Ежегодно, в первых числах сентября, в бухте Шамора, что в пригороде Владивостока, происходит без преувеличения одно из самых поразительных явлений современной российской истории – знаменитый фестиваль авторской песни "Приморские струны". Историчность и значимость этого фестиваля состоит уже в том, что вот уже без малого четверть века на этом месте, среди сотен палаток и костров, с каким-то непостижимым отчаянием и бесстрашием звучит самая высокая русская поэзия.

Носителями, хранителями и полноправными творцами этой поэзии все эти годы были, как правило, самые обычные люди, не обремененные зачастую ни высшим образованием, ни даже осознанием важности происходящего. И если бы Иосиф Бродский, долгое время олицетворявший в мировом сообществе поэтическую Россию, побывал в фантастической обстановке "Приморских струн", он, пожалуй, испытал бы не самые приятные мгновения, воочию узнав, каких неприятных личностей он, собственно, олицетворяет: здешняя публика, надо сказать, презентабельностью не блещет, равно как и трезвостью.

И все же нет сомнения в том, что он, прижизненный классик и почетный библиотекарь Сената, услышал бы в некоторых песнях, звучащих здесь, те самые настоящие слова и строчки, делающие обычную русскую речь бессмертной. Например – такие:

...Человек неприметен с виду.

Каждый верит в свою планиду.

Греки торят дорогу к Криту,

зеки рубят окно в Россию.

Все пути, что ведут к нирване,

обрываются в Магадане.

Многогранность видней в стакане,

– вот претензия на мессию.

В стихах хабаровского барда Андрея Земского слышится, кстати, едва уловимая пародия на самого нобелевского лауреата. Но Земсков, недавно все-таки "угодивший" в Союз писателей, – только один из многих прочих, которые берут в руки гитару и, не помышляя об иной публикации, – поют в кругу друзей только что сочиненное.

Не вдаваясь в мудреные языковедческие категории, можно сказать, что в условиях большого бардовского фестиваля плотность поэтической материи достигает таких высоких порогов, что русский язык переплавляет снова и снова все свои алмазы. И городу Владивостоку явно повезло в том, что именно на его улицы "проливаются черными ручьями", как писал Окуджава, все эти "самодельные" песни и стихи: высокая творческая температура при этом неизбежно ощущается в повседневной жизни города.

За 23-летнюю историю фестиваля "Приморские струны" выросло несколько поколений дальневосточников, для которых сентябрьское паломничество на Шамору так же свято и непреложно, как Новый год. Повзрослевшие дети "стариков" везут сюда своих первенцев, а сами "старики", достигшие разных степеней достатка и положения, встречаясь всякий раз на берегу Шаморы, становятся моложе на 15–20 лет. Моложе и бескомпромисснее, так что порой диву даешься: все самые грустные строки песен, спетые ими здесь, давно и буквально сбылись, от былого единения остались, казалось бы, только осколки. Их кумиры давно умерли, те – далече, а иные – напрягаю свои паруса по ночным клубам и зарубежным гастролям. Но "Приморские струны", несмотря на почтенный возраст, никак не хотят становиться прошлым: здесь снова идут горячие споры о будущем фестиваля.

Есть счастливые и процветающие страны, где никогда не было ни одного великого поэта. Есть большие города, жителей которых объединяет разве что прописка. Владивосток – феноменальное явление. К бардовскому сборищу готовится весь город, а к фестивальной поляне с разновеликим стремлением спешат навороченные джипы и битком набитые электрички: сугубо поэтический праздник стал фактически общенародным, отчего сама его структура стала невероятно сложной, запутанной и зачастую – болезненной. Фестиваль гитарной песни давно вышел за собственные рамки, что неизбежно приводит к достаточно жестким концептуальным разногласиям между его организаторами, между бывшими единомышленниками, которые еще пять лет назад хором пели "Возьмемся за руки, друзья...". В последнее время появляются даже некие интриги, которые, к счастью, почти всегда находят свое разрешение при очередной встрече на Шаморе. Впрочем, даже это место – знаменитая на весь мир Шамора – перестала быть священной бардовской Меккой: год назад некие фирмачи выкупили права на этот берег и заломили несусветные цены. Организаторам "Приморских струн" пришлось переносить фестиваль в соседнюю бухту. Нынешний праздник проходил на новом месте, в бухте Три Поросенка, гораздо более тесной и неудобной.

[]b]Сергей Булгаков[/b], председатель фонда "Приморские струны", возглавляет оргкомитет фестиваля с 1997 года. По образованию – актер, автор множества песен, бард с очень ярким, индивидуальным стилем.

