к микрофону объявлять следующего выступающего. Все шло по плану. Публика была доброжелательна к молодым и ожидаемо восторженна к Берковскому, Долиной, Мирзояну, Бачурину... Ну что же, можно было испытывать чувство "глубокого удовлетворения". Вот только это проклятое "почти"...

В воскресенье ДК как-то странно преобразился. Казавшиеся накануне просторными залы, холлы, переходы, лестничные марши и площадки сделались узкими, тесными, маловместительными. Театру-студии "На Усачевке" пришлось показывать второй спектакль, так как зрителей оказалось раза в три больше, чем мест в отведенном для студии зале. Дискутирующих поэтов с трудом удалось переместить в помещение кафе, освободив малый зал для джазового концерта. При этом покупателей пирожков почему-то заметно поубавилось, а "яростных радетелей за истинную поэзию" резко прибавилось, причем каждый под этой "истинной" подразумевал что-то свое и отличное от истины других. К 16 часам толпа у входа в ДК стала приобретать угрожающие размеры. В большом зале, где должен был начинаться второй концерт рокеров и "металлистов", зажатые в проходах люди знакомо ощущали себя пассажирами автобуса, ползущего по улицам в часы "пик". Разве что никто не наступал на ноги и не падал на соседей при толчках и резких поворотах. Хотя и это еще ожидалось впереди, уже во время выступлений, когда эмоциональные взрывы оказывались сродни аварийному торможению...

А к 18 часам спокойные интеллигентные, все так же доброжелательно настроенные любители авторской песни, как-то подчеркнуто не обращающие внимания на искаженные завышенными децибелами звуки, несущиеся из большого зала, заполнили почти все места в уютном малом зале...

Почти... Конечно, они еще не знали, что простудился и потерял голос Вадим Егоров, что где-то не сработала длинная цепочка звонков и не был произведен последний, и, как оказалось, самый решающий – Александру Васину и обиженный ансамбль "Надежда" не появится на этой сцене. Пока это знал только я, отвечающий за организацию концертов КСП, и судорожно перекраивая программу, где основной удар падал на молодых, невольно опять и опять возвращался к этому "почти полному", хотя уже и малому залу. "А ведь пять, десять лет назад..."

Как я благодарен Николаю Воробьеву и Сергею Деревянко, Анжеле Кранга и Евгению Бабенко, Сандро Эристави и ребятам из ансамбля "Карусель"! Вместе с Юрием Лоресом и бросившимся, как всегда, на помощь Александром Мирзояном они представили, и достойно, в тот воскресный вечер жанр самодеятельной авторской песни. Так же как накануне вместе с уже названными выше "корифеями" это сделали другие молодые барды, тоже лауреаты и дипломанты московских фестивалей Анна Бутовникова, Андрей Крючков, Елена Кабакова, Светлана Менделеева, ансамбль "Эхо". И не скрою, приятно было слышать потом, после концерта уже, от незнакомых людей: "Спасибо! Вот где мысль, вот где настоящая поэзия!", "Вы знаете, после рокеров у вас просто отдохнули душой..." Но почему же не дает успокоиться это пресловутое "почти"? И как забыть неожиданно, казалось бы, вырвавшееся у одного из известных авторов восклицание: "Как нам все не стыдно! Почему мы стали такими занудными? Нам всем надо идти учиться у рокеров!"

У рокеров? После которых именно здесь "отдыхали душой"? Чему? Как?

...Что же это за феномен такой, самодеятельная песня? Тридцать лет не смолкают вокруг нее жаркие дискуссии, споры. Периоды осторожного полупризнания сменялись годами решительного остракизма, стихийно возникавшие в разных городах и весях КСП отнюдь не стихийно закрывались волевыми решениями, но, несмотря на эти решения, жить продолжали, как, естественно, и сама песня, оказываясь нужной и необходимой бойцам первых целинных студенческих отрядов и первостроителям БАМа, участникам походов по местам революционной, боевой и трудовой славы(именно на их всесоюзных слетах прошли первые песенные конкурсы самодеятельных авторов) и покорителям космоса (вспомним хотя бы "космическую" гитару Иванченкова и несшуюся над земным шариком мелодию визборовской "Лыжи у печки стоят")... И вот, казалось бы, все сложности авторской песни позади: прошел Первый Всесоюзный фестиваль в Саратове; телевидение, радио, даже фирма "Мелодия" повернулись, что называется лицом; в издательствах готовятся сборники и, может быть, даже скоро выйдут... Ни у кого теперь и мысли не возникает о чем-то запретном и запретительном по отношению к этому жанру. Но при этом почему-то ни одна посвященная самодеятельным авторам телепрограмма не удовлетворила истинных любителей и не вызвала особых эмоций непосвященных. И на конкурсные прослушивания и заключительный концерт недавно прошедшего третьего московского фестиваля самодеятельной песни не прорывались, как в предыдущие годы, оставшиеся без билетов толпы молодых людей. И в "Меридиане", вот, не было на бардовских концертах ажиотажа. И все чаще и чаще кто-нибудь полувопросительно, полуутвердительно, как бы сомневаясь и даже за что-то извиняясь, произносит пугающее слово "кризис"...

