(стенограмма лекции)

Вступительное слово Дм. А. Сухарева:

У нас сегодня гость... на нашей... давайте всё-таки школой будем называть. Мне кажется, что это хорошее слово. Оно, по крайней мере, в традициях КСП, где уже есть гитарная школа. Школа, в которой мы все будем стараться чему-то учиться, потому что я себя как раз никаким руководителем считать не могу — у меня литературного образования нет, и я такой же эмпирик, как и мы все. Будем стараться все вместе заниматься и как-то совершенствоваться в этом деле, в литературном. И слушать людей, которые каким-то опытом уже располагают и могут поделиться своими мыслями.

Во исполнение принятого в прошлый раз решения о какой-то предварительной, так сказать перспективной, программе, я пока поговорил с людьми, которые могли бы придти к нам в один из следующих вечеров. Это будут такие два человека: во-первых, Татьяна Бек, поэт, которая считается молодым поэтом. Поколению, которое она представляет, где-то за тридцать уже... Она, несомненно, один из наиболее интересных авторов. Две книжки, которые она выпустила, по-моему, замечательные книги. Просто из лучших из того, что сейчас делается в нашей литературе. Если кому-то попалась подборка её стихов, вот недавняя, в первом номере "Авроры", то тот тоже мог заметить. А кому не попалась, я вам очень советую найти. Очень хорошие стихи. Просто радуешься, когда появляются такие подборки, как, допустим, Татьяны Бек в "Авроре" или Олега Чухонцева в последней "Юности". Это показывает, что литература, слава богу, живёт и хорошо живёт.

Так вот, Татьяна Бек часто пишет как критик, и интересно пишет как критик. Она нам обещала рассказать, что она думает о молодой современной русской поэзии, какие имена в ней наиболее интересны, с её точки зрения. Каждый из нас будет выражать только свою личную точку зрения. Мы можем с этим согласиться или не согласиться, и пригласить другого человека, который расскажет о том же. Но я думаю, что мнение Татьяны Бек будет интересно. И то, чем она будет это аргументировать.

И другой человек, который обещал у нас здесь выступить в ближайшее время, это Валентин Дмитриевич Берестов. Помимо того, что он очень хороший поэт, он хороший исследователь поэтики и поэзии. Это будет очень интересно: он обещал рассказать о разведанных им самим и как бы сформулированных некоторых художественных средствах старинной русской песни. Была такая сенсация, что Берестов нашел новые стихи Пушкина среди того, что считалось записью Пушкиным народных песен, и доказал, что это в действительности не запись народных песен, а собственные вещи Пушкина. И вот он расскажет о том, как Пушкин в своём творчестве использовал классические средства народной песни. Я думаю, и та, и другая встречи будут интересными.

А сегодня нашим гостем является один из... У нас есть теперь хороший такой термин: "ведущие авторы". Так вот, одним из ведущих авторов — Александром Михайловичем Городницким, который сам предложил тему беседы. Она называется так: "Специфика стихотворной основы песни". Вопрос для всех нас один из наиболее актуальных. Если я правильно понимаю, смысл этого названия это "чем стихотворный текст, предназначенный для песни, отличается от простого стихотворного текста, предназначенного для чтения глазами наедине с собой". Я тоже не думаю, что это будет какая-то универсальная точка зрения. Скорее всего, личная, с которой можно соглашаться или не соглашаться. Но, во всяком случае, нам интересно узнать, что Александр Михайлович думает по этому поводу. И вот я хочу сказать, что у нас здесь уже заводятся некоторые традиции. Не надо все время, так сказать, говорить, говорить, а нужно изложить какие-то вступительные основы своей позиции, а потом, я думаю, уже больше беседовать, выслушивать вопросы, на них отвечать. И, может быть, даже не только вопросы, но и встречные какие-то мысли.

А. М. Городницкий:

Я прошу прощения, я с вашего позволения буду сидеть и все мы будем сидеть. Ладно? Если кто-то хочет сказать, будет приподниматься, чтобы было виднее.