– Разумеется, бардовский фестиваль не может бесконечно оставаться островком ритуального пения у романтического костра. Ему все-таки четверть века, и на дворе – третье тысячелетие. Сегодня. Кстати, развести костер на берегу порой стоит денег. Кроме того, неимоверно возросла разница между минимальным финансированием со стороны властей и реальными ценами. Лет 8–10 назад можно было выбить у мэрии 8–10 тысяч рублей из бюджета – и организовать все, даже доставку слушателей из города. В этот раз нам удалось, к примеру, получить от краевого управления культуры только 10 тысяч рублей, и больше не копейки. Спонсор из экзотического гостя превращается в ключевую фигуру.

Фонд "Приморские струны" вынужден был зарабатывать на проведение фестиваля в течение всего года, а заключению надежных сделок под "Струны" все еще мешает устойчивый миф о том, что для публики нашей главное – выпивка и бессмысленное "тусование". К большому моему огорчению, госчиновники, даже напрямую отвечающие за народное творчество, по старинке относят "Приморские струны" к разряду мероприятий, которые проводятся для галочки в отчете и желательно – за копейки.

Наш фестиваль не может отменить ни погода, ни президентский указ, владельцами его являются тысяча людей, неизменно приезжающих сюда из городов и поселков Приморья, со всего Дальнего Востока. Как организатор трех последних фестивалей могу подтвердить худшие опасения многих, кому не нравится, как изменилась структура и содержание фестиваля. Пора создавать собственную маркетинговую службу и получать деньги даже за использование логотипа, за фонограммы и видео, за концерты. У нас есть уже многолетние спонсоры, которые ждут от нас, прежде всего, а значит, обвинять нас в том, что мы, дескать, пустили в храм торговцев – глупость. Еще больше нужно торговать и торговаться. Слово "публика", "шоу", "коммерческая выгода" для такого большого праздника должны быть такими же главными словами, как и слова самых любимых песен.

В этом году мы готовили фестиваль с невероятным трудом, очень многое пришлось оплачивать из собственного кармана. Много потратили на восстановление имиджа, на рекламу, на Интернет. У "Приморских струн", на мой взгляд, нет иного выбора, кроме как стать международным музыкальным праздником, в котором прежняя гитарная, бардовская составляющая будет самой важной, но все-таки не единственной.

Сергей Рыбалка, руководитель и организатор фестиваля "Приморские струны" на протяжении почти двух десятилетий до 1995 года. До сих пор остается живым символом тех, старых "Струн". Выпускник ДВТИ, он бросил геологию и стал организатором уникального передвижного театра-шапито. Нововведения в организации бардовского фестиваля последних лет воспринимает с болезненным раздражением, а накануне этот сентября неожиданно развил нехарактерную для себя активность в официальных кругах, выступив на совещании в краевой администрации с очень жесткой критикой булгаковской модели.

– Заработать в ходе проведения фестиваля можно даже на сдаче бутылок, было бы желание и здравый смысл. Не говоря уже о рекламе, политике и прочих пиарах. Но когда на фестивальной поляне для нормального человека с нормальными понятиями об авторской песне все мешается в одну кучу – сам праздник начинает забывать, откуда он пришел и куда он идет. Если через пару-тройку лет "Приморские струны" перестанут вовсе притягивать талантливых авторов и исполнителей, то все кончится такой грустью и скукой, о которой организаторы нынешних "шоу" и не подозревают.

В самом деле, пусть Шамора станет Юрмалой или даже Славянским базаром. Но что-то внутри этих популярных (и, видимо, доходных) песенных фестивалей я не помню ничего, даже отдаленно напоминающего наши прежние "Струны". Автор гениальной песни – почти всегда человек негромкий. Вспомним из "наших мэтров": Артура Пилипенко, Венцлава, и нынешних живых классиков – Левковскую, Иванова, Маловинского. Мне трудно представить, что они легко впишутся в грохочущую фиесту. Именно поэтому за последние годы наиболее яркие авторские открытия происходят в стороне от "Струн".

А главное, о чем всегда забывали разные чиновники от культуры, а теперь вот – и мы сами: песенный фестиваль – не просто многоголосое скопище поющих, а уникальный естественный фильтр, мгновенно и наглядно показывающий всем и каждому великую разницу между графоманом и гением, между тихим откровением и эстрадным кичем. Этот фильтр никакими конкурсами в разных других местах не подменить. Кто-то когда-то по глупости решил, что надо отменить конкурсный отбор, что состязательность вредит творчеству. В итоге к микрофону стали чаще прорываться те, кто понапористей да понаглее, а не те, кто искренней и точнее.

Раньше фестиваль на Шаморе формировал эмоциональный климат всего дальнего Востока, а сегодня атмосферу на фестивальной поляне может запросто изменить совершенно посторонний для авторской песни человек, например, какой-нибудь профессиональный ди-джей. Эту грустную перемену не оправдает никакая коммерческая удача.

