В старой песенке поется: После нас на этом свете Пара факсов остается И страничка в интернете... (Виталий Калашников) |
||
Главная
| Даты
| Персоналии
| Коллективы
| Концерты
| Фестивали
| Текстовый архив
| Дискография
Печатный двор | Фотоархив | |
||
|
|
www.bards.ru / Вернуться в "Печатный двор" |
|
16.11.2014 Материал относится к разделам: - Персоналии (интервью, статьи об авторах, исполнителях, адептах АП) Персоналии: - Окуджава Булат Шалвович |
Авторы:
авторы не указаны... Источник: Не сложилось в Шамордине // Весть. – 2012. – 26 апр. |
|
Не сложилось в Шамордине |
Публикуем отрывок из новой книги о калужском этапе Булата Окуджавы. 9 мая – день рождения Булата Окуджавы – поэта, барда, фронтовика. К этому времени подоспела долгожданная книга Рудольфа Панферова "Простой романс сверчка" (Калуга, "Золотая аллея"). О пребывании поэта в самой Калуге наши земляки имеют какое-то представление. Но ведь Калуга – не первое место в нашей области, где появился Окуджава. Были Перемышль, Шамордино, Высокиничи. Все это отражено в книге Р. Панферова. Как он вообще оказался в Калужской области, потом в Калуге? Об этом он вспоминал: "После окончания филологического факультета Тбилисского университета произошло распределение, и я был направлен во Владимирскую область. Меня это устраивало: недалеко от Москвы, где я родился и жил в детстве. Возможность вернуться в Москву была давно утрачена. Отец репрессирован и расстрелян на Урале, где он работал первым секретарём Нижнетагильского горкома партии, а матушка... Матушка к этому времени ещё отбывала срок своей высылки. И вот я пустился в дорогу. Благополучно добрался до Москвы, сходил в министерство образования, где мне выправили документы на Владимир. 1950 год. Сталинские времена. И вот я на вокзале, и вот уже еду в незнакомый мне город. Приехал вечером, довольно поздно. Идти некуда, в городе никого не знаю. Надо переждать до утра. Впереди вся ночь. Сижу эдак, пригорюнился, огляделся. Смотрю — народ снует в дверь туда-сюда. Ага, ресторан привокзальный. Дай, думаю, и я туда же. Ресторанчик оказался опрятным и почти пустым. Снующие мужички подходили к буфетной стойке, выпивали водку и, едва закусив, быстро удалялись. И так это кружало всё само собой шло. Я выбрал укромный столик под белой скатертью и в ожидании официантки погрузился в дорожную скуку. Какие-то строки пришли, воспоминания нахлынули разные... К действительности меня вернул строгий голос: "Гражданин, чем вы тут занимаетесь?" Поднимаю глаза: милиционер. Вот ещё не хватало! – Да так, – говорю, – кое-что вспоминаю. А сам записную книжечку прячу в карман. Она-то его, как видно, больше всего интересовала. – А ну, пройдёмте, – говорит, – в отделение. Я побрёл за ним, и разные нехорошие мысли лезли в голову. В отделении посмотрели мой паспорт, диплом и направление. – Хорошо, теперь покажите, что вы записывали? Достал блокнот и положил на стол. Офицер внимательно листал его, вчитываясь в записи. Наконец, протянул блокнот мне. – Советую на вокзалах ничего не записывать. – Но ведь это стихи, так, бред какой-то... Он с усмешкой посмотрел и не то посоветовал, не то приказал: – А теперь идите... Первым же поездом я вернулся обратно в Москву. Древний Владимир не принял меня. Куда податься, что делать? Сижу и раздумываю. На вокзале шум, толкотня. Рядом на скамейке с резными буквами МПС лежит чья-то газета. – Разрешите посмотреть, – спрашиваю у соседа. – Газету оставил какой-то пассажир, так что берите. Стал читать. Помнится, даже какие-то стихи там были. Содержание газеты было недурным. Чьё же это издание? Читаю: Калуга, площадь Ленина, редакция газеты "Знамя". И почему-то сразу решил, что поеду