Когда мы с Дмитрием Антоновичем обсуждали выбор темы, то я не случайно предложил именно эту. Не потому, что я могу сообщить здесь что-то новое, а потому, что эта тема представляется мне основной "Терра инкогнито". Это вопрос совершенно непонятный. И для меня непонятный. Поэтому с самого начала хочу вам сказать, что по этой теме я сам толком ничего не знаю. Но у меня складывается такое впечатление, что о ней никто особенно ничего не знает. Я даже вчера, когда думал о сегодняшнем разговоре... А это будет, конечно, не лекция, а разговор, в котором, как правильно предлагает Дмитрий Антонович, я что-то скажу, в меру своих слабых возможностей, потом, если возникнут вопросы, я попробую на них ответить, а затем мы обменяемся мнениями. Поскольку тема открытая, то и точек зрения может быть достаточно много.

В начале я хочу сообщить, что мне очень трудно это обсуждать ещё и потому, что я не имею профессионального литературного образования. Я не филолог. Поэтому соображения у меня самые дилетантские. Я имею профессиональное образование с совершенно другой стороны — геологическое. А тут у меня ничего нет, и поэтому я, может быть, буду иногда говорить такие истины, которые вам, особенно людям, возможно, имеющим какую-либо филологическую основу, будут казаться примитивными и смешными, как попытки снова открыть логарифмическую линейку. Так что не удивляйтесь. Тем не менее, есть некоторые соображения, которые следовало бы обсудить.

И второе, что очень важно — все, что я говорю, это то, что кажется лично мне, это может быть и ошибочным, поэтому ни в коем случае не надо это принимать за истину в последней инстанции.

И, наконец, последнее: я буду опираться в своих разговорах и обсуждениях ни в коей мере не на свой опыт, как это позволительно многим действительным мастерам. Я вчера перелистал книгу Исаковского, человека, песни которого мне долгое время были близки и нравились, которого я и сейчас считаю очень интересным поэтом, о поэтическом мастерстве поэта-песенника. Это единственная книга, касающаяся песни, которую я обнаружил у себя в библиотеке. Все остальное, что я читал — Шенгелия, структуралистов наших, "Основы стихосложения" Тимофеева, все теории... — все это касается стихов, но не песен. Я даже сборник Киреевского смотрел... там тоже ничего нет. Поэтому будет несколько общих тем для обсуждения.

Во-первых, как сказал когда-то, покойный ныне, Михаил Аркадьевич Светлов, и с этого, по-видимому, следует начинать, для того, чтобы писать стихи... (А я сразу хочу сказать, что я не различаю по существу стихотворную основу стихотворений и стихотворную основу песни. Мне представляется, что стихотворная основа песни не менее сложна по существу. И наоборот — внешняя её простота, как у айсберга, вызвана необходимостью запрятать еще 5/7 под уровень океанских вод).

"Для того, чтобы писать стихи, — сказал когда-то Светлов, — как вам это ни покажется удивительным, прежде всего, нужен талант". Почему это подчеркивал Светлов в беседах с молодежью, и почему я начинаю с этой фразы? Потому что, к сожалению, особенно в школе, нас приучают к тому, что 99% секрета творчества и успеха великих наших писателей определяется их нечеловеческим, так сказать, трудом, невероятной склонностью к труду. Но, к сожалению, любой графоман, не имеющий таланта, может располагать не меньшим трудолюбием и упорством. Можно быть не менее упорным, чем Хемингуэй, который превозмогая боль, работал стоя, или Лев Толстой, или Пушкин, а эффекта не будет никакого. Поэтому, всё-таки, и мы это выносим за скобки, как аксиому, необходимы литературные способности. А это... Это не воспитывается.

Я глубоко убежден, что даже Литературный институт имени Горького не может воспитать, вырастить писателя, ибо тут нужны какие-то природные способности. Это очень важно.

Второе. Я когда-то начинал учиться в литературном кружке ленинградского Дворца пионеров. Это было очень давно. У нас были очень хорошие руководители. Один из них — поэт Глеб Сергеевич Семенов (он умер в прошлом году), который воспитал целую плеяду поэтов. (Я ленинградец, поэтому у меня ленинград—

(пропущено 11 страниц. Разыскивается недостающая часть стенограммы. Примечание ред.)