Ольга Левковская, "Лёвка", – известнейший автор песен, неподдельная интонация которых узнается с первых аккордов. Несколько лет работала в театре Сергея Рыбалки "Перекресток". На жизнь зарабатывает ремонтом квартир.

– Мне сложно сравнивать – было ли хорошо на "Струнах" при Рыбалке, и стало ли хуже при руководстве Булгакова. Мы были моложе, наивнее – и значит, счастливее. Сегодня многое стало хуже – вода, хлеб, песни. Но и на старых "Струнах" бывали провалы и ошибки. Сегодня Сережа Булгаков делает свои ошибки, но никто не станет спорить с тем, что при нем фестиваль получил новое дыхание. Я не очень-то верю в то, что атмосфера фестиваля может быть отравлена какими-нибудь спонсорами или артистами. У "Струн" слишком большая "творческая масса", огромный запас доброты и сострадания, для которого какая-то "Сибирская корона" может что-то испортить (хотя – все пили сибирское пиво ...и в один голос вспоминали нашу родную "Пивоиндустрию").

А вообще, авторы песен, ради творчества которых идет такой крутой разговор, – они люди не столько тихие, сколько – самодостаточные, замкнутые на своем творчестве. Мне, вместо этой дискуссии, легче вспомнить несколько строчек из своей старой песни, я писала ее давно, в 1989 году, когда мы все еще так горячо и искренне относились друг к другу:

...Раньше мы находились там,

А теперь находимся здесь,

Но там и здесь – в одном лице –

Пытаемся через себя перелезть.

Круто дорогу заносит ввысь,

Нет ступеней и нет перил,

Пот стекает по лицам вниз,

Но мы торопимся, мы спешим...

Раньше нам запрещали петь,

А теперь запрещают жить.

Жить, не жалея о том, что есть!

Нам по теченью уже не плыть.

Нам ошибаться и нам искать,

Быть на краю фальшивых идей...

Но самое главное – не упасть,

Не волочиться в ногах у людей...

В спорах вокруг судьбы "Приморских струн" есть еще и "третейская" сторона. Когда рушился театр "Перекресток", когда "старики" затеяли спор о первородстве вокруг "Приморских струн", во Владивостоке вдруг появился новый песенный клуб "Ключ". "Ключовцы" прославились нестройным хоровым пением своего гимна – "Когда мы вернемся, разлуку изъяв из груди..." и странным для конца 90-х единением душ, поразительным энтузиазмом. В этом очень молодом сообществе выделялся очень молодой лидер по прозвищу Маленький. А совсем недавно он, Игорь Попков, провел свой собственный фестиваль, принципиально не озадачиваясь ни спонсорами, ни микрофонами, ни рекламой: только круг близких по духу (хотя порой приехавших из весьма удаленных городов), и – никакой "публики". По отзывам участников этого "маленького" фестиваля, они испытали давно забытое ощущение достоверности, искренности и тепла.

Игорь Попков, 28 лет, журналист, сменил множество адресов и мест работы. Намерен ежегодно проводить свой, альтернативный фестиваль, поскольку, по его мнению, "Приморские струны" давно превратились в нечто чуждое всей эстетике поэтической песни.

Театр песни как явление немассовой культуры

отрывки из программной статьи, полный текст можно найти по адресу www.strings.primorsky.ru)

...То, что мы пели пятнадцать лет назад, называлось "самодеятельной" песней.

После распада движения КСП в 90-х годах мы отсиживались на кухнях и пели ностальгические гимны своему прошлому. Это никак не называлось, потому что было как имя Бога.

...Вскоре, честно пытаясь найти ответы и дать имена, мы выбрали себе разные пути.

Мы – это дальневосточные "барды", которых к концу 90-х стало так много, что говорить сегодня от лица всех я уже не имею права. Поэтому всё, что последует ниже – только личные наблюдения и личный опыт.

Широта минус глубина

Долгое время я был убежден, что движение авторской песни – явление не просто массовое, но прямо-таки гигантское по масштабности. Статистика развития крупнейшего Дальневосточного фестиваля "Приморские струны", на первый взгляд, подтверждает эту мысль. Судите сами: в 80-х годах он собирал до 2 000 участников, в 1993 году туда съехалось едва ли 300 человек, а в 1998 – уже целых 5 000. Глядя на цифры, создается впечатление, что народ, постепенно осознав свой новый социальный статус после перестройки, стал больше думать о душе. Однако давайте присмотримся: что это за народ?

Присмотревшись. Понимаешь, что так называемые "участники" в массе (которая, собственно, и делает статистику) приехали на фестиваль за чем угодно, только не за песнями. Большинство из них – случайные горожане, которым все равно, что за тусовка происходит на Шаморе. Наверное, менее, чем десятая часть собравшихся имеет внятное представление о творчестве Визбора. Причем, если среди них появляется, скажем, новый интересующийся юноша, он зачастую не знает, куда приткнуться. Он видит бесформенную толпу пьяных и полупьяных соотечественников, снующих от сцены к сцене в поисках приключений – почти как в ночном клубе.