Не претендуя на "истинность в последней инстанции", попробую коротко дать свое объяснение происходящему, свою оценку нынешнего этапа развития авторской песни.

Как и каждое широкое, массовое явление, оно было вызвано к жизни объективными общественными процессами и не случайно сформировалось, подчеркиваю, именно как явление массовое в конце 50-х годов. Новое, выходившее тогда на широкую дорогу жизни поколение перестало воспринимать себя в целом как безликую массу, а каждого человека в отдельности как бездушного винтика. Столь коренное изменение людьми самовосприятия и самооценки высвободило дремавший до этого глубоко внутри и неожиданно разбуженный творческий потенциал. Казалось, буквально все стали поэтами, буквально все стали писать песни. На этом фоне выделился целый ряд ярких и самобытных личностей. Не стоит здесь перечислять имена писателей, поэтов, кинематографистов, режиссеров театра, громко заявивших о себе в те годы. Что касается песенных авторов, то вслед за Булатом Окуджавой можно назвать Юрия Визбора и Юлия Кима, Александра Городницкого и Новеллу Матвееву, Дмитрия Сухарева и песенную плеяду биофака МГУ, Аду Якушеву, чуть позже – Евгения Клячкина, Юрия Кукина, Владимира Ланцберга, Виктора Берковского, Сергея Никитина, Вадима Егорова... И наконец, яркая комета Владимира Высоцкого.

В чем же заключались отличие и привлекательность для аудитории, в первую очередь молодежи, их песен? Прежде всего в том, что в каждой был заложен большой и содержательный эмоциональный заряд. У них не могло быть песни "ни о чем", "просто так", "для красоты", "чтоб поплясать", а была в лирической ли, юмористической, сатирической форме истинная, неприкрашенная, неотредактированная и неприлизанная правда. И любой слушатель мог сказать: это про меня, или про моего друга, или про соседа. Но главное – так, как в действительной жизни. А именно этого – увы!– и недоставало долгое время официальной эстраде.

Далее. Каждый из этих авторов – личность. В песнях эти личности не просто самовыражались, а несли свое понимание и видение мира, отстаивали высокие и чистые моральные, нравственные ценности. Песня становилась для аудитории своеобразной школой жизни, у песенного героя учились мужеству, умению дружить, любить, отстаивать свои идеалы, песенному герою подражали. Бардовская песня становилась не просто явлением искусства, но и философией, мировоззрением. Вот почему на слетах КСП ощущалось такое внутреннее родство, единение тысяч людей...

Постепенно рос и художественный уровень самодеятельной песни. Рос естественно, обусловленный самой формой ее бытования. Здесь никто не мог по знакомству или по личным симпатиям пропихнуть чье-то произведение в сборник или "раскрутить" по радио, не мог искусственно навязать слушателям то, что им не нравилось. Самодеятельная песня передавалась от костра к костру, от одной дружеской компании к другой, от одного стройотряда к другому. Но плохую песню у соседнего костра не подхватят, ничего не выражающую "пустышку" не примут "на вооружение" геологи или альпинисты. Запомнят и возьмут только то, что окажется кровно необходимым, что поможет в трудную минуту, а следовательно, только лучшее и самое ценное. Так копился золотой фонд авторской песни. Многие авторы оказывались представленными в этом "фонде" всего одной-двумя песнями. Ну и что же, зато и они внесли свой вклад в духовную копилку. Причем делалось это опять же естественно, не специально: "пою – потому что поется, а дальше – не мое дело". По всем этим признакам авторская песня сближалась с фольклором, где истину отбирает само время.

Одной из заслуг бардовского движения, несомненно, является и привлечение, вернее, естественное вживление в песенность большой настоящей поэзии. В туристском походе, на студенческих вечеринках, на бамовских разъездах звучали под гитарные аккорды стихи Лермонтова и Тютчева, Фета и Блока, Цветаевой и Пастернака, Заболоцкого и Межирова, Левитанского и Евтушенко. Кстати, именно это бережное и любовное отношение самодеятельных авторов к поэтическому слову оказало свое влияние и на многих профессиональных композиторов.