сложностью и количеством информации. Например, у А. Мирзаяна в

"Письмах римскому другу". Смотрите, какая просторная, длинная,

медленная мелодия. Я решал такую же задачу, когда писал песню, посвященную М. Ю. Лермонтову "Аэропорты XIX века", где очень длинная строфа. Или в песне "Донской монастырь". Строфа никуда не лезет, и я был вынужден придумать мелодию протяжную, медленную. То есть, есть какой-то закон, который определяет ритм. Но тогда песня не может быть длинной. Тут есть обратная зависимость. Чем быстрее мелодия, тем больше на неё можно напеть, а чем она протяжнее, сложнее — 2-3 строфы, 2-3 куплета и больше вас слушать никто не будет. А главное — вам самим надоест, как мне представляется.

Как говорил Исаковский, мелодия — это крылья, а стихи — это душа, тело птицы. Если мелодия помогает слушать, надо чтобы она что-то несла. Если она ничего не несет, несет пустоту, как часто бывает у наших эстрадных композиторов, то из этого ничего хорошего не получится. Ну, там "Мишка, Мишка, где твоя улыбка..." и бывает еще. Вполне шлягерные, очень милые. Правильно? А за ней пустота, и все это исчезает. А вот возьмите вы, к примеру, из песен о войне очень любимое мной стихотворение "Сережка с Малой Бронной". И какая прекрасная песня получилась! Правда? Или вот народ придумал на стихи Александра Межирова, одного из лучших поэтов, "Мы под Колпиным скопом лежим, артиллерия бьет по своим..." (Сам, между прочим, удивился, когда узнал, что есть песня.) Народ придумал песню на блестящие стихи Д. Самойлова "...А что растёт на поле — одна трава, не более..." То есть мы являемся свидетелями рождения народных песен. Конечно, начальный вариант мелодии пишет кто-то конкретный.

Я вот до сих пор не могу найти автора мелодии к замечательным стихам Р. Бернса "Меня в пути застала мгла..." Причем, эту заслугу иногда даже мне приписывают. Клячкин распространил по Ленинграду слух, что, мол, Городницкий написал мелодию на стихи Р. Бернса, и все ссылаются. Ничего подобного. Я услышал запись, и меня потрясла мелодия на мои любимые стихи Р. Бернса в переводе С. Маршака. Кто-то придумал. Она сейчас ходит в народе, просто автор пока неизвестен. На замечательные стихи Языкова "Нелюдимо наше море" — тоже народная мелодия. То есть мы являемся свидетелями того, что берутся стихи и придумывается мелодия. Не Сергеем Никитиным, не блестящими нашими бардами, а кем-то безвестным, безымянным. Продолжается процесс рождения такой песни, когда мелодия придумывается на уже готовые стихи.

Таким образом, перед вами возможности самые разные. Первая: написать стихотворение, а потом придумывать на него мелодию. Вторая: придумать первый куплет, вместе с мелодией (я не представляю, чтобы можно было придумать мелодию без слов. Просто у меня никогда так не получалось), а дальше мелодия сама определяет размер и так далее. И, наконец, просто писать стихи.

Я понимаю Дмитрия Антоновича Сухарева. Он поэт. Я понимаю Булата Шалвовича Окуджаву — он, прежде всего, поэт, он пишет стихи и может написать стихотворение как песню. Мне представляется, что тем шампуром, на который нанизывается песня, является поэтическая основа. Если вы хотите быть авторами песен, а не композиторами, пишите стихи.

Мне довелось еще в Ленинграде, будучи помоложе, вести литобъединение в своем родном Горном институте, в течение двух лет. У всех ребят, которые ко мне приходили, я для знакомства спрашивал: "Назовите мне трёх поэтов, которых вы любите больше всего". Это очень важно — с какой основы начинать. Дмитрий Антонович нашел очень правильный ход: встречи и знакомство с людьми, которые могли бы что-то подсказать, посоветоваться с ними и т. д. Конечно, это не заменит того, что вам необходимо читать. И читать хорошую поэзию. Самую разную. И старую, и современную. Чтобы уши были заполнены... Вот я — ленинградец. В Ленинграде ребёнок растёт, он ещё ничего говорить не может, а его водят по улицам и он смотрит на окружающий мир. А вокруг него фельтеновская решётка Летнего сада, растреллевский Зимний дворец, каналы, по которым ходил Пушкин, и на этом фоне формируется его эстетический мир. Я ещё раз возвращаюсь к тому, что нужны вкус, эстетическая основа, ибо с ними связано и нравственное содержание того, что вы будете писать и понятие о красоте. Вот поэтому надо, наверное, начинать с чтения хороших стихов.