А мы, "динозавры" КСП (я имею в виду тех, кто участвовал в доперестроечных фестивалях), отчетливо видя эту картину, почти ничего не делаем, чтобы исправить положение. Мало того, наиболее находчивые из нас давно уже научились извлекать из него простую материальную выгоду.

Я пробую не осуждать, но присоединиться к этой тенденции никак не могу. И вот почему.

Мне не интересна песня-призыв, которую, сплотив ряды, поет в едином порыве тысяча человек. Мне интересна песня-боль, которую, затаив дыхание, тысяча человек слушает. Первое организовать легко, второе – практически невозможно. Поэтому в первом случае песня – легкодоступный товар, а во втором – откровение, не имеющее долларового эквивалента.

Путь вширь понятен и вполне современен, под него можно найти спонсоров и вскоре купить сотовый телефон. Путь вглубь плохо исследован, аскетичен и в наше время может принести лишь моральное удовлетворение. Но и то, и другое, вследствие человеческой потребности все классифицировать, сегодня называется авторской песней.

Новерное, в этой ситуации было бы логично, чтобы барды-купцы поддерживали бардов-поэтов. Может, где-то так и бывает, да я не знаю где? То, что происходит у нас на Дальнем Востоке, похоже на вечный спор о первичности духа или материи: нужно ли заниматься тем, что не продается?В рамках такой метафоры я – убежденный идеалист, и отсюда, видимо, происходит моя позиция в этом споре.

Песни всякие нужны?..

Испокон века человеческая культура делилась на "высокую" и "народную". Научно-техническая революция, совершенные средства коммуникации, решающая роль капитала и всеобщее избирательное право в наш век практически стерли эту границу и дали жизнь понятию "массовая культура".

Барды, бояны, мейстерзингеры, шансонье и другие прародители нынешних авторов-исполнителей всегда стояли несколько особняком. На мой взгляд, они в большей мере были духовниками, нежели артистами, традиции их творчества восходили к шаманам и заклинателям погоды. Их песни не вписывались в социальные рамки: не служили интересам определенных сословий, не годились для развлечения. В каком-то смысле они, наверное, были ближе к религии, чем к искусству, причем к религии негосударственной, диссидентской.

В таком контексте современный автор-исполнитель, "раскачивающий" зал с помощью многократного повторения бессмысленного припева, выглядит, как минимум, нелепо.

Я не предлагаю запретить "попсу" – я предлагаю научиться различать ее и отводить ей подобающее место. Это бывает довольно сложно, потому что она бывает одета и в смокинг, и в штормовку, и говорит на сотне языков.

...Пока развлекательность будет считаться главным качеством искусства, песни, несущие откровение, будут слышны лишь очень немногим. На нашу же долю выпадает простейшая задача – рассказывать другим о том, что в звучащей песне может быть заключена целая вселенная...

Глубина плюс широта

Жанр искусства, о котором я здесь размышляю, скорее всего, никогда не станет популярным. Наверное, театр песни был, есть и будет искусством в лучшем, духовном смысле, эитарным. Действительно, сложно требовать от человечества, чтобы оно вдруг стало ждать от своих эстрадных кумиров доверительных разговоров о душе.

В этом отношении театр песни должен быть интересен не столько широкой, сколько разноплановой аудитории. Эту аудиторию объединяет именно духовность – стремление проникнуть в суть явлений, найти бессмертный смысл в капле дождя. Язык, форма – внешнее проявление такого отношения к бытию – не имеет особого значения. Наверное, в любой сфере жизнедеятельности найдется истинный художник, осознающий себя как внесоциальное существо и живущий по неписаным законам духа.

У песенной формы есть одно важное преимущество перед другими носителями этой идеи: доступность и простота, при чрезвычайной силе эмоционального воздействия.

Поэтому о театре песни все-таки нужно говорить широко. Не нужно искусственно раздувать аудиторию, работать зазывалами, но информацию следует доносить всеми доступными способами. Благо, сейчас это не так сложно.

Надо устраивать, насколько возможно, концерты, мастерские, фестивали – пусть небольшие, но концептуально выдержанные. И терпеливо выслушивать, объяснять, показывать. И ни под каким предлогом не скатываться к шоу! – оно получится скучным, массы останутся недовольны. А тот мальчик, который пришел к нам вместо ночного клуба, решит, что его опять обманули.

(Июль, 1999 г.)

Репортаж

Михаила ЦЕДРИКА,

Фотографии

Юрия МАЛЬЦЕВА