Но это все позитив. А негатив? Неужели же его нет и не было? Без этого в явлении массовом, естественно, не обходится. И чем более массовым оно становилось, чем большую известность приобретали наиболее талантливые авторы, чем больше, как ни странно, внимания начинали проявлять к авторской песне зачастую малоквалифицированные редакторы средств массовой информации, тем больше стало появляться подражателей, эпигонов. Песни стали уже не всегда сочинять для себя, для друзей, а чтобы исполнили, передали по радио, показали, "как Никитиных", по телевизору. Нарушение естественного процесса отбора вело к появлению подделок, возникновению опасного эффекта "внутреннего саморедактирования". А как только подобное появляется – уходит из песни живая душа. Написать не потому, что: "...я так думаю и не могу об этом не сказать, не спеть", а "как бы сделать покрасивее, да поострее, чтобы обратили внимание" – значит убить авторскую песню. Увы, сейчас, к сожалению, не редкость, когда в передачах о КСП звучат песни, которые сами "каэспэшники" впервые именно с эфира и слушают. Так нарушается и разрушается "экологическая среда" авторской песни. И как следствие этого разрушения – падения к ней интереса, доверия.

Повторю: в авторской песне слушателя привлекает прежде всего личность автора, его позиция, созвучие этой позиции своей собственной. Без личности, выраженной с предельной откровенностью и прямотой, личности неординарной яркой авторской песни быть не может. Так ворвалась в самодеятельную песенность Вероника Долина, буквально ошеломившая предельной и беззащитной самооткрытостью своего внутреннего мира. Вначале многих такая полная самоотдача, бесстрашная искренность даже испугала – "а разве так можно?" Дальнейшая жизнь песен Долиной доказала: можно и нужно. Но теперь уже многие стараются писать "под Долину", а надо-то "под себя"...

Свою особую интонацию внес в песню Александр Суханов. Новые образы, темы, необычная внутренняя стилистика отличают концерты и выступления пришедших из жанра политической песни Иващенко и Васильева. Что-то покажут дальше "открытия" саратовского фестиваля: Любовь Захарченко, Игорь Жук, Ольга Качанова, Виктор Байрак, Раиса Абельская?.. Но вот ведь – ни одному полному автору (музыки и стихов) не смогло присудить жюри третьего московского фестиваля самодеятельной песни звания лауреата...

А может быть, права Вероника Долина, сказавшая, что мы в "преддверии" новых имен и все идет нормально, как и следует? Ведь по-прежнему не прорваться на концерт, вернее, даже не концерт, а яркое, какое-то необычное песенно-публицистическое действо Сергея и Татьяны Никитиных. Да и на встречу с той же Долиной, так же как и на выступление Иващенко и Васильева.

А что касается рокеров, "металлистов"... Надо ли сравнивать несовместимые и равнозначимые явления, как это делали на ленинградском "Ринге"? Смело могу сказать, что бардовская песня, как и лучшие явления литературы, публицистики, кинематографа, театра, заложила и свой камешек в фундамент перестройки, прививая и отстаивая умение самостоятельно мыслить, смело смотреть в глаза реалиям жизни, не приукрашивая и не лакируя ее. А сейчас может показаться, что самодеятельная песенность не так остра, актуальна... Думаю, что это необоснованные обвинения. Барды давно выросли из коротких штанишек прямолинейной лозунговости, примитивной сиюминутности. Образный строй их песен (лучших, естественно!) сложнее, глубже, требующий более глубокого осмысления, а отсюда и восприятие его требует большего напряжения, большей работы ума и сердца слушателя. На какой-то миг в нашем неудержимом стремлении к немедленным переменам более декларативные, лобовые художественные явления могут во внимании широкой аудитории и потеснить авторскую песню. Но истинное, хотя порой воздействует и медленнее, зато глубже, сильнее, живет дольше.

Все сказанное вовсе не означает, что бардовское движение должно строго придерживаться каких-то раз и навсегда затверженных канонов, не впитывать в себя все новое, что каждый день рождает в музыкальном искусстве жизнь. В этом смысле, наверное, у рокеров есть чему поучиться: хотя бы в более смелом обращении к актуальным проблемам, волнующим молодежь именно сегодня, сейчас. А может быть, и в более экспрессивной манере взаимодействия с аудиторией. Но при этом важно не утерять главного достоинства авторской песни – ее искренности.

Да, самодеятельная авторская песня требует к себе ответственного и бережного отношения. Прежде всего – со стороны самих авторов, в том числе и молодых, несколько утерявших, на мой взгляд, трезвость и самокритичность подхода к собственному творчеству. Со стороны первых и самых строгих слушателей – сотоварищей по КСП. Организационные неурядицы, закрытия-открытия, сложности во взаимоотношениях с курирующими инстанциями, даже элементарное отсутствие клубных помещений (например, у московского КСП) – все это не могло не сказаться болезненно и на формировании "каэспэшного братства" – той питательной среды, в которой рождались песни и где они проходили боевое крещение. И, наконец, со стороны средств массовой информации, от представителей которых естественно ожидать если не компетентности и любви, то уж во всяком случае доброжелательности к жанру, оценивать и пропагандировать который они беруться.

Авторская песня многое уже пережила и перетерпела. В чем-то закалилась. В чем-то, как и любое творческое дело, остается хрупким, беззащитным. Но потенциал ее не исчерпан. И в этом – надежда.