Глеб Сергеевич Семёнов читал нам стихи советских поэтов. Мы их не знали. Я до сих пор слыша некоторые стихи, слышу голос моего учителя Семёнова. Ибо я даже читать привык с его интонацией.

Важно, чтобы вы почитали, обсудили, подумали в чем секрет музыки, ибо в каждом стихотворении есть внутренняя музыка и внутреннее звучание. Чтобы было, что вынимать музыкой, мелодической основой. Если внутреннего звучания нет, ничего не получится.

Есть и альтернативная точка зрения, например, того же Давида Самойлова, которого я очень люблю и уважаю. Однажды, когда он выступал в Москве в телевизионном театре, его попросили назвать лучших современных поэтов. Он назвал несколько фамилий. Позже я к нему подошел и спросил: "А почему Вы Окуджаву не назвали, Дмитрий Самойлович?" — "ну, о чем ты говоришь, это же песня. Какой же Окуджава поэт?.." — "А что?" — "Нет, — сказал Самойлов, — настоящим стихам никакая гитарная подпорка не нужна".

Мой друг Александр Кушнер, которого я считаю одним из крупнейший русских поэтов, придерживается подобной точки зрения. Вскоре после смерти Высоцкого, мы как-то разговаривали с Кушнером и крепко поссорились, ибо он стал доказывать, что Высоцкий никакой не поэт. Поскольку это под гитару, читать с листа невозможно — значит, не поэзия. Значит, есть какая-то особенность у этой поэзии, у того, что поётся. Читать действительно нельзя. Посмотрите "Нерв" Высоцкого — явственно слышишь его голос. А представьте, что вы эти песни никогда не слышали, только читаете с листа. Чего-то не будет хватать. Даже многие стихи Окуджавы хочется петь, только когда слышишь его голос, его интонацию и так далее. Значит, есть какой-то особенный закон.

Так вот: поэзия это или не поэзия? Я считаю, что поэзия. Но есть разные точки зрения. У того же Кушнера есть стихи:

"Ещё чего — гитара,

засученный рукав,

любезная отрава...

Поставь её за шкаф".

Как раз эти стихи критик Вл. Соловьёв цитировал в журнале "Юность". Была там против меня разгромная статья в № 8 за 1968 год, где я назывался "всадник, скачущий позади", и полностью дезавуировались все мои песни. А как альтернатива этому противопоставлялась поэзия Кушнера и цитировались эти стихи.

Дм. Сухарев:

Потом Вл. Соловьев и против Кушнера статью написал...

А. Городницкий:

А сейчас он вообще уехал по ту сторону баррикад, чтобы выяснять, какие плохие поэты в Советском Союзе. Но не в этом дело. Важно другое: что есть и такая точка зрения. Что говорить о современниках! Возьмите великие примеры: Н. Некрасов — величайший поэт. Он писал многие свои стихи так, что они становились песнями. А вот песни на стихи Есенина мне не нравятся. Простите за это крайне смелое, так сказать, утверждение. В них всех есть элемент пошлости. И сам Есенин, человек блестящего дарования, совершенно органически талантливый, однажды сказал по поводу песенной поэзии. Это документальный факт. Его спросил кто-то из друзей: "Серёжа, зачем ты пишешь песни? Плохие у тебя песни, пошлые — мальчик такой сопливый... он ковыряет в носу... и так далее. Ты стихи пиши". Он ответил: "А в России надо песни писать, чтобы знали. А не будешь писать песни — так Пастернаком и помрёшь". А? Каково?! Это в 25-26 году! Так вот: не надо так писать песни. Булат Окуджава говорит: "Я не различаю своих песен и стихов". Лермонтов не различал своих песен и стихов. "Выхожу один я на дорогу..." — это стихи. Лучшее стихотворение Евгения Винокурова стало песней. Из каждого стихотворения, почти из каждого, можно вынуть его музыкальную основу. Пастернак? Появились блестящие примеры песен на стихи Пастернака. И ещё не вечер. Ещё что-нибудь напишут на его стихи.