в Калугу, а там как-нибудь устроюсь. Утром следующего дня я был в Калуге. Нашёл облоно и предъявил документы, на моё направление во Владимир никто и внимания не обратил. Учитель с университетским образованием, к тому же согласившийся работать на селе вместе с женой, удачное приобретение. Направили в село Перемышль, а там зав. районо Павел Иванович Типикин принял весьма радушно: – Ага, значит, как говорят, грузин московского розлива, да ещё фронтовик, как замечательно! Я ведь тоже участник войны... И тут же подписал приказ о назначении в Шамординскую среднюю школу. – Едете в святое, можно сказать, место. Там в монастыре пребывала в монахинях Мария Николаевна, родная сестра Льва Николаевича Толстого. Одно время наш великий писатель даже присмотрел в слободе, примыкавшей к монастырю, дом для покупки. Хотел поселиться в наших краях, замыслив свой уход из Ясной Поляны. – Желаю успехов! – напутствовал он меня". Супруги – Булат и Галина – легко примирились с участью сельских учителей, трудности их не пугали. Галина Васильевна отнеслась к этому спокойно, её мягкий характер, природная жизнерадостность помогали в самых трудных обстоятельствах. И вот на перекладных добрались до Шамордина. Все вещи уместились в двух чемоданах и большой сумке. Тихий и тёплый августовский день клонился к вечеру. Слезли с пыльного грузовика, и увиденное сразу примирило их с судьбой. Великолепные, поразившие неожиданной величавостью окрестности. Плавной дугой уходящая вдаль река в обрамлении кустарников. Овальный луг с молодой отавой, древний холм с обнажившейся по бокам глиной, синеющая кромка хвойного леса – всё это сливалось в ликующее чудо природы и бытия. После грохота поездов, городской суеты, тряских грузовиков, взыскующих чиновников здесь было тихо и умиротворённо. ...А пока надо было обживаться. Они получили две комнатки в небольшом доме, рядом с Казанским собором. Коллектив отнёсся к новому пополнению хорошо, их восприняли как москвичей, оба закончили университет, красивые интеллигентные, таких здесь сроду не бывало. Однако глава семейства не очень-то старался стать среди коллег, что называется, своим – был несколько отстранённым, холодноватым, но учтивым, с чувством собственного достоинства. Галина же, напротив, добрая, улыбчивая, обаятельная, быстро нашла общий язык с коллегами и соседями, полюбилась им. Они считали её знатной и богатой дамой. Ещё бы, отец её, армейский полковник, живёт в Тбилиси. И муж вон какой – всегда модно одетый, в дорогом костюме. Шло время, коллеги привыкли к внешней непохожести на них экзотической пары. Выяснилось главное: интересные, добрые люди, настоящие интеллигенты, каких редко встретишь. Булата Шалвовича назначили классным руководителем шестого класса, до него там русский и литературу вёл директор школы Солохин, человек добродушный, но весьма самолюбивый. Отношения с учениками у нового классного складывались непросто. Он пресекал деревенские вольности (знаем, как он это умел делать). Учитель был настроен весьма благожелательно, но ему хотелось, чтобы ученики становились мыслящими личностями. Ему не нравилось, что они не могли сдержать в себе инстинкты, возвыситься над обыденным. После первого же диктанта пришли неприятности, весь класс получил двойки, и это при том, что до этого там преподавал директор, причём успеваемость была хорошей. Не могли же ученики нарочно сговориться, чтобы проучить нового учителя за его строгость. Конечно, тут же подключился директор, стал убеждать, чтобы Булат Шалвович исправил оценки. Да не тут-то было, он отказался категорически. Что подумают о нём ученики? Сядут на шею, и тогда он пропал. Он всё же надеялся, что ребята поймут его, он