Владимир Ланцберг ушел. Наверное, туда, откуда приходили его песни

Володи Ланцберга не стало. В красивом и уютном Нюрнберге, где он несколько лет назад поселился уже очень больной, за его жизнь боролись и боролись.

Знаю я это по отголоскам и звонкам оттуда, недавним в том числе. Я была там года полтора назад, но на концерт он не пришел. В прежние, саратовские или метафизические туапсинские, его времена он тоже не приходил. Да это не важно. И не было важно.

Володя Ланцберг – инопланетянин.

Космический патруль – "люди в черном" – усмиряет и истребляет несмирных пришельцев в одном обаятельном фильме.

Совсем не смешные – "люди в сером", наше родное – давно одержали все свои победы над инопланетянами...

Ланцберг был инженером в Саратове, объяснялся, вольнодумец, с тамошней безопасностью, в 70-е писал и пел песенки и еще примерял на себя что-то невидимое... Что-то вроде макинтоша Януша Корчака. Он занимался с детьми, малыми и побольше, чем-то своим особенным, преподавал им стихи, музыку. Или стихомузыку. Или независимость – оно вернее.

Много мифов о Володе Ланцберге слышала я за эти 20–25 лет: табу на его концерты в Саратове, разгон подростковой авторской школы в Туапсе. Внутри этой колбы, где клубились неувязки и подлинные гонения, неуютность и неугомонность характера, светилась еще и музыка. Это были песенки легкого ритма, полные речитативного говорка, а последние уже совсем грамотно, деликатно оркестрованные, и всегда с его собственным грустным инопланетным лицом.

Я надеюсь (а документального я знаю об этом маловато), что последние годы Володи Ланцберга, прожитые в Германии, были и музыкой, и Европой, и любовью людей – тех, что были с ним рядом.

В списке этого лета – Боря Вахнюк, Витя Берковский, Валя Никулин, Володя Ланцберг.

Все они пели стихи. Все улетели на другие планеты. С нами их уже не будет. Но, если слушать музыку, хорошо бы при этом поднимать голову повыше. Настоящие песенки приходят как сигналы с других планет. Туда же, видимо, и уходят.

До свидания, Володя Ланцберг.

Вероника ДОЛИНА, 1 октября, Москва

29 сентября не стало Владимира Ланцберга

Мы знали, что к этому все идет. Знали, что Берг очень тяжело болен – настолько, что даже решился уехать на лечение в Германию, чего отчаянно не хотел делать. Понимали, что означает его неприезд на слет Второго канала, ставшего в последние годы его главной заботой и гордостью. Слышали в его собственном голосе какую-то прощальную интонацию.

Знали, понимали, слышали – и не хотели этого знать. Заслонялись отчаянной надеждой на чудо. Потому что не могли себе представить мира, в котором нет и уже никогда не будет Берга. Потому что, как сказал один наш общий друг, "это как-то уж слишком неправильно".

Когда умирает замечательный человек, у него сразу оказываются сотни и тысячи друзей. Обычно это выглядит смешно, но с Ланцбергом все так и было: он обладал удивительным даром плотно и всерьез дружить с огромным числом людей, уделяя каждому из них строго поровну – всего себя. Больше доставалось только Ирине – жене, музе, судье и ангелу-хранителю, до конца отчаянно боровшейся с Володиной смертью.

Теперь у нас есть только его песни, стихи, рисунки, теоретические трактаты и оригинальные социально-культурные проекты. И еще – острое ощущение непоправимой потери, которую не может возместить никто и ничто. В том числе и все перечисленное.

Борис ЖУКОВ

Время славы

Из сборника КСПшных анекдотов от Берга

Синхронный перевод

Рассказывает Берг: "Апрель 1997 года, концерт в Обнинске. Принимают, как всегда, очень тепло, а некоторые зрители подпевают, но – так, "по-интеллигентски", про себя, только шевеля губами. Конечно, лучше, когда зал поет в голос, – можно сачкануть, но и так ничего. Лестно. А в зале полумрак, лица скорее угадываются, но что-то разглядеть можно.

Особенно порадовал меня совсем молодой человек, лет 14 на вид, который прошевелил губами все песни, от первой до последней. "Надо же, – подумал я, – как знает материал! Надо после концерта подойти, сказать что-нибудь приятное". Все заканчивается, зажигается свет. Нахожу глазами этого мальчика, а он все артикулирует... Жвачку жует!".

Что в имени?

Дело было, рассказывают, в середине семидесятых к северу от Москвы. На одном из полустанков в общий вагон какого-то "шестьсот веселого" поезда заваливает толпа туристов, предварительно "подогретых" по причине прохладного времени года. Рассаживаются по свободным местам. В одном отсеке посвободней – лишь бабулька спит на нижней полке, прикрыв лицо платочком, – туда набилось побольше.

Пригрелись и запели, в том числе полушепотом – Галича. Затем "поддали" еще и запели погромче, Галича в том числе. В какой-то момент поезд вдруг останавливается. Бабулька снимает платочек и принимает сидячее положение. Оглядывается вокруг и произносит: "А-а, Галич!". Все разом трезвеют и замолкают. Начинают соображать, что же будет и как себя вести на допросе. Тут поезд трогается, и мимо окна проплывает горящее в вечернем небе название станции: "ГАЛИЧ".

Неадекватно

Рассказывает Берг: "Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973 года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил за это)... Но все равно настроение было поганое.

И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну, думаю, сейчас вылезу – морду набью! Вылезаю, смотрю – киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит".

Владимир ЛАНЦБЕРГ

Песенка слепых

(По мотивам к/ф "Легенда о Тиле")

Кой черт от солнца щурить глаз,

Не видя ни черта?

Пусть темнота пугает вас –

Нас кормит темнота!

Встаем во тьме, идем во тьму –

В нужде, в дерьме, в крови...

Привыкнуть можно ко всему.

Привыкни – и живи!

Сподручней всем держать свой путь

За кем-нибудь одним.

Воскликни "Вижу!" кто-нибудь –

И мы идем за ним.

Пускай нас ждет не рай, не мед –

Неверный торим след,

Но проклят будь, кто вдруг поймет,

Что первый тоже слеп!

Чем зря глазеть по сторонам,

Себя уняв с трудом,

Давай пристраивайся к нам –

Авось, не пропадем!

Вставай во тьме, иди во тьму –

В нужде, в дерьме, в крови...

Привыкнуть можно ко всему.

Привыкни – и живи!

12 апреля 1978

***

Старею,

друзей совсем узнавать перестал.

На улице кричу ему:

– Эй, друг,

спичек не найдется?

Он оборачивается,

а я гляжу –

и не друг он мне вовсе.

1986

Завещание – часть I

Положите сверху камень,

Ну, а больше – ничего.

Камень может жить веками.

Камню краска не нужна.

Краеведы скромный серый

Не заметят мой редут,

И орлята-пионеры

Сбор подальше проведут,

Сбор в сторонке проведут.

Сверху камень положите,

не пишите ничего.

Чтоб не знал и местный житель,

Что под ним валяюсь я.

Чтоб среди каменьев прочих

В час, когда заест тоска,

Только тот, кто очень хочет,

Мой булыжник отыскал,

Нас обоих отыскал.

Положите камень сверху,

Только больше ничего.

Отвалю его, как дверку,

Как почую, что — пора,

И подамся, не прощаясь,

В зелень, в темень, в синеву,

Превращаясь, превращаясь

То в корягу, то в сову,

То в дворнягу, то в траву...

1989