Вот те несколько, может быть сомнительных и спорных, тезисов, которые мне хотелось в этом разговоре предложить вашему вниманию. Это никакие не постулаты и не утверждения, а скорее некоторые соображения, которые возникли у меня в связи с этим. Но ещё раз хочу подчеркнуть, что готовых рецептов нет и никогда не будет. Каждый вынужден искать какое-то подобие своего пути.

И в завершение. Что касается стихов, то нас учили когда-то во Дворце пионеров, что поэтическое отображение мира начинается всё-таки с метафоры. Попробуйте сравнивать. Что на что похоже. Чем неожиданнее, тем лучше. Попробуйте искать новые созвучия в рифмах. И обязательно должна быть музыкальная основа. Для начинающих поэтов поиски формы очень важны. Это умственная разминка. Как утренняя гимнастика для тела. Это совершенно необходимо. Тот же Вознесенский — он блестящий мастер. Мне удивительно нравится его игра со словом. Вы посмотрите, как он написал "О", даже в прозе. Катаев предложил новую форму прозы ("Трава забвения", "Кубик" и т.д.), а молодой Вознесенский в своём "О" обошёл учителя на три корпуса, потому что это написано блестяще. (Другое дело, что высказывались некоторые негативные соображения по содержанию. Но форма — очень хороша.) Я вас призываю к тому, чтобы хотя бы на первом этапе вы больше внимания обращали на форму. Очень важно. Пытайтесь наработать в себе какую-то мастеровитость. Мне восемь лет подряд довелось быть председателем жюри Грушинского фестиваля, (который имел характер всесоюзного), и через мои руки прошло огромное количество песенных текстов. Глаз на них не останавливается. Серо, безысходно и безграмотно. Работайте над формой!

Вопрос (неразборчиво):

В свете всего, вами сказанного, ваше отношение к такому барду, как Вадим Егоров?

Дм. Сухарев:

Сейчас всех перессорить между собой хотите?

А. Городницкий:

Нет, зачем. Всё, что я говорю сейчас, я берусь открыто сказать. Женя Клячкин моё мнение знает. Саша Дольский и Саша Суханов тоже. Я к ним очень доброжелательно отношусь, они все люди одарённые. Хоть в разной степени по отношению к музыке и к поэзии. Что касается Вадима Егорова, то он как раз ближе к профессиональной поэзии, чем многие другие. Более того — у него книга стихов сейчас выходит. Пишет он достаточно мастеровито и человек литературно одарённый. Но вот у меня какие к нему претензии: элемент пошлости. "Когда Вы умерли, Шукшин..." — меня коробит. Я считаю, что В. Егорову нужно серьёзно учиться. И воспитывать в себе вкус. Вкуса ему иногда не хватает. Но это моя личная точка зрения. Я могу быть не прав. Я человек уже в возрасте и у меня свои соображения, свои любимые и нелюбимые поэты. Кроме того, я ленинградец. Это очень важно. Как нам говорят: "Ваш великодержавный провинциализм". Например, поэты типа Евтушенко и Вознесенского, то есть поэты, которые привыкли "брать на крик", мне не близки. Это не имеет отношения к их таланту, к их воздействию на массы. Мне больше нравится, когда "на глубину".

Вопрос (неразборчиво):

Вы говорили о Саше Суханове, что он пишет прекрасные вещи на прекрасные чужие стихи. Как вы относитесь к таким песням, как "Романс старости", где он достаточно вольно обошелся с рубайями Хайяма?