ради них старается, в конце-то концов! Потом были второй, третий облегчённые диктанты, но результаты почти не улучшались. Надо было приучить работать над ошибками, и начиналось всё сначала. Такое не понравилось директору, он счёл, что молодой строптивый коллега подсиживает его. Стал посылать к нему на уроки комиссии по проверке методики преподавания и педагогики. И пошли суды-пересуды. Окуджава-де погубит класс, доведёт до катастрофы и сгинет куда-нибудь. Надо сигнализировать наверх, по инстанциям. Учебный год подходил к концу, однако конфликт из-за злополучного диктанта не затух, ждал своего разрешения. Директор школы доложил обо всём в районо, поставил вопрос так: или я, или он. Приехала комиссия во главе с Типикиным. Провели проверку, собрали педсовет. Мнения, как всегда, разделились: одни обвиняли Окуджаву в заносчивости, гордыне, другие, их было меньшинство, говорили о его высоких профессиональных качествах. Дальше – больше, обвинения вдруг стали перерастать в политические. Вот тут-то и выручил Павел Иванович, он решительно пресёк наиболее ретивых и неожиданно обратил свою немилость против директора. Педсовет продолжался ещё два дня. Досталось и другим членам коллектива по поводу их морального облика: один выпивает, другой увлекается женским полом, третий увиливает от общественных нагрузок и ещё бог знает что. Булат Шалвович в этом не участвовал, держал принципиальную линию до конца. И вышел победителем, если, конечно, так можно сказать. Заведующий районо тактично поддержал молодого учителя, спас от более серьёзных последствий, какие запросто могли произойти в те времена. Рассказывали, что Окуджаву даже намеревались арестовать, соответствующий донос поступил в органы. Оказывается, среди учителей был осведомитель, который так дело не оставил. Написал, что Окуджава – сын врагов народа и слишком много позволяет себе в стенах школы. Павел Иванович и тут заступился, заявив оторопевшим сексотам: "Тогда и меня берите вместе с ним". Прошли годы. Булат Окуджава стал знаменит на всю страну. Регулярно в день своего рождения, 9 мая, старался уехать из Москвы. Дом, куда он обязательно наезжал, был дом Павла Ивановича Типикина в Перемышле, гостеприимный, по-отечески добрый и надёжный, к чему он стремился всю жизнь, живя под гнётом изгнания и подозрений. Сильным человеком был Павел Иванович, прожил восемьдесят семь лет. Был охотником и великим умельцем по выделыванию птичьих чучел. Наверно, некоторые из подаренных своему младшему другу где-нибудь красуются и до сих пор. ...Перед самой смертью захотелось Павлу Ивановичу услышать напоследок голос своего друга. Жена набрала московский номер. – Булат, звонит тебе дядя Паша... в последний раз. Спасибо тебе за всё, будь счастлив и здоров, прости, если что было не так... – Замолчал старый солдат, не в силах больше вымолвить слова... – И услышал в трубке такой родной, из тысяч узнаваемый голос: – Дорогой друг, дорогой дядя Паша, я недавно по телевизору выступал, так тебе язык показывал, неужели не видел? Живи, дорогой, ещё долго на радость мне... Я обязательно приеду к тебе ... В последний раз улыбнулся дядя Паша. Любил он Булата, как сына. Было это в 1995 году. Только на два года пережил Булат Шалвович своего старшего товарища. ...И все же из Шамордина пришлось уйти. Новое распределение. Зав. облоно предложил на выбор несколько районов. Окуджава поинтересовался, какой ближе к Москве? – Да вот этот, Высокиничский, граничит с Московской областью, родина маршала Жукова. – Туда и направляйте! В этот же день он сел на автобус до Угодского Завода, заночевал в районной гостинице, а утром прибыл к месту новой работы.
|
|
|
© bards.ru | 1996-2024 |