А. Городницкий:

Большое спасибо, вы подняли очень интересный вопрос. Однако я никогда не писал песен на чужие стихи, и не знаю, как можно их рубить, не рубить, добавлять и прочее. Мне это, вообще-то, кажется чудовищным. Но я могу высказать свои соображения только как дилетант. Помните, я приводил пример с народом? Народ взял и обрубил стихи К. Рылеева, Н. Некрасова и т. д. Е. Клячкин в своё время написал песню на очень любимые мною стихи И. Бродского "Пилигримы". Песня хорошая, но он выбросил строфу, которая мне очень нравилась:

"И быть на Земле закатам,

Пылать над Землёй рассветам,

Удобрить её солдатам,

Одобрить её поэтам..."

Какие прекрасные строки! Мы долго с ним дискутировали на эту тему. Это не кощунство! Тем более я не уверен, что можно устраивать вивисекцию над стихами средневековых поэтов. Это ведь дело очень опасное. Когда я слышу, как талантливая идиотка А. Пугачёва поёт Шекспира, изменяя слова "твоей любви" на "моей любви" — у меня остатки волос дыбом поднимаются. Я ничего не могу сделать — я хочу выключить приёмник. Это очень опасный эксперимент. Степень вмешательства определяется вкусом интерпретатора.

Дм. Сухарев:

И в то же время я считаю, что нельзя запрещать. Даже когда кто-то пишет на мои стихи, я считаю, что они имеют право делать с ними, что хотят...

А. Городницкий:

Правда? Ну, ты очень добрый человек... Я считаю, что никто не имеет морального права уродовать чужие стихи. Впрочем, тут речь идет о внутренней этике автора песни, берущего чужие стихи. Что он может, и чего он не может. Вопрос сложный. И думаю, что лучше не трогать ничего. Брать либо целиком, либо... Может, я не прав.

Дм. Сухарев:

А, по-моему, нельзя публиковать стихи, искажая. Публиковать стихи поэта в искажённом виде композитор не имеет права. Но предлагать свой вариант на суд слушателей, примет народ или не примет, — имеет право. И победителей тут уже не судят. Пугачёва со своим вариантом стихотворения не победила, она сама себя высекла. Но в других случаях это принимается и, в конце концов, стихотворение от этого не теряет. Разрешал автор или не разрешал — не имеет, по-моему, значения. Раз это принимается и начинает жить новой жизнью, то этот вариант имеет право на существование. Тот же Берковский. Нет такой песни, где он что-нибудь не сделал со стихами. При мне, живом и здоровом (я сижу тут же на сцене), Берковский поёт на мои стихи, а потом я выступаю и говорю, что это он сделал без моего разрешения, но я с этим... смиряюсь, что ли. Когда я буду читать то же стихотворение, как стихи, я восстановлю свой собственный текст. Я считаю, что как стихи их правильнее читать так, как я написал. Например. "Куда ты уехала, Сьюзен". Там есть кусок, который он вообще в песню не включил, есть две строчки, которые я специально для него написал. Он попросил: "Вот тут у меня есть музыкальный кусочек, который надо чем-то заполнить". Мы посидели и что-то написали. Не знаю, лучше или хуже. Он даёт новую жизнь этому произведению и поэтому имеет право адаптировать его для новой формы бытования.

Возвращаясь к Суханову, я хотел бы высказать своё мнение. Мне кажется, что в отличие от С. Никитина, у которого есть хорошее ощущение соответствие музыкальной стилистики тому, что заложено в стихах, у А. Суханова на этой почве очень часто бывают проколы. Иногда у него никакого соответствия нет. Например, к норвежской народной песне "О деревянном башмаке" он написал совершенно чужеродную мелодию. Но получилось удачно. Он попал, и победителей не судят. Однако в некоторых случаях он очень сильно ошибается в музыкальной трактовке чужих произведений. Возьмите стихотворение А. Тарковского "Портрет". Суханов написал на эти стихи какую-то смешную песню. Рассмешить народ решил. На самом деле, стихотворение очень личное, трагическое. Над этим безнравственно смеяться. А он сделал из этого какой-то балаган. Вот такие вещи, по-моему, недопустимы. Потому что здесь не просто стилевое непопадание, но нравственный промах.

Я хотел бы остановиться на одном из тезисов сегодняшней лекции, который был высказан и на предыдущей встрече с поэтом Алексеем Королёвым: стихи, написанные для песни, должны отличаться от просто стихотворения в том смысле, что песня должна быть понята сразу. Мне кажется, это было правильно раньше, но с началом эпохи магнитофонной культуры положение изменилось, потому что к сложной песне можно возвращаться неоднократно и вникать в неё так, как раньше можно было перечитывать книгу стихотворений. Единственное, в чём возникает фактор риска — первое исполнение песни на концерте. Вот тут можно провалиться. Но на этот риск можно идти сознательно, если знаешь, ради чего идёшь, и веришь, что твоя публика вернётся к песне, послушает её ещё и может быть поймет её так, как ты хочешь. Я знаю это на собственном опыте. Потому что часто бывало, что песня, написанная на мои стихи, первый раз совсем плохо принималась, но потом её начинали понимать и принимать, и она становилась своей. Мне этот момент кажется достаточно интересным.

И еще один тезис мне показался достаточно спорным: что песня должна носить неличностный характер.

А. Городницкий:

Наверное, я не очень точно сформулировал. Прослеживая историю народных песен или адаптацию и редактуру песен, которые писали поэты, замечаешь, что от большого количества конкретных деталей песня освобождается, как правило, в процессе прохождения через народный исторический фильтр. Пример с отавами, "Выхожу один я на дорогу" и другие. Это естественно, потому что чем больший круг поющих приспосабливает песню под себя, тем больше редактура, которая вымарывает всякие конкретные привязки. Это просто эволюция песни.

Дм. Сухарев:

Но посмотрим на эволюцию нашей худсоветской песни, то есть тех песен, которые звучат на радио, в кино, с эстрады и которые приняты худсоветами. Я их называю худсоветскими песнями. Потому худсоветы и принимают эти тексты в первую очередь, что они не какие-то там личные, касаются лично тебя или лично меня, а относятся как бы ко всему народу. Если это какой-то парнишка, то это некоторый обобщенный советский парнишка. Именно на этом пути эта песня дошла до того ничтожного состояния, в котором она сейчас находится. Именно этот неправильный тезис её в первую очередь погубил.

А. Городницкий:

Я с тобой согласен. Ты совершенно прав. Это различные тезисы: то, о чём я говорю, и то, против чего возражаешь ты. Я имею в виду не общее слово "мы" и не радостную улыбку: "сегодня мы как никогда, а завтра гораздо ещё", а совершенно другие вещи. Если песня написана не от лица конкретного человека, не его личными переживаниями и личным восприятием, то ей грош цена. Она никому не нужна, если она автору не нужна. То есть автор должен выразить свое личное, а не похожее на то, что писали Петя, Вася и Маня позавчера. Тут нет противоречия.

Реплика из зала:

Должны быть характерные черты. Мне всегда казалось, что есть песни равно для двух вещей: песня для общения — та, которая сделана так, что она звучит, когда её поют вместе. Для каждого она своя, но она и для всех вместе одновременно. И поэтому она звучит, и поэтому она вспоминается и любится. А бывают песни, которые даже представить трудно, что их можно петь вместе. Просто она и сделана по другим законам. И когда её исполняет профессионал, то мы слышим, что это произведение искусства, которое трудно повторить. А если её исполняет профессионал, мы уже делаем скидку на то, что он старается показать... и, по-моему, обе эти песни лучше.

А. Городницкий:

Да, я согласен с этим. Я совершенно не представляю себе. Чтобы какой-то другой исполнитель мог петь песни Высоцкого. Я их слышу только его голосом. Они не становятся от этого менее народными. Я имею в виду главные песни: "Баньку", "Балладу о детстве". Это личностные песни. А, например, песню, которую я слышал в детстве — "Миленький ты мой, возьми меня с собой...", можно петь хором, но каждый будет думать про своё. Так что тут каких-то общих законов нет.

[i]Запись с фонограммы.

Расшифровку сделали В. Коган и Г. Суворова.

Редакция текста Ю. Черноморченко.

Отпечатано в 5 экземплярах.

КСП "Галс", апрель-сентябрь 1984 г